Сегодня у меня очень важный день. Мама с папой едут к бабушке и возьмут меня с собой. У нас есть большой мотоцикл, мама садится на заднее сиденье, а меня усаживают в люльку. Нет, это не та люлька, в которой качают маленьких детей. Это такой прицепчик сбоку от мотоцикла, в котором есть сиденье и багажник. На обратной дороге в нем будут лежать грибы и ягоды, а сейчас там пустые ведра.
Папа сказал, что мы поедем старой, короткой дорогой, чтобы успеть до темна. Он вернется домой после работы и времени останется совсем с крошечку. Поэтому мама с обеда стала собирать разные разности бабушке и мне постоянно приходилось что-то ей доставать из шкафа или с верхней полки. Из-за этого я не смогла пойти на улицу, хотя Люська мне кричала, чтобы я выходила. Наконец, всё собрали, упаковали в сумку. Мама положила одежду для меня, если вдруг, на обратном пути места не хватит, то меня оставят у бабушки. Я не против, у меня в деревне есть много подружек: Надька Охотина, Сашка Осипова, Танька – моя какая-то дальняя сестра и может быть будет Лариска из Челябинска. Она балерина и всегда показывает нам разные упражнения – хвастунья. Ну и что, что она живет в большом городе. Город мозгов не дает, так мама говорит.
Когда уже все было собрано, я побежала на улицу к Люське. Вышла, а её нет, куда-то убежала. Ну ничего, пойду искать. Она, наверно, у «крестиков». Есть такое место у нас в селе, оно совсем рядом, за крайними домами. Когда делали грейдер, там брали глину. Со временем откосы заросли кустами и высоченной травой, там стало уютно. Тем более, что рядом старица. Это потом, в школе, нам сказали, что такие глубокие рвы у реки, называются овраг.
Мы всегда там играем, и дом рядом и вода, и овраг такой глубокий, что нас там совсем не видно с дороги. Я угадала, Люська здесь. Сидит и ревет. Чего ревет? Непонятно. Подхожу ближе, а у нее в руках маленький воробышек мертвый.
- Он, наверно, из гнезда выпал, - спрашиваю.
- Нет, - ревет Люська, - его кукушка выкинула. И не воробей это, а маленький галчонок.
Спорить с Люськой невозможно – она знает все. Я просто соглашаюсь,
- Ну галчонок и галчонок, чего ревешь? Что делать-то будем?
- Его нужно похоронить, - заявляет Люська, - пойдем.
Ну пойдем, так пойдем. И мы пошли. По дороге нашли удобную палку-копалку и большое стеклышко. Теперь надо подобрать такое место, где могилку не найдут коты и не разроют. Мы пошли по высокому берегу старицы, стали искать место для галчонка. Ходили долго, я уже стала волноваться, уедут без меня родители, но тут Люська увидела маленькую ложбинку и сказала, что хоронить будем тут. Я начала копать ямку, а Люська стала из веточек и травы мастерить уютную постельку для птенца. Устали, но остались довольны. Постелька получилась очень милой, из стебельков травинок Люська сплела удобное гнездышко, а на самое дно положили листики клевера. На эту мягкую постельку положили трупик галчонка. Потом поместили в ямку, которую я выкопала и по краям украсили разными цветными стеклышками, которые нашли по дороге. Поверх положили большой кусок стекла, который нашли первым и украсили сорванными неподалёку цветами. Дело сделано, надо бежать домой, мама ждёт меня, наверно. И мы побежали домой.
Прибежав домой, я увидела, что папа уже пришел с работы и ужинает. Не опоздала, успокоила я себя.
- Набегалась? - спросила мама, - ещё чуть и уехали бы без тебя.
- Набегалась, - прокричала я и стала рассказывать, как мы хоронили галчонка.
Мама только улыбалась и собирала вещи для поездки. А тут и папа зашел и объявил, что мы едем. Я быстренько собрала все свои пожитки и побежала вслед за родителями на улицу, грузиться. На меня одели толстую куртку и платок на голову, чтобы меня не продуло ветром, хотя на улице было тепло. Папа дал мне огромные очки. Сбоку они полностью закрывали всё, видно было только прямо и чуть-чуть в бок. Это чтобы в глаза всякие мошки и мухи не залетели на ходу, объяснила мне мама. Всё, поехали. Мотоцикл заурчал и тронулся с места.
Ура! Я еду в гости к бабушке в деревню. Хотя мы живем тоже почти в деревне, но называется наша деревня селом. В чем разница, я не знаю. Такие же дома, такие же огороды, так же ездим в город на автобусе. И у них и у нас есть клуб и магазины. Всё так же… Не понимаю, почему у них деревня, а у нас село? В голове всё ещё роятся мысли о том, как мы хоронили галчонка, но быстро сменяющиеся картинки перед глазами, мешают основательно подумать, и, я начинаю думать о том, какая гладкая, накатанная дорога, по которой мы едем. Меня даже не трясёт почти. Вот только не знаю, как долго нам ехать. Мама говорила, что засветло приедем. Значит не так уж и долго будем в дороге.
Из немного ухабистой дороги мы, наконец-то выехали на асфальт. Папа прибавил скорость и ветер стал дуть сильнее. Правильно меня одели в куртку, а то, точно бы, замерзла. И в очки, то и дело, стукались разные летающие насекомые. От удара они размазывались по стеклу и скоро мне стало плохо видно, я закрылась пологом и сняла очки, но не тут-то было. Мама протерла их и снова заставила их одеть.
- Вот, в глаз прилетит что-нибудь, тогда узнаешь, как без очков ехать на мотоцикле.
- Сами без очков и ничего, - заканючила я.
Но мама была непреклонна, и я смирилась. Тем более, что мы уже съезжали с асфальта и въезжали по грязной, ухабистой дороге в лес. Спуск с асфальта был круто-крутой, аж страшно. Но папка справился, хотя и мотануло очень сильно. Я завизжала со страху, а мама засмеялась надо мной: - Вот, трусиха.
Ехать нужно было осторожно, потому что дорога была очень грязная и раскатанная какими-то большими колесами. Наверно, это трактора ездили и всю её раскатали. Спустя какое-то время мы заехали в лес, и папа остановился. Мы сошли с мотоцикла, мама стала раскладывать на траве платок и вынимать огурцы с помидорами, бутылку с молоком и хлеб. Я побежала посмотреть, что тут есть интересного. Рядом с большой развесистой березой, у которой папа поставил мотоцикл, заросли какого-то кустарника. Когда я подошла поближе, то увидела красные, спелые ягоды: – Это вишня, - закричала я маме.
- Сорви и неси сюда, - ответила мне мама.
Я вернулась за кружкой и побежала рвать вишню, а папка куда-то делся, я даже не заметила когда. Обобрав куст, я пошла к следующему, к следующему… Скоро маму и полянку, на которой мы остановились не стало видно. И тут рядом со мной, откуда не возьмись, появился папа с полной фуражкой грибов.
- Ты чего это тут одна? – спросит он.
- Ягоды собираю, - ответила я, подняв глаза и испугалась. Мамы не видно, полянки не видно, кругом кусты вишни и деревья шумят от ветра. Хорошо, что папка пришел, а то мне и не найти обратно дороги. А папка сказал, что он меня уже давно видел, только грибы собирал и наблюдал за мной, чтобы я далеко не ушла. Ягоды закончились на кустах, и мы пошли на полянку. У мамы там уже была накрыта скатерть-самобранка. Мы расселись вокруг неё и стали есть.
- Я там за горкой на кустах увидел рой пчёл, -рассказывал папа.
- Если их собрать в мешок, то можно домой в улей отвезти, - продолжал он.
- Видимой рой зароился, а хозяин не усмотрел. Матка улетела и за собой весь улей забрала, ну или часть улья.
- Заберем, - отвечала мама.
- Завтра поедем обратно, и заберем.
Мы дружно поели и поехали дальше. Долго-долго ехали разными проселочными дорогами, проезжали деревни, которые появлялись как-то внезапно из-за поворота и также исчезали, когда проезжали последний дом в улице. Деревеньки были совсем маленькие, все-то в пять-десять домов. Среди улицы обычно была большая полянка, на которой был колодец с вертлюгом или колодец-журавль. Редко такая полянка была на околице деревни. Уже начало смеркаться, когда мы выехали опять к асфальту.
Я вздохнула: - Ну наконец-то, опять поедем по асфальту, хоть трясти перестанет. Меня уже совсем укачало, я устала ехать и мне уже хотелось скорее приехать к бабушке. Но папа просто переехал асфальт поперек, и мы заехали в большую деревню. У дороги стояла остановочка. Там народ под крышей, ждал автобус, это мне мама потом рассказала. А я сразу-то и не поняла, что там народ толпится под навесом у дороги.
По деревне мы ехали очень долго. То тут, то там встречные люди махали рукой или просто останавливали папу, он здоровался, немного поговорив, ехал дальше. Очередная остановка случилась около магазина. Наконец-то я вылезла из люльки. Мы с мамой пошли в магазин, а папа задержался у мотоцикла.
Деревенский магазин.
В нем даже запах такой, что его ни с чем другим не спутаешь. Пахло свежеиспеченным хлебом, конфетами, халвой, копченой рыбой, деревянными стеллажами, специями и особым деревенским запахом. Я «зависла» у полки с конфетами. Каких только конфет тут не было: и в красивых фантиках, и без фантиков, круглые и квадратные, большие и маленькие. Они лежали в открытых коробках - подходи и бери. На витрине в стакане стояли чинно сладкие разноцветные «Петушки – сосульки». Рядом целая горка вафель с начинкой разных цветов. Около коробки с конфетами, я присмотрелась, это - «Дубок», целая коробка конфет-подушечек и булки щербета с орешками. За полке, за продавцом, ряд разнокалиберных шоколадок. Мама стала покупать разные вкусности и, не забыла про конфеты. Ура, вот уж наемся вдоволь.
Мы приехали к бабушке поздно, уже собиралась ночь. Бабушка, словно знала, что мы приедем, истопила баню. Я зашла в горницу, бабушка, которая шла следом, ткнула меня в затылок,
- Перекрестись на образа!
Я перекрестилась, глядя на иконы, стоящие на полочке в углу горницы. Когда я была маленькая, то бабушка водила меня в молельный дом, где я читала Псалтырь и довольно хорошо умела читать на старославянском, которым написаны большие, с металлическими защелками книги. Там, при свечах, собирались люди и молились, ну и я молилась. Бабушка говорит, что тот, кто не молится, у того рога вырастут, как у черта.
А потом зашла в куть, проверить, что там есть вкусненького. Куть – это такое место в кухне, где на стенках висят разные приспособления для кухни, стоит ухват и разнокалиберные горшки и кастрюли. Бабушка так ловко управляется с ухватом и большими чугунными горшками, днища которых умараны сажей, что даже рук не марает. Я тоже пробовала, потом кое-как отмыла руки от сажи. Поэтому больше не лезу к горшкам.
На плите, на большом противне, укрытые чистейшим полотенцем, ровненькими рядами лежат пирожки. Вернее, лежали. Я быстренько ухватила парочку и убежала на улицу. Мама с папой выкладывали из люльки что-то. Я не стала вникать, а унырнула на улицу, проверить, может мои подружки тоже гостят у своих бабушек. Заодно и попроведать соседок, они же тоже по мне соскучились. Так, обойдя округу, я вернулась спустя какое-то время с полными карманами конфет, пряников и пирожков. Занесла все свое добро в сенки и пошла на озеро.
Озеро.
Такое огромное озеро, я думаю, есть только здесь, у бабушки в деревне. Оно такое огромное, что противоположный берег почти не видно. Вся деревня как-бы делится на несколько деревень. Бабушка моя живет в Закурейке. За Закурейкой заросли камыша, которые тянутся, сколько видит глаз. Они, как-бы окаймляют озеро и растут по всему берегу. В камышовых зарослях водится очень много рыбы. Мой папа и дядя Кирилл туда плавают на лодке, ставят сети и ботают. Если просто поставить сети, то нужно до утра ждать, когда рыба наловится, а если ботать, то рыбу гонит в сети тот, кто ботает. Получается: поставили сети, нагнали туда рыбу и опаньки… Уже полная сеть рыбы наловилась. Потом они её выпускают в специально сделанную загородку у мостика. У нее стенки из железной сетки с мелкой решеткой. Маленькая рыбка уплывает, а крупная нет. Крупной через эту сетку не пролезть. Потом бабушка, когда нужно, идет и просто сачком достает свежую рыбу.
Так было и сейчас, мы с мамой пошли и нарыбачили свежей рыбы. У берега устроено костровище над которым сделано приспособление для котелка. Бабушка уже вскипятила на костре в котелке воду и ждала, когда мы почистим рыбу. Запах от ухи, которая сварена на костре невозможно забыть…
Уха готова, и, папка уже выходит из бани. Мама тут же на улице накрыла небольшой столик и налила ему ухи, а меня с бабушкой отправила в баню.
Баня.
У бабушки баня топится по-черному. Я раньше не понимала почему так называют, сейчас знаю. У печки в бане нет трубы и весь дым выходит чрез двери. Стены от этого становятся черными-черными и местами очень грязными. Ну не совсем грязными, скорее они в саже от выходящего дыма. Если заденешь такое место рукой или ногой, считай и не мылся…
Бабушка набрала в тазики воды: «Вот этот тазик чистый - в нем моешь голову и руки и ополаскиваться потом тоже из этого же тазика будешь. А вот этот тазик грязный – в нем моешь ноги тело по пояс. Поняла?
- Конечно, поняла.
У бабушки такой порядок: для рук и лица – одно полотенце и один таз, а для остального тела – другой. Для себя – своя кружка, для чужих - своя. Она потом эту кружку, если из нее пил кто-то чужой, просто выбрасывает. У нас тоже, у каждого своя кружка и своя чашка и ложка. И своей ложкой в общую кастрюлю лезть нельзя – грех! Моя бабушка – двоеданка. Пока я не совсем понимаю в чем разница между обычными людьми, которые ходят в церковь и молятся там и двоеданами, которые молятся на такие-же иконы, но только у себя в молельном доме. Ну ничего, разберусь.
После бани, сразу в озеро!!! Рядом с мостком очень теплая вода. Мама ворчит, а папка смеется… Бабушка еще домывается в бане, сейчас в баню пойдет мама. Мы с бабушкой идем есть уху.
– До бани есть нельзя, а то плохо может быть – так мама говорит.
Пока мы ходили в баню, пока поели, уже стало совсем темно. Стаи комаров отчаянно бились между собой за место под фонарем, свисающем над баней и с удовольствием набрасывались на открытые участки тела. Вот кровососы! Посидеть бы сейчас у озера, послушать, как утки кричат и звенят цикады, как тихо-тихо булькают рыбы в садке у мостика. Где-то, вдоль кромки озера, звучит музыка и кто-то красиво поет.
Бабушки покричала нам, чтобы шли спать. Я сегодня сплю у печки на полатцах. Полатцы – это такой пристройчик деревянный у печки. Там тепло и уютно. Я укрылась одеялом и уснула.
Утро.
Какое же красивое всегда у бабушки утро. Я только пробую открыть глаза, а нос уже учуял сладкий теплый запах пирожков. Сейчас проснусь совсем и пойду есть пирожки.
В избе никого нет, все куда-то делись. Бабушкина изба – это такая красивая комната, в которой при входе слева, стоит красиво убранная кровать с накидашками на подушках, с подзором у покрывала и с мягкой периной. Я на ней никогда не спала, моё неизменное место – это полатцы на печке. Справа от входа – печь, настоящая, русская с плитой чугунной и большой печкой, в которой бабуля печет пироги и много еще чего делает. Тут же куть, в которой она хранит все кухонные и печные принадлежности: ухват, чугунки разных размеров, клюку, несколько поленьев дров, скалки, деревянные лопатки и лопату для пирогов с длинной ручкой, какие-то кастрюльки, сковородки, плошки, чашки и тазики разных размеров. В общем, там царство бабушки, мне туда путь заказан. В стене напротив входной двери три окна, справа два – это комната, слева одно – это куть. Окошки украшены красиво вышитыми занавесками и на образа тоже накинуты вышитые полотенца. На полочке в углу, где расположились образа (иконы) стоит небольшой подсвечник. На стене, что слева, тоже есть окно. Оно смотрит в ограду, а те троте смотрят в улицу.
А там..
Если смотреть в эти окна, то там, на улице, через дорогу соседское гумно, а за ним широчайшее поле. Конца этого поля не видно ни справа, ни слева. А там, далеко-далеко, высокие деревья и кусты. Сначала я думала, что там просто лес, но оказалось, что это кладбище деревенское. В него уносят тех, кто окончил жить на этом свете. Я, правда, не знаю, есть ли другой свет или нет, но точно знаю, что «по Писанию..» там очень хорошо и нет совсем никаких бед, если на этом свете не делать плохих дел и не допускать плохих мыслей. Так сказала бабушка и так говорит мама. Ну да ладно, иду искать родственников.
Я соскакиваю в полатей, спускаюсь с печки и иду на улицу. В больших, прохладных сенях никого нет. На крылечке тоже никого, в ограде тоже пусто. Хорошо. Умываюсь и пойду на берег. Умывальник у бабушки летом висит на крылечке. Умывальник – это такой чайничек с двумя рожками на противоположных сторонах. Ты его можешь наклонять в разные стороны, водичка льётся в любой рожок. Удобно. Я умылась, утерла нос полотенцем и побежала на берег, но там тоже нет никого. Где-же все? Пойду еще в садик, проверю. У бабушки садик, в котором растут смородина, малина, виктория и разные овощи, отделен плетеным забором от огорода, в котором растет картошка. Поэтому не видно из-за забора, есть там кто-то или нет. Я поела немного ягод, заглянула за кусты смородины, проверила под навесом. Никого.
Тут же в садике, еще и погреб. А в погребе куча всего вкусного. Там и варенья, и соленья, и сметана, и масло, и много еще чего, что требует холода. В самом дальнем углу свалены ледяные глыбы, укрытые сеном. А на этом сене лежат аккуратно и мясо, и сало, и рыба. Меня только один раз пустили в этот погреб, мама сказала, чтобы я без разрешения туда не лазала, не грела погреб. Ну и ладно, не буду лазать. Тем более, что там ну очень сыро и холодно, а на верху очень даже ничего себе. Крышка погреба чуть-чуть приоткрыта, значит и там нет никого.
Не найдя маму с бабушкой, я пошла в улицу. Может уже проснулись мои подружки? Нет. Нет их там, еще спят. Ну и ладно, пойду есть пирожки. Захожу в избу, а мама хлопочет в кути, накрывает на стол.
- Ну, и где ты бегаешь? Тебя что, отдельно кормить?
- Не поняла? Никого же нет. Я искала-искала вас…
- Пока ты искала, папа и бабушка уже поели и ушли. Давай садись есть. Вот пирожки, молоко. Садись.
Я устраиваюсь на лавку у стола, «под образами», как говорит бабушка. Над лавкой, в углу висят иконы. Лавка – это такая деревянная длинная скамья вдоль стены у окошек, на неё можно сразу человек пять или шесть сесть. Мама налила мне молока, положила пирожков в тарелку и ушла по своим делам.
Пирожки у бабушки сосем не такие, как у мамы. У мамы на сковороду влезает всего два пирожка и мне хватает всего половинки одного пирожка, а бабушки, наверно, десять. Они у бабушки маленькие, аккуратненькие. Тут и с вареньем, и с зеленым луком и яйцом, и с крапивой, и с капустой, и с кисляткой. Выбирай любые, какие нравятся. Я люблю с кисляткой и с луком и яйцом. С крапивой тоже вкусные, их порой не отличить от пирожков с луком зеленым и яйцом. Я сначала и не различала, мне бабушка Мотя подсказала, как отличить. Теперь я знаю, как распознать начинку у пирожка. Бабушка их делает разными по форме. Если пирожок с яйцом и луком, то он почти как шарик; если с крапивой и яйцом, то лодочкой; если с вареньем, то он чуть-чуть с бугорками; если с маком, то бабушка их делает спиралькой, как витушки; если с мясом, то треугольничком; если с картошкой, то они круглые с немного загнутыми краешками, но плоские. Ну а если я не могу отличить, то просто чуть разламываю по середине и всё.
Я поела пирожков, парочку засунула себе в карман сарафана и побежала искать девчонок. Заглянула к соседке бабушке Паруне, она сказала, что девчонки ушли на озеро купаться. Она так смешно говорит это «на озеро», что у неё получается «на-азеро» с ударением на первую и вторую букву а. Смешно. Я выскочила из ограды и побежала на озеро. В переулке в луже грязи валяется огромная свинья. Эта свинья живет у соседки, дом которой дальше по улице. И, говорят, что эта свинья кусается. Ну и как я пройду к озеру? Приходится идти через бабушкин огород. Возвращаюсь в ограду и иду к озеру, а там забор. Ну вот… и что делать? Кричу девчонкам, что я не знаю, как мне к ним пройти. - Иди по озеру, - кричат они мне.
А и правда, пойду по озеру, благо, что тут мелко. Накупавшись вдоволь, падаем на мягкую травку, что растет вдоль всего берега. Местами эта травка в гусиных какашках, кто-то извозился и опять идет обкупываться, смеемся и рассказываем друг другу разные новости. Не обошли и историю со свиньей. Я помню, как мы, только увидя её идущую по улице, бросались кто-куда. Это нас взрослые предупредили, чтобы мы к ней близко не подходили, а то укусит. Сказали, что она свою хозяйку постоянно кусает. Только она, хозяйка, забивать её не хочет, потому что та много поросят рожает, а это значит много мяса нарастет и можно еще маленькими поросят продать и деньги нажить. Вот и терпит вся деревня это чудовище, а это настоящее чудовище. Свинья такая огромная, что меня в неё штук шесть надо или семь. Длиннющая и высоченная, когда хозяйка её по улице гонит, то она почти с меня ростом.
Лежим с девчонками на травке и решаем, как пройти мимо свиньи, которая, как видимо, не собирается уходить. Взрослых вокруг никого нет. Мы уже устали купаться и загорать, тем более что, уже ветер подул, и стало холодно. Домой хочется. Решили взять хорошую палку и, если свинья решит за нами побежать, мы её побьем палкой. Нашли палку и пошли гуськом, друг за другом. Лариска впереди с палкой, мы, дружно, за ней. Почти прошли эту огромную свинью. Казалось, она даже не смотрела в нашу сторону. Мы уже прошли её, как Надька заорет:
- Бегите, она за нами бежит!
Оглядываюсь, а свинья несется за нами, уже совсем близко. Надька с Танькой забрались на забор, Лариска бежит к своей калитке, я за ней. Лариска забежала в калитку, и калитка захлопнулась, я не успела. Куда спрятаться? Я так испугалась, что с испуга просто залетела на березку, что растет у калитки. Добралась до первой ветки и уселась на неё. Свинья подбежала к берёзке и встала на стволик своими передними ногами. А своим мокрым носом ткнула в мою ногу. Я орала на всю округу. Выше подняться некуда, там только тоненькие веточки, стволик и так-то слабенький, а на берёзке я и ещё свинья уперлась своей тушей. Того и гляди, берёзка сломается, и я упаду прямо в пасть этой свиньи.
Из бабушкиной ограды выбежал папка, из соседних дворов тоже выбежали люди. Все бежали ко мне и махали руками на свинью. Очевидно, что она испугалась тоже, как и я. Когда меня сняли с берёзы, все руки и ноги у меня были поцарапаны, я ревела. Лариска стояла рядом и извинялась, что она так напугалась, что не сообразила и захлопнула калитку прямо перед моим носом. Бабушка обмазала все мои царапины йодом и сказала, что до свадьбы всё заживет, нечего реветь. А свинью, сказала бабушка уже забили. Так что нам она больше не страшна, можем гулять по деревне спокойно.
Вот так «весело» прошел день. Мама с папой уже собрались обратно домой. Люлька была почти вся заполнена рыбой. В багажнике стояли ведра с рыбой, укрытой толстым слоем крапивы, под ногами у меня стоял огромный таз с рыбой, в руки мне дали узел с какими-то вещами. Я опять одела куртку, платок и очки, и мы поехали обратно домой. Девчонки стояли у ворот и кричали мне, чтобы я еще приезжала, махали ладошками.
Было еще совсем светло, и мама сказала, что мы успеем еще и пчел собрать дотемна. Объехав по полю небольшой мостик, который разъединял Закурейку с Зарекой, въехали на основную улицу. Трясло очень от ухабов на дороге, было обидно, что я мало погостила у бабушки, что такая противная свинья, что болят царапины. Непонятно, как мы соберем пчёл, что ещё не хватало, чтобы меня и пчёлы покусали. Хотелось плакать. Проехали Червяково, Своробухино, Сучкино – это всё одна деревня Гагарье, только почему-то у неё несколько названий. Я так думаю, что вокруг озера было несколько деревень со своими названиями, потом они соединились, а названия так и остались в памяти, чтобы не путаться.
Обратная дорога мне запомнилась только тем, что я постоянно протирала очки и думала про свинью. Вот не побежала бы она за нами и жила бы себе, и рожала бы маленьких поросят. Хотя, может быть, и укусила бы кого-то еще. Но, все равно её жалко.
Заехали уже в тот лес, где папа увидел пчел, я думала, не найдем то место, нет папа уверенно заехал на поляну и остановил мотоцикл. У меня из узла достали мешок и ушли с мамой в лес. Темнело. Из-за деревьев доносились совсем страшные звуки. Что-то хрюкало, скрипело, хрустело. Я спряталась в люльке под полог и стала ждать родителей, надеясь, что они где-то рядом, и, если я заору, то они тут же прибегут.
Скоро они вышли из-за кустов, неся в руках завязанный мешок. В мешке что-то шуршало и жужжало. Пчелы, догадалась я. Интересно, а как я их буду держать, ведь мама не сможет. Ей нужно держаться самой, папа рулит. Свободна только я. Мама прицепила мешок с пчелами поверх полога на люльку, и мы поехали. По лесу ехали медленно и мешок придерживала мама, а, когда выехали на асфальт, то и мне пришлось удерживать мешок, чтобы его не сдуло встречным ветром. До дома оставалось совсем немного. Дотерплю, подумалось мне.
Всю дорогу я не помню, может и уснула, а может просто не помню, не знаю. Только, когда приехали домой, меня папа высадил из люльки и сказал, чтобы я шла спать. Я и ушла. Когда еще укладывалась в кровать, думала о том, как я завтра расскажу Люське о свинье, об ухе, сваренной на костре, о комарах и много еще о том, что произошло за эти два дня. А завтра нужно посмотреть, как пчелы будут приживаться в своем новом доме. Проверить могилку галчонка, сбегать на речку. Столько дел на завтра, надо выспаться.