Многие из нас родились и выросли в той самой далекой исторической «Стране Советов», в которой жизнь временами была радостной, насыщенной, весёлой и затейливой, и одновременно сложной и непредсказуемо загадочной. И многие стали выходцами из этого времени, «частицами» истории всей страны, из которых и складывается такая разноцветная «мозаика» любимого всеми детского калейдоскопа, «картина маслом», написанная миллионами душ. И потому наши маленькие «частицы» истории, такие разные и в то же время во многом похожие, истории вполне обычных людей из такого огромного сообщества страны однажды могут стать интересными и нашим детям, которые почти ничего не знают о них. Ведь многие школьные, вузовские и иные учебники по истории рассказывают совсем про иные события. А про наши «картинки маслом» они никогда не расскажут...
Такая душистая Радость!
Все невероятно чудесные запахи Пасхальных дней остались в душе нашей на всю жизнь!
Мы с 3-летней сестрой вместе с мамой возвращались из детсада в свой одноэтажный дом. Отец работал далеко — где-то в Сельхозинституте либо ездил на весь день в Учхоз. И добираться оттуда до дому ему приходилось по 2-2,5 часа. Так что мама после своей работы забирала нас, а если не могла — у неё были «вечерники» и пары в вузе, то нас забирал дядька или же Деда. Детсад был всего через 2 остановки трамвая, и поэтому можно было быстро дойти даже пешком.
После детсадовского полдника, в который нам давали сладкую круглую и пухлую как снежок булочку с малиновым или вишневым киселем, есть что-то, спустя час дома, уже не тянуло. Но мама всё же порой варила на газовой плите у Бабушки на веранде рисовую кашу с молоком. И мы, «скрепя свои желудки», ели её — ведь она всегда была сладкая! Конечно же, в меру — чтобы не полетели наши зубы, и не пришлось ехать в кабинет к «зубному еврею»!..
После такого ужина мы шли во двор играть. На пару вместе с нашим отцом-агрономом Деда посадил в нашем большом дворе всякие кусты и деревья. В «квадрате» посреди двора «змейкой» росли кусты малины, «островки» крыжовника. На грядках торчали зелёные «бантики» морковки, репки, редиски, длинные зелёные «стрелы» лука и ажурные, бархатистые кустики петрушки с укропом! Их можно было порой пощипать и пожевать! И это было невероятно вкусно! Ну что ещё надо малым детсадовцам? Разве что какие-то игрушки? Но и они не могли заменить сладость всех этих чудесных травинок!
А ещё был виноградник — просто огромный для нас! Рос он на шпалерах, которые по всему двору стояли «буквой П», и был высотой в 2 роста человека! Как сказал нам однажды отец, виноград рос 4-6 сортов.
Мы могли видеть, как он цветёт, растёт, а потом из бугорков появляются зелёные ягодки, которые начинают набирать сок и становиться всё больше похожими на маленькие воздушные шарики 3-х цветов! И во все стороны от лозы меж листьев торчали зелёные усики, похожие на «вздыбившихся» гусениц! На вкус они были такие кисленькие, как лимонная кислота, которую мама всегда добавляла в тесто на свои пироги! Мы страшно любили щипать их и проглатывать целиком!
Мы с сестрой и с Дедом втроём по осени не однажды собирали спелый виноград в старую оцинкованную детскую ванну, довольно вместительную, в которой мама в тёплую погоду периодически купала нас с сестрой. Собирать полуспелые и совсем уже спелые кисточки, переливающиеся на солнце, как фиолетовые бусины драгоценного камня, временами нам помогали и дядька, и мама, и даже Бабушка! )) А потом Дед с дядькой и отцом давили его, делали сок и вино. Собранный урожай винограда загружался в ведро или в наше «детское» цинковое корытце — место нашего привычного визга от струек холодной воды из кувшинчика или чайника, когда мама смывала с нас пену и мыльные пузыри!
Дядька или Деда одной ногой долго давили ягоды, и слышно было бульканье и хруст ягод у них под ногой. Перед давкой ягод Бабушка всегда иронично спрашивала: «Вовка! А ноги-то помыл?» Дядька хмыкал и отвечал «Сомневаешься? Так проверь сама и посмотри!» — и показывал ей свои пятки. Бабушка смеялась и шла на веранду готовить салат.
Когда соку было много, его отливали в другое ведро, фильтровали через марлю, добавляли немного сахару и разливали по припасённым бутылям. Вино в бутылях ставили в погреб на брожение и отстой, а оставшийся сок мы пили из чашек. Вкуснятина была невероятная! Еще бы — ведь после «давки» были смешаны все 4 сорта ягод! Еще одну часть сока мама с Бабушкой консервировали в 2-литровые банки. Они тоже хранились в погребушке.
В конце зимы или весной Деда доставал одну бутылку из погреба и приносил на пробу. И они с дядькой «снимали дегустацию»! Дядька потом сразу крякал и говорил: «Фуу! Кислятина какая-то получилась! Голимый уксус! Выливать придётся!», — а Деда возмущенно выпаливал: «Что ты несёшь?! Что? Да ничаво винцо вышло! Пить можно! С кислинкой-горчинкой, но витаминно!» — и наливал себе ещё полстаканчика!
У него на деревянном столе стояла румяная, источающая запах вкуснятины картошка, запечённая в духовке, и Деда закусывал ею винцо. Дядька смотрел и хмыкал: «Да ёжкин же кот! Папа, травануться же можно! Ты что?! Ааааа! Не пей! Трампампам! Но суть не в том...» Деда просто хмыкнул и допил стакан до конца. Возмущенный таким непониманием дядька, хлопнув дверью, вышел во двор. И вот тут Деда протянул мне стакан и сказал: «— На-тка, внучек, испробуй винца! Ничаво получилось-то, а?» — и следом протягивал румяную картошку...
Внучек пробовал и морщился — то ли от страха, то ли от вкуса... Но, отпив пару глотков, понимал, что дядька был прав — кислятина невозможная! Недодержали! И заветному винцу надо было стоять ещё с полгода!
Камень преткновения
Вот как щас помню: возле сарайки Дедовской стояла большая печь русская, рядом с верстаком. И в этой печи мама с Бабушкой всегда пекли на противнях пироги — с картошкой, с фаршем, с рыбой, с вареньем и ягодами.
На широком и длинном верстаке Деда всегда чего-то мастерил из дерева. У верстака стоял и старенький, совсем как мамина швейная машинка на станине, ножной фрезерный станок по дереву. Деда часто обтачивал на нём всякие древесные «болванки», из которых выходили очень интересные штуки. А под ним, возле решётки для кручения вала ногой, всегда валялись древесные опилки и стружки. И от них всегда так вкусно пахло смолой. Мы очень любили брать стружки, облизывать с них смолу и раскручивать все эти «завитушки-кудряшки», похожие на пружинки часов. Раскрутишь, бывало, одну «пружинку», а она снова скручивается! Будто не желает быть просто полоской! «Наверное, она привыкла быть круглым деревом — думали мы, — и потому не хочет быть просто прямой и ровной полоской!»
— А что это будет? — смотрели на изделие мы.
— Это? Это будет ножка для этажерки! — весело говорил он. — Вот, глядите! — и он примерил эту ножку к уже готовым полкам. Ножка подошла, и Деда продолжил долбить в ней отверстия-пазы для крепления с полками.
— А для чего она нужна? — наши весьма лукавые и любопытные глаза так и уперлись в него.
— Для газет и журналов, для книг всяких! Ну ещё и для украшений! Типа маленьких фигурок! Вы у Бабуси на комоде видели всякие фигурки — слоники да матрёшки?
— Да, видели! — вспоминали мы. — Но уже немножко позабыли! Там и правда есть слоники? — хитрили мы.
— Правда-правда! Вот сходите и снова поглядите! — тоже хитрил Деда.
— Ну, ладно, мы потом! — не торопились мы. — Мы пока что ещё в стружки поиграем! — и снова принимались ворошить кучу стружек.
Вскоре этажерка была готова, и Деда сказал:
— Ну, братцы-кролики мои! Пошли обедать! Нонче Бабуся сварганила нам суп куриный с капустой!
— Деда, ну какие мы кролики? Что ты такое говоришь? Разве мы похожи на них? — хихикали мы и бежали за ним обедать.
— Вот если хорошо поедите, то потом поможете мне покрасить этажерку! Лаком! Чтобы она блестела как зеркало!
— Ух, ты! — только и смогли выдохнуть мы.
Суп, и правда, оказался таким вкусным, что мы с сестрой съели по полной тарелке! Бабушка была очень удивлена и обрадована, и спросила «Добавки не надобно?!» — «Нет! Не надо! Спасибо!» — и мы отправились красить...
На всякие даты и праздники порой мы стояли у стола — на застекленной веранде у Бабушки — месили и раскатывали тесто на пироги или на пельмени, а после сами их делали — вырезали маленькие кружочки дедовской стопкой и средние кружки стаканом, ложечкой вкладывали в них фарш и лепили. Готовые «шарики с ушками» стройными рядами ложились на противень, посыпанный мукой. Алюминиевая кастрюля с горячей водой стояла на газовой плите в ожидании наших рукотворных изделий! В ту пору мы много чего ещё делали!
По весне приезжала машина с дровами, которые высыпала перед воротами. И мы вчетвером таскали все дрова в Дедовскую сарайку под крышу.
Машина с углём всегда приезжала по осени, и весь уголь на зиму мы перетаскивали вёдрами в небольшой низенький сарайчик.
Однажды случилась большая закавыка — пришёл весьма из себя такой важный и весьма сердитый инспектор по пожарной безопасности с сотрудницей из домоуправы. Мы сидели на крыльце и «читали» — смотрели картинки в своих детских книжках и родительских журналах «Огонек», «Крокодил».
Громким голосом инспектор сказал Деду, что пришел «по жалобе соседей», которые боялись пожара у себя во дворе либо в доме из-за нашей печи. Когда пепел и дым шли из трубы печи, то ветер временами развевал дым в определенную сторону. Но чаще всего никакого ветра не было и поэтому дым из трубы, возвышавшейся над крышей Дедовской сарайки, неспешно валил вертикально, прямо вверх. Печь наша верно служила Дедушке и Бабушке с десяток лет и ни разу не стала причиной пожара ни у нас, ни у соседей.
Инспектор обошёл и оглядел двор, а после сказал: «Печь вашу необходимо снести! Разобрать немедленно и выбросить!» — и выписал какую-то бумажку.
Деда начал возражать и отвечал, что никогда не станет делать этого. Сотрудница стала кричать на Деду. И делать ему нервы! Тут раздался звонок у ворот — это наш дядька пришёл с работы и с ходу влез в этот сердито-пыхтящий как паровоз разговор. И сразу начался громкий спор. Длился он минут 30. Наконец, все устали, «пар был выпущен», а дядька снова заявил инспектору: «Ваши требования могут быть исполнены только по решению суда! Так что на этом разговор закончим! И успокойтесь, наконец! Хватит орать! И не надо мотать никому нервы!»
Разгневанный и злой инспектор с сотрудницей повернулись, и с возгласом «Будет вам решение суда! Мы ещё посмотрим, кто из нас прав!», — по дорожке вдоль аллейки ирисов и лилий направились к нашим зелёным воротам.
— Ушли, наконец-то! — не выдержал Деда и кулаком стукнул себя по другой ладони. — Трампарарам! Парам-парам! Мать их... за ногу!
— Уймись уже, Папа! Хватит уже! — схватил его за руку дядька. — Не всё котам масленица! Не всё по-ихнему будет! Партия им судья! — сердито выдохнул он.
— Судья, судья! Хренов судья! Но от Бога всё равно все они скоро по заднице получат! — сказала сильно возмущённая Бабушка и пошла на веранду варить борщ...
— Получат! Получат! — добавил Деда и направился в свою сарайку к станку.
— Непременно! И по полной! — присоединился дядька и пошёл на кухню чего-нибудь пожевать.
Тяжба эта длилась, наверное, с полгода, а может и дольше. Дядька и Деда с мамой раза три-четыре ходили в суд. Вскоре они, наконец, пришли радостные и сказали, что «Всё»! Дело наше выиграно — суд отказал истцам в том, чтобы печь нашу снесли. И любимая наша Русская Печь осталась жива! )) На радостях Деда достал даже из погреба своё самодельное «винцо», и прикрякнув, выпил целый стакан! ))
Дух Чудес и Волшебство проснулись!
Накануне Пасхи мы с Бабусей нашей и с мамой в Русской печке много чего пекли! Тесто месили на террасе и втискивали его быстренько в жестяные формы. Бабушка гусиным пером обмазывала сверху все «крыши» теста маслом, посыпала ванилином и цветным пшеном.
Белая от извести Печь по-прежнему стояла во дворе и радовала наши души. Мы с Дедом её истопили да противни с формочками туда и поставили! И спустя полчаса такой сладостный аромат начала источать Печь наша, что запах этот по всем дворам просочился и витал! И Бабуся наша потом сладким духом ванили и куличей всегда была сильно пропитана! Да и мама тоже! И после от них всегда Тепло исходило и пирогами пахло, куличами да Пасхой!
И вот когда вся улица напекла сладостей и вкуснятины Пасхальной да Пасочку приготовила, и все дворы, вся улица запахом ванили и Благодатью пропитались, да Бабушки и мамы, и иные жители наши с крашенками по домам пошла, то вот все дети в этих Чудесах с ванилью всей душой надолго зависали! И это был самый Волшебный Праздник Детства! И Дух Чудес с тех пор всегда витает с нами! ))) Чего и вам желаем!
* * *
А ещё помню, что с куличами приходила Бабушкина соседка — подруга её давняя Григорьевна, которая жила от нас через три дома. Да и мы тоже по поручению Бабушки бегали к ней с крашенками и куличами. Приходили и наши одноклассники Лёвка Ким и Мишка Оник. Еврейская Пасха тогда, наверное, праздновалась без громкого афиширования, но их семья поддерживала и русскую Пасху. В Храм Бабушка давно уже не ездила и куличи там не освящала. Спросил её как-то:
— Бабушка, а Бог есть? — с надеждой смотрел в её голубые глаза я.
— Есть! — ответила она, и в уголках её глаз вспыхнули искорки.
— А где Он? Где? Где на Него поглядеть можно? — не унимался я.
— На Небесах Он, внучек! Там Его Дом! А поглядеть... так это в Храм идти надобно! В Воскресенский, што возле рынка. Там Ево на стенах маслом нарисовали...
— А почему мы в Церковь не ходим — поговорить с Ним? — палец мой машинально скреб столешницу.
— Нельзя нам! Отец твой говорит, што Партия не поймет! Ладно! Пёс с има! С партией этой! Пошли куличи есть! Они остыли уже!.. А партия ихняя вам куличей не испечет да сладостей каких не подарит! Потому сами и учитесь все сладости печь!
— Так значит, ты крашенки не освящала и все наши куличи не святочные? — снова пристал я.
— В Храме не освящала, — с грустью в голосе произнесла Бабушка, — но только вот сам батюшка недавно по улице нашей ходил да в дома заглядывал, чтобы освятить Благодатью все наши праздничные сладости.
— А почему мы его не видели? — допытывался я.
— Да ведь вы с сестрой в это время в саду были! — усмехалась она. — Вот потому и проглядели! Так что куличи наши да крашенки всенепременно святые! И их можно всем нашим друзьям и подругам вместо гостинца дать! Ну и самим вкусить, конешно! — радостно закончила она.
Нынче куличи освящают прямо в пекарнях и на хлебзаводах, их стало так много, что во дворах Храмов при освящении они просто не умещаются...
Патефон
Помню, как в Светлые Дни Пасхи мы вытаскивали старенький Бабушкин патефон на крыльцо своего дома и слушали вдвоем все наши любимые пластинки! И тут вдруг из-за угла Бабушкиного дома, от крана с водой появлялся дядька Владимир с увесистой авоськой — он вернулся из магазина, а может и с работы, и тоже слушал танго «Брызги шампанского». Музыка звучала в нашем дворе почти дотемна, пока родители не уставали от неё и не просили сворачивать наш «дископарк»! Мы неохотно сворачивали, и никак не могли понять — разве можно устать от этой музыки на все времена? Этот неповторимый шарм патефонной музыки остался с нами навсегда! Как Волшебная, сияющая часть нашего далекого Детства. А потом дядька говорил, что ещё ему очень нравится музыка из фильма «В джазе только девушки»! И если бы у нас была такая пластинка, то мы бы ея заездили!
Впрочем, музыка нас с сестрой увлекла намного раньше! Наш старый патефон и был самой любимой нашей игрушкой, которая досталась нам «в наследство» от второй нашей Бабушки. Вместе с 5-ю пухлыми альбомами виниловых пластинок мы выносили его во двор, ставили на деревянные ступеньки своего дома и слушали музыку до упаду! Фокстроты, танго, вальсы, марши, румба, самба, оперные арии в исп. Шаляпина, Козловского, Лемешева, романсы в исп. Изабеллы Юрьевой, Ляли Черной, песни Л.Утесова, К.Шульженко, М.Бернеса... И чего там только не было!..
А когда мы уставали от шума и музыки, то брали свою любимую книгу — толстенный том В.Бианки «Лесная Газета», со всеми её выпусками, садились на крыльцо и сами, по слогам читали заголовки и крупный текст в нем, рассматривали рисунки автора и по ним сочиняли свои истории и сказки.
На улице быстро темнело, пора было идти в дом и ложиться спать. А у нас в голове по-прежнему звучала наша Музыка! Но мы всё же шли и неохотно ложились. И никак не могли заснуть!
Мама после всех своих домашних дел садилась рядом на коврик и читала нам наши любимые русские и беломорские сказки — по одной на ночь. И снились нам все эти певучие и волшебные чудеса и приключения, рассказанные нашими русскими писателями и беломорским рыбаком-сказочником М.Коргуевым. Язык у этих сказок был просто каким-то русско-карело-финским, то понятным, а то и вовсе загадочным. И мама, конечно же, «переводила» нам некоторые слова (по нормам русского языка). Но всё же и у неё было желание оставить эти слова загадочными и певучими. В общем, сохранить этот «странный поморский язык»" очень волшебным, как и сами сказки! А вы такие не встречали?
© А.Тарновский, 2011, 2024