17. У высокого начальства
Глобстоун Бронштейн читал рапорт.
… на Геббельс стрит внимание ППС привлекла стоящая уже длительное время машина ЕрАЗ-762, номерной знак ТБ 15-46. При проверке в её кузове были обнаружены два трупа. Судебно-медицинской экспертизой установлено, что смерть как одного, так и второго мужчины наступила в результате огнестрельного ранения в область сердца из пистолета Макарова пулями калибра 9,27 мм. Кроме того, было произведено по одному выстрелу в головы жертв из этого же оружия. Пострадавшие были без обуви. Личности их установлены. Это начальник службы Цеце обер Дон-Дон Каленский Вольдемар Рудольфович и сотрудник зондеркоманды Дон-Дон Отто Карлович Блюментрах, оперативный псевдоним О’ Пир. В гаражном боксе таксопарка, находящемся в цокольном этаже службы Цеце, были найдены туфли убитых. Сотрудник охранной службы Анаконда вебштейн Цицерон показал, что в 11 часов утра того же дня он, совместно с Дон-Доном О’ Пиром, доставил заключённых светляков, инвентарные номера С1284 и С1286, в вышеуказанный гараж для их обнуления. В этом боксе к тому времени уже присутствовал обер Дон-Дон Каленский, там же стоял фургон марки ЕрАЗ-762, предназначенный, по предположению вышеозначенного Цицерона, для вывоза тел с территории таксопарка и их последующего погребения. После того, как светляки были доставлены, обер Дон-Дон Каленский приказал Цицерону покинуть гараж. Был ли в гараже шофер, охранник сказать не может, поскольку машина стояла капотом к воротам и, если водитель сидел в кабине, увидеть его Цицерону с его позиции не мог.
В одиннадцать часов тридцать две минуты автомобиль марки ЕрАЗ-762, номерной знак ТБ 15-46 подъехал к контрольно-пропускному пункту таксопарка. Стоявший на вахте боец Перри Пейсон, оперативный псевдоним «Соколиное Око», показал, что за рулем машины сидел вебштейн Ганнибал. Последний предъявил ему накладную, из которой явствовало, что он перевозит груз двести, состоящий из двух погашенных светляков. Поскольку документы были в полном порядке, осматривать груз Пейсон не стал. Однако у него вызвал подозрение пассажир, сидевший в кабине, ибо от зоркого ока Перри Пейсона не укрылись следы побоев на его лице. Проявляя повышенную бдительность, Перри Пейсон стал выяснять причину этого странного явления, и вебштейн Ганнибал пояснил ему, что вышеозначенный пассажир ходил с приятелем в какой-то кабак, нарвался там на крутых парней и они ему наваляли. Это объяснение показалось Пейсону вполне убедительным, поскольку и сам он недавно побывал в подобной же ситуации. На скрупулезную проверку накладной и выяснение всех обстоятельств, при которых были получены побои вышеозначенного спутника вебштейна Ганнибала, по мнение Пейсона, ушло минуть семь или восемь, и, таким образом, автомобиль марки ЕрАЗ-762, номерной знак ТБ 15-46 проследовал через проходную таксопарка приблизительно в одиннадцать часов и сорок минут.
Полковник Бронштейн нахмурил брови и принялся читать далее:
… В результате оперативно-розыскных мероприятий установлено, что вебштейн Ганнибал и заключенные С1284 и С1286 бесследно исчезли. В то же время, ни оружия, ни документов при убитых Каленском и О’ Пире обнаружено не было. Из этого, с большой долей вероятности, можно сделать заключение, что ими завладели преступники. Поиски беглецов ведутся в турборежиме. Взяты под тотальный контроль вокзалы и порты; фотографии светляков расклеены в местах наибольшего скопления граждан Труменболта; к розыску привлечены осведомители, город прочёсывается усиленными нарядами патрулей. Однако, несмотря на все прилагаемые усилия, обнаружить беглецов пока что не удалось.
Бронштейн с кислым видом отложил в сторону рапорт Дон-Дона Шлимановского и вынул из папки заключения баллистиков.
… Выстрелы производились в грудь с расстояния двух с половиной или трех метров, а в головы – почти в упор. Стреляли из пистолета марки Макарова, калибр пуль 9,27 мм. В базе данных указанный пистолет числится за вебштейном Ганнибалом.
Затем Бронштейн переключился на чтение других документов: заключения медицинской экспертизы, рапортов сотрудников ППС, обнаруживших тела убитых, бойца охранной службы Анаконда Цицерона и вахтера Перри Пейсона, носившего оперативный псевдоним «Соколиное око…»
Окончив чтение, он собрал документы обратно в папку, спрятал её в ящик стола и стал раздраженно барабанить пальцами по столешнице. Потом сказал по селектору:
– Марта, пригласи ко мне Шлимановского.
Вошёл Дон-Дон Шлимановский. Приблизившись к столу Глобстоуна, он вытянул руки по швам и произнёс:
– Харе Геббельс!
Вскидывать руку он не стал, в данных обстоятельствах это показалось ему уже перебором. Глаза Бронштейна неприязненно блеснули на Дон-Дона сквозь круглые линзы очков.
– Ну, что скажите в своё оправдание? – сухо осведомился он.
Шлимановский промолчал.
– Вы отдаете себе отчет в происшедшем?
Он воззрился на вытянувшегося цэцэсовца, словно змея, готовая ужалить.
– Так точно, господин Глобстоун.
– Ни черта вы не отдаете, – проворчал Бронштейн. – Я прочёл вашу писанину. Сплошная беллетристика... На кой чёрт, скажите на милость, мне знать, в какое время машина проехала через КПП? Или что подумал этот олух, Соколиный глаз, увидев сидящего в кабине светляка? Обленились, разболтались …
Он нервно постучал костяшками пальцев по столу, с трудом сдерживая ярость.
– Перри Пейсона – загасить!
– Слушаюсь, господин Глобстоун.
– Что предпринято для поимки преступников, кроме обычных в таких случаях рутинных мероприятий?
– Мы делаем все, от нас зависящее.
– Работаете в турборежиме? – язвительно уточнил Бронштейн. – Отлично! Прямо перед вашим носом, в самом сердце Цеце, орудуют светляки. Они убивают вашего начальника и сотрудника зондеркоманды, спокойно усаживаются в машину и, как ни в чём ни бывало, укатывают прямо через КПП. И при этом на вахте даже не удосуживаются заглянуть в кузов! И это вы называете «работой в турборежиме?»
Лицо Шлимановского затвердело, как камень.
– К этому делу уже подключилось Гестапо! – сурово произнёс Глобстоун Бронштейн.
– Сам Краунберг взял его под личный контроль! А он спит и видит, как бы подложить нам свинью. И, если он нас обскачет – я не завидую вам, Дон-Дон… Поверьте мне, я вам совсем, совсем не завидую…
Дон-Дон смиренно склонил голову, выжидая, когда над ней пронесется гроза. И тут Бронштейн, в своей обычной манере, круто изменил тему.
– Какого вы мнения о профессоре Менделе?
– О профессоре Менделе? – удивленно переспросил Шлимановский, озадаченный таким крутым поворотом.
Бронштейн сделал приглашающий жест:
– Присаживайтесь, капитан.
Коль предложено сесть, значит, предстоит некий разговор, а не обычный разнос, подумал Шлимановский, и это обнадёживало. Он опустился на стул. Спина его была выпрямлена, как палка.
– Да, о профессоре Менделе, – повторил Бронштейн. – А также о телеведущем Мареке Быдле?
– Я не совсем улавливаю, к чему вы клоните, господин Глобстоун…
– Сейчас уловите. На прошлой неделе я проводил совещание, на котором присутствовал и обер Дон-Дон Каленский. После совещания ваш шеф показал мне один прелюбопытнейший документ. Это рапорт его внештатного осведомителя Марека Быдла, телеведущего программы Марек-лайф, в котором тот высказывает свои сомнения в благонадежности доктора Менделя. Кроме того, Каленским была представлена магнитофонная запись с показаниями Быдла. Сейчас я ознакомлю вас с ней.
Бронштейн встал, подошёл к сейфу, поблескивающему тёмно-бурыми боками у задней стены кабинета, открыл его и достал оттуда магнитофон и рапорт Быдла. Он поставил магнитофон на стол, а рапорт передал Шлимановскому.
– Прочтите это.
Когда Шлимановский окончил чтение, Бронштейн включил магнитофон. Они прослушали запись. Некоторое время Бронштейн не нарушал молчания, давая время цэцэсовцу поразмыслить над услышанным. Наконец он спросил его, сверля холодным взглядом.
– Ну, что скажете на это?
Шлимановский сдвинул плечами и не совсем уверенно произнёс:
– Этот Мендель, как мне видится с моего шестка, слишком умён для меня. А я никогда особо не доверял умникам… Никогда не знаешь, что у них в голове.
– Правильно! – одобрительно кивнул Бронштейн. – Поэтому я и поручил вашему шефу взять его под негласное наблюдение. Прощупать его связи, выяснить, чем он дышит. А через неделю мы находим его мертвым. Совпадение?
Взвешивая каждое слово, Шлимановский ответил:
– Возможно, и так… А возможно, и нет. Этот профессор копается в черепках своих пациентов, и кто знает, какие закладки он в них закладывает?
– Поясните, – потребовал Бронштейн.
– Я, конечно, во всех этих делах ни уха, ни рыла, – осторожно начал Шлимановский, – но разве так уж невероятно допустить, что профессор, в каких-то лишь ему одному ведомых целях, программирует своих подопечных на те, или иные действия, о которых мы не знаем? Например, обнулить кого-нибудь? Он посылает в мозг вебштейну условный сигнал, какое-нибудь там пи-пи, или кто-то произносит условное кодовое слово… по радио, или как-то ещё – и вот уже такой себе Ганнибал, до сей поры безукоризненно исполняющий свои служебные обязанности, идёт и ликвидирует своего начальника? А потом скрывается с места преступления по разработанной Менделем схеме? Ведь этот психиатр большой мастак по промыванию мозгов и всяких психологических трюков, разве не так? Манипуляции сознанием – это его профиль.
– Вот именно! – Бронштейн поднял палец. – Вся эта троица, как уже установлено нами, проходила обработку в трансмутаторе Менделя! И, следовательно, он должен нести ответственность за своих подопечных. И теперь пред нами стоит вопрос: что это – преступная халатность, или диверсия?
Увидев, что молния ударила мимо, Шлимановский сказал:
– Вы абсолютно правы, господин полковник. Но, полагаю, возможен и третий вариант.
– Какой?
– Игры свихнувшегося разума. Не удивлюсь, если этот Мендель ставит свои эксперименты ради самих экспериментов, не задумываясь об их последствиях. Ему важен сам процесс. Менделю любопытно выяснить, какие эффекты вызовут у его пациентов те, или иные манипуляции над их психикой? Сами гуманоиды для него просто расходный материал для научных опытов, не более того. Все эти ученые чокнутые, в той или иной степени, как мне кажется. И чем крупнее учёный, тем больше тараканов бегает в его головке.
– Н-да… – задумчиво проронил Бронштейн. – Похоже, что этот Мендель уже заигрался...
Шлимановский уловив, куда дует ветер, сказал:
– Вы абсолютно правы, господин полковник. Вместо того, чтобы давать практические результаты, он рассуждает о какой-то там божественной любви и прочей лабуде, как самый отъявленный коммунист. Слишком уж он оторвался от реальности в своих научных империях.
– Что вы имеете в виду?
– Шпионские программы типа «Мата Хари».
Взять хотя бы это дело со светляком С1286. Его задержали на улице Заречной, уже сильно избитым. Следовательно, где-то была и драка, и кто-то непременно должен был увидеть её. Так вот, мы опросили уйму народа в этом районе, показывали фотографию этого светляка всем, даже грудным младенцам, и никто его не опознал. И как же нам работать в эких условиях? Всем всё фиолетово, всем всё до задницы. Предъяви этим, с позволения сказать, свидетелям фото их родной матери – они и её опознать не смогут. А отсюда возникает вполне закономерный вопрос: почему Мендель не ставит своим тушкам софты стукачей? Это здорово облегчило бы нам нашу работу.
– А вот тут вы заблуждаетесь, – сказал Бронштейн. – Мендель ставит шпионские программы тушкам, но не всем, кому попадя, а лишь только тем, для кого это целесообразно: функционерам, менеджерам компаний, журналистам… И эти программы приносят свои плоды. Но какой толк вживлять их повару или токарю? Какую информацию они могут принести? Как сварить борщ? Или вытачивать гайки на заводе? Если все они начнут стучать в вашу контору – вы просто утонете в море бесполезной информации.
– Я только хотел пояснить вам, господин Глобстоун, в каких условиях мы вынуждены работать...
Бронштейн блеснул на него холодными стеклышками очков:
– А я вам легкой жизни не обещал! Вы офицер, а не кисейная барышня! И вы должны преодолевать трудности, согласно уставу, а не стенать тут у меня в кабинете, как Ярославна.
– Ясно, господин Глобстоун.
– Этого Менделя держать на коротком поводке. Присматривайте за ним, но не спугните до поры до времени. Эта птица высокого полёта, и она не должна от вас упорхнуть! Потрясите Быдла… Хорошенько потрясите этого сукиного сына и вытрясите из него всё, что только возможно. Одним словом, работайте и обо всём, что раскопаете, докладывайте мне.
– Ясно, господин Глобстоун, – Шлимановский поднялся со стула. – Разрешите идти?
– Нет, – сказал Бронштейн. Он опустил голову и застучал пальцами по столу. После короткой паузы он поднял на Дон-Дона холодный взгляд и произнёс. – В ближайшее время я намерен подать на утверждение президенту кандидатуру на должность начальника второго отдела Цеце. Займете вы место вашего погибшего шефа, или же, напротив, понесете суровую ответственность за все провалы в работе – это будет зависеть только от вас. Это понятно?
– Так точно.
– Идите.
Когда дверь за Шимановским закрылась, Бронштейн снял очки и тщательно протёр их линзы белоснежным носовым платком. Потом снова водрузил их на нос и нахмурил брови… Предстояло накрутить хвоста ещё одному раздолбаю. Он нажал клавишу селектора:
– Марта, супер Дон-Дона Балакина ко мне.
Продолжение 18.Связь установлена http://proza.ru/2024/04/24/515