Разгром вражеского аэродрома

               
                Командир дивизиона дальнобойных орудий, капитан Василий Георгиевич Беликов. 1914 года рождения. Уроженец села Матвеево Тверской губернии. В Красной Армии с 1933 года. Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. Победу встретил в Вене на 3-м Украинском фронте. Награждён орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, Кутузова 2-й степени, Александра Невского, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды и медалями. За форсирование водных преград Днестр и Прут был представлен к званию Героя Советского Союза. Награда была снижена до ордена Кутузова.

               
   
                В незабываемые дни обороны Москвы на её ближайших подступах тридцать первого октября 1941 года в сводке Совинформбюро было опубликовано такое сообщение: "На одном из участков Калининского направления дальнобойная батарея под командованием лейтенанта Беликова разгромила вражеский аэродром, уничтожив 14 неприятельских самолётов". Через день сообщение повторилось: "На одном из участков Калининского фронта 2 ноября наша артиллерия подвергла успешному обстрелу вражеский аэродром. Артиллерийским огнём уничтожено 11 немецких самолётов и 9 самолётов повреждено".
       Эту редкую по своему характеру задачу для артиллерии выполнял дивизион, которым мне пришлось командовать в период боёв за Москву. Дивизион этот был вооружён тяжёлыми дальнобойными орудиями и предназначался для обстрела дальних целей, главным образом артиллерии противника. Но случилось так, что довелось нам бить и по фашистским самолётам. А было это дело так.
       Немецко-фашистские войска, захватив город Калинин, сразу же устремились по шоссе на Москву, но были остановлены нашими кадровыми частями и полками московского ополчения. Линия фронта стабилизировалась в восьми километрах южнее Калинина, у высокого элеватора, находящегося в руках противника. Начались дни беспрерывных атак и контратак с той и другой стороны.
       Наш дивизион занимал тогда позиции в пяти-шести километрах южнее элеватора, в лесу, около деревни Лески, и входил в состав группы дальнего действия. Днём и ночью стреляли мы по скоплениям немецкой пехоты и танков, по подходившим к городу резервам. Нередко приходилось вести огонь и для поддержки нашей пехоты, отбивавшей по несколько атак противника в день.
       Гитлеровцы неистовствовали и в воздухе. Они бомбили боевые порядки пехоты и особенно позиции артиллерийских батарей, совершая в день по нескольку налётов группами до восемнадцати самолётов. Но вреда людям нашего дивизиона они наносили мало, так как мы хорошо замаскировали свои орудия и надёжно укрыли людей в блиндажах. Было у нас и несколько запасных позиций, с которых мы вели огонь. Отстреляемся - и быстро убираем орудия в замаскированные окопы, а на их месте ставим макеты орудий, которые затем немецкими лётчиками подвергались жестокой бомбардировке.
       Бои были напряжённые, тяжёлые и длились почти месяц. Личный состав батарей не имел отдыха ни днём, ни ночью. Если и удавалось иногда заснуть часок-другой, так это делалось в промежутках между атаками, возле орудий и пулемётов.
       Однажды я получил приказание от командира полка обнаружить и разгромить аэродром противника. Самолёты, взлетавшие с этого аэродрома, доставляли много неприятностей не только пехотинцам, но и нам, артиллеристам. Нужно было проучить зарвавшихся стервятников.
       Но как выполнить эту задачу? Из расположения нашего дивизиона аэродром не наблюдался ни в какие приборы, а корректирующего самолёта у нас не было. Правда, как уроженец области, я хорошо знал этот район и почти точно мог предположить, где расположен аэродром. Но его надо было видеть.
       Я поставил задачу разведчикам - во что бы то ни стало найти место, с которого мог бы наблюдаться аэродром. И вот начались усиленные поиски. Три дня разведчики дивизиона во главе с младшим лейтенантом Кирилиным не знали покоя. Они лазили со своими стереотрубами и биноклями на верхушки высоких деревьев, но все усилия их оказались тщетными. И только на четвёртый день на левом фланге дивизии с помощью пехоты была в конце концов найдена нужная нам высота: железнодорожная насыпь, окаймлённая отдельными елями для защиты от снежных заносов. Отсюда в стереотрубу просматривалась не только посадка, но и расположение самолётов на аэродроме.
       Чтобы достать до аэродрома, орудия пришлось подтянуть к переднему краю наших войск. Огневые позиции оборудовали ночью. Уже начались морозы, и земля затвердела, но всё было сделано в срок. У утру батарея была готова открыть огонь.
       С утра двадцать восьмого октября удался ясный морозный день без осадков. Наблюдая в стереотрубу, я заметил большое оживление на вражеском аэродроме. Полным ходом шла заправка самолётов для очередных вылетов. Не теряя ни минуты времени, я тут же приступил к расчёту данных для открытия огня.
       Даю первый выстрел одним орудием третьей батареи. Идут томительные секунды, пока снаряд долетит до цели. От волнения и напряжения дрожат руки. Переживаю за свои расчёты и расчёты наводчиков. Но какая удача! Я чуть не подпрыгнул от радости - на аэродромной площадке  взметнулся тёмно-бурый куст земли и дыма. Значит, мои расчёты верны. Молодцы и огневики на батарее - точно сработали.
       Тут же подаю команду:
   - Первая батарея, один снаряд, огонь! Вторая - огонь!
       Делаю необходимые поправки и вновь передаю команды в телефонную трубку:
   - Дивизион, внимание! По фашистским стервятникам, за разрушенный Калинин, прицел триста двадцать, шкалой два, вперёд один, назад один, десять снарядов, беглый. Огонь!
       И вот на аэродром полетели сотни килограммов металла и взрывчатки. Наводка точная. Снаряды один за другим летят в стан врага. Аэродром окутался дымом. В стереотрубу вижу, как загорелся самолёт, автомашина с цистерной авиационного топлива, вспыхнул склад с горючим - густое облако дыма взметнулось вверх. Запылал ещё один самолёт. Мне позвонил командир пехотного батальона и возбуждённо попросил дать ещё жару фашистам и от своих бойцов поблагодарил наших артиллеристов.
       Мне и самому было трудно удержаться от того, чтобы не послать на аэродром пару очередей беглого огня, но я сдержался и перешёл на методичный огонь.
   - Пять снарядов, десять секунд выстрел. Огонь!
       Теперь я снова вижу, куда ложиться каждый наш снаряд. Ввожу коррективы и снова подаю команды на огонь.
       Так, чередуя беглый и методичный огонь, мы продолжали громить вражеский аэродром.
       Вот подлетела группа самолётов и попыталась было сесть на аэродром, но тут же энергично взмыла вверх. Один самолёт, попав в зону огня, загорелся и разбился, остальные полетели в другом направлении.
       Я доложил командиру полка майору Яровому, что аэродром разгромлен. Он тоже захотел увидеть это своими глазами. Приехав на мой наблюдательный пункт, он тоже начал корректировать стрельбу наших орудий по отдельной группе самолётов, не попавших в зону основного огня.
       Выпустив около тысячи снарядов, мы уничтожили в этот день четырнадцать самолётов противника.
       Теперь надо было подумать о смене огневых позиций. Ведь, получив такой сюрприз, противник обязательно постарается отомстить нам. Времени терять было нельзя, и мы срочно перевели две батареи километра на два в сторону, а третью батарею, стоявшую на опушке леса, переправили за реку и замаскировали. Оттуда на протяжении всей ночи она вела огонь по аэродрому.
       С утра следующего дня противник не заставил себя долго ждать. В отместку за уничтожение аэродрома он выпустил против нас восемнадцать самолётов. Когда они появились над нами, я приказал всем огневикам укрыться. Послышались оглушительные взрывы, прекратилась связь с батареями.
       После бомбёжки я направил на огневые позиции своих разведчиков с задачей восстановить связь. Через какое-то время заработала радиостанция огневой позиции. Радист доложил: "Всё в порядке, к стрельбе готовы".
       У меня отлегло от сердца. Впрочем, не всё было так хорошо. Повар и фельдшер всё же пострадали. А произошло это вот как.
       Услышав мою команду, весь личный состав батарей укрылся, оставив лишь отдельных наблюдателей в щелях. Только фельдшер да повара на кухне не слышали моей команды и продолжали своё дело. Через несколько минут взрывом бомбы повалило сосну, и та упала на кухню. Впоследствии повара рассказывали, что кухня от удара сосны низвергла гром, сравнимый со взрывом огромной бомбы. Возможно, что удар сосны мгновенно выпустил пар из котла и наделал много шуму, а может быть он совпал со взрывом бомбы. Бойцы страшно перепугались, зато потом весело смеялись, вспоминая испуганные лица друг друга.
       После этого случая повара стали окапывать и маскировать свою кухню также, как окапывались огневики со своими орудиями.
       На второй день мы одной батареей возобновили огонь по аэродрому и уничтожили ещё одиннадцать самолётов противника. Жить артиллеристам и пехотинцам стало легче.
       Общий результат был такой. По данным агентурной разведки, на аэродроме нами было уничтожено двадцать пять пикирующих бомбардировщиков Юнкерс-87, уничтожен склад с боеприпасами и горючим, было сожжено несколько аэродромных зданий, уничтожены взлётная и посадочная площадки. Больше аэродром в этом месте не действовал.
       За эту удачную стрельбу командир нашего полка был награждён орденом Красного Знамени, таким же орденом были награждены и командиры батарей. Награды получил почти весь состав дивизиона, а я, как командир дивизиона, был удостоен ордена Ленина.