Сидя на берегу Волги в тихий предзакатный час, в конце августа, я ощутил себя затерянным на краю света.
Жара схлынула на прошлой неделе.
Ночи стали совсем прохладные.
Вода быстро приобрела бодрящее свойство. Обнимая тебя колючим холодком, она подстегивала кровообращение. Придавала тебе прыти. Не давая тебе расслабленно бултыхаться в реке, заставляя тебя с громким фырканьем выскакивать на берег.
Многочисленные купальщики, схлынули вместе с изнуряющей жарой.
Как листы календаря, которые оборвав за ненужностью, бросили в окно и их унесло неизвестно куда. Остались только тихие ценители, этого ускользающего хвостика лета.
Из-за удаленности улиц, отделенных от реки сбегающими со склонов деревьями, на берегу царит благодатная тишина, облитая предзакатным солнцем.
Время от времени, это равновесие души и окружающей тебя красоты, нарушается шумом волн, от величественно прошествовавшего танкера или круизного теплохода. Иногда жужжат моторами, как недовольные шмели, скоростные «Прогрессы» и «Казанки».Шлепая днищем, по искрящимся в солнечных лучах гребешкам водной ряби.
Деловито, по хозяйски, протукает куда-то, четырехтактным движком, железная «гулянка».
На которой, важно взирая на проплывающие берега, восседает облаченная в оранжевые спасательные жилеты, многочисленная семья.
Эта тихая идиллия, заключенная в рамки берегов, обрамленных зеленью леса, украшенная золотом обширных песков и белым колером меловых гор, рождала в душе меланхолию.
Оставляла впечатление затерянности этого места, ощущение забытой глухомани. Заставляла разум отделиться от созерцания действительности, оставив отсутствующий взгляд присматривать за телом и воспарить среди миражей абстракции.
Как будто я, долгое время куда-то шел, ехал, бежал, рвался. Все время спешил. Трясся всю жизнь на подножке трамвая, следующего из известного депо, со скабрезным женским названием, до конечной точки маршрута жизни, затерявшейся в россыпи крестов, изваяний ангелов и херувимов.
Как лез в этот трамвай, я не запомнил. В силу того, что тогда я даже говорить не умел. Но в силу возраста не привыкшего смотреть в даль, все воспринималось как неизбежные издержки, подчиненные движению к надуманным целям. Истинное значение которых, нечаянно открыла взору известная сказка Ханса Христиана Андерсена.
Но ты, до поры не замечая этого, натужно толкал трамвай жизни на подъемах. Жался на подножке этого трамвая, пока пассажиры, занявшие удобные места веселились, обряжая очередного короля.
И чем круглее даты, календарных остановок, тем меньше знакомых лиц встречается на их перронах. Все глуше и безлюднее их места.
И тогда пришло осознание того, что и ехал я, не удобно развалясь в мягком кресле, а почему-то стоя в дверях, на подножке.
Всегда, входящие и выходящие толкали меня локтями. И ветром меня все время продувало насквозь. И пыль была вся моя. И ехал ведь я, вовсе не к светлому будущему. Как бы не ехал, но с грехом пополам добрался, до остановки под названием «пенсия». Мне повезло, и я вышел на этой остановке, что бы перевести дух и осмотреться. Ведь стоя на подножке, я могу в любой момент уснуть и упасть под колеса, либо сгореть в скоротечной чахотке, простудившись на ветру.
И тогда меня вышвырнут из этого бардака живые.
Выкинут вон, что бы не смердел.
Кувыркнувшись в воздухе, я свалюсь под насыпь и застряну в кустах. Никто из пассажиров того трамвая, не станет запоминать, где они меня выбросили.
Потому, что и сами они едут в никуда. И им суждено быть выкинутыми, как только они не смогут крепко держаться за свои места.
Либо судьба, прекратив комедию, высадит их на остановке по требованию.
Где одни тихо лягут в землю.
А оставшиеся у окон, продолжат путешествие все с тем же комфортом.
Но, и их ждет своя остановка по требованию, где они так же лягут в землю.
Но, на отдельном, от пассажиров с подножки, кладбище. В нарядные могилы. Под звук оркестра и сухой треск салюта.
Вот такие мысли пришли мне в голову, когда я ощутил себя заброшенным и забытым, в этой безмятежной глухомани.
Перрон остановки, под названием "пенсия", вымостили досками благопристойности. Для того, чтобы человек не испугался неустроенности, сойдя в такой глуши, и не пытался, в панике, добежать до ближайшего дерева. Что бы дать возможность жизни, с отвращением отвернуться, и с чувством исполненного долга уйти от вас. Сожалея том, что так долго позволяла вам, цепляться за себя.
Находился, перрон этой печальной остановки, в живописном месте, тихом и задумчивом.
Я смотрел в хвост удаляющемуся трамваю и испытывал неуверенность от нового своего положения.
Все время толкался локтями и куда – то ехал. А теперь один, на этом перроне.
На распутье разбегающихся в разные стороны тропинок. Какую выбрать?
Короток или длинен будет путь?
Будет ли он удобен, что сохранило бы силы путнику.
Или придется сгинуть бесследно, обессилев в топком болоте?
Вот и я, сойдя на этот дощатый перрон , шел теперь куда–то глухой тропинкой, совершенно не ведая цели.
Мучаясь и преодолевая препятствия, теряя силы и уверенность, я шел и шел.
Одна надежда, что сняв лапти и размотав онучи на живописной полянке, мне посчастливится отдохнуть немного и полюбоваться окружающей красотой.
Прежде, чем я тихо и незаметно, отправлюсь в неизвестность.
Желательно, не доставив никому неудобств и оставив в наследство, аккуратно развешанные на ветках онучи и полу истоптанные лапти.
Владимир Раков. 03.09.2018г.