Неужели так бывает в жизни, как будто его чувство, жившее себе спокойно в сосуде моей души и вдруг, совершенно неожиданно, другая, новая влюблённость втискивается в этот же сосуд и вытесняет старую любовь…
И вытеснила буквально за пару дней всё, и многолетнюю любовь, и налаженную жизнь… И что интересно, совсем без сожаления, без сострадания моя душа смотрела вслед той уходящей любви… И с каким озарением, с особым неоновым цветом глаз она уже встречала свою новую любовь, ничем не оправданную, не зарекомендованную… так, с улицы …
А та, которая дарила ей годы счастья, радости бытия, прогулки, была вычеркнута без оглядки… Но вычеркнутая любовь оглянулась, и он, оглядываясь, с досадой сказал:
- Бог тебе судья, - и поплёлся на все четыре стороны…
На одной из сторон его окликнула девушка и спросила:
- Вам плохо? Чем-нибудь помочь…
Он удивился вопросу…
- Почему Вы решили мне помочь?
- Потому что Вы шли, шатаясь…
Усмехнувшись, он вспомнил стихотворение “Сжала руки под тёмной вуалью…”
И прочёл его сердобольной девушке…
- “Как забуду? Он вышел, шатаясь, искривился мучительно рот…”
- Я знаю это хрестоматийное стихотворение, мы его в школе проходили.
- Так ты что, ещё школьница?
- Нет, я уже институт заканчиваю, медицинский.
А мужчина-то брошенный, который шёл, шатаясь на все четыре стороны, оказался с юмором и добавил шутливо:
- Так ты что на перекрестках пациентов поджидаешь...
И девушка оказалась ему подстать, и Ахматову знает, и ответила с пониманием:
- Нет, я брошенных подбираю.
Так завязался их литературный пинг-понг…
Неожиданно для себя мужчина сказал:
- Слушай, а давай пойдём продолжим беседу в мягком кресле, а то спина болит, радикулит, ну ты же, можно сказать, докторица, пошли в кафе.
Докторица не сопротивлялась, она такого достойного собеседника не встречала ещё, поэтому ей он был интересен. Устроились с комфортом, в мягких раскидистых креслах, друг против друга, оба оказались голодными, он на нервной почве, а она за компанию, компанейская оказалась докторица, как он её сходу обозначил.
- Давай выпьем рому, - сказал он неожиданно, сам на себя удивляясь.
Вообще-то журналист был не пьющим, солидным, в летах и давно занимал должность главного в известной газете, но она всего этого не знала, она вообще, кроме того, что он шёл шатаясь, ничего ещё о нём не знала. Но когда в окно заглянула жёлтая луна из-под синего небесного одеяла и на столе стояла почти пустая бутылка Pauline Hemingway' Rum Scoundrel (Ромовый негодяй) любимый напиток Хемингуэя, она знала о нём всё.
- Понимаешь, - он ей говорил, уже вяжущим языком, - у Есенина, помнишь, “как жену чужую, обнимал берёзку”, а если его перефразировать, то, что ж получается, она мне открыто говорит, что обнимает берёзу, как чужого мужика… Ты понимаешь?
- Понимаю.
- Да что ты понимаешь…, ты ещё даже и не докторица…
- Понимаю, что ей теперь хочется обнимать не Вас, интеллигентного журналиста, а чужого мужика…
- А как она может меня променять на чужого мужика? Что скажешь?
Я молчу, я же не знаю достоинств ни одного из них, не знаю кто из них лучше; для меня они оба чужие, хотя этот с юмором, мне он даже нравится и к вечеру стал уже и не совсем чужим… Ещё мне понравилось в нём то, что он, ею посланный, шёл и переживал, а не послал её тоже вслед... Значит есть у него душа и она болит, а я, как будущий психолог, должна дать человеку возможность выговориться, значит выслушать его, а лучше и вылечить…
Вот я и пошла с ним в кафе, в то время, когда должна была идти на концерт А. Градского со своим приятелем, у которого на меня были виды, как говорила моя мама, встретив его пару раз. Сам он мне об этом ничего не говорил и даже не намекал, но у мамы интуиция…
А пока что я сижу в кафе, пью третью чашку кофе и лечу своего первого пациента, лечу тем, что слушаю, а он признаётся в том, что любил Марину много лет, что она геолог, а он журналист, сетовал, что не может с ней ездить по диким степям Забайкалья, где золото роют, так же как и она не может редактировать его фельетоны, которые он пишет от скуки.
И я, вспомнив его мучительное признание и боль опустошённой души, сказала:
- А не от скуки, а от душевной потребности пишите. Напишите такой рассказ, который никто другой не сможет редактировать, потому что ни у кого другого так не болит душа… Напишите не фельетон для смеха, или телегу чужих проказ, чтобы подчеркнуть своим лихим пером не чуждые обществу недостатки. Напишите рассказ про боль измученной и постаревшей души, выброшенной из океана жизни в океан одиночества и не держите эту боль в себе, расскажите, что Ваша душа задыхается… Что каждая душа задыхается от своей ненужности… Как забытая и никем не востребованная бандероль.
Моя душа не бандероль,
Забытая тобою второпях,
Моя любовь, потерянная боль,
Ты не найдёшь её в степях.
Я в океане брошенный тобой
Почти что задыхаюсь…,
Борюсь и с гневом, и с судьбой,
Плыву на волнах и шатаюсь.
Но кто-то бросив в воду круг,
Девятого не дожидаясь вала,
Дороже станет всех подруг,
Хотя меня совсем не знала.
О ней, короткий мой рассказ,
О доброте её душевной,
О том что был я ловелас
И этот мир, конечно, тленный.
Давно и я покинул этот мир,
Но думаю, что жив вопрос насущный,
А нужен ли ещё факир,
Любовь в душе своей несущий…
Наташа Петербужская. @2024. Все права защищены.
Опубликовано в 2024 году в Сан Диего, Калифорния, США.