Ги был эдаким верзилой пожилого возраста, с посеребрённой от седины головой, неопрятный, наивный, с широкой улыбкой и такой же широкой душой.
Его мама была полькой, угнанной немцами во время второй мировой войны. После освобождения, вышла замуж за француза и они переехали во Францию.
У них родилось 5 детей, Ги был самый младший и самый любимый мамой, как ему казалось. Думаю, мама за него больше всего переживала. Умом Бог не наградил, а на доброте, щедро подаренной природой, далеко не уедешь. Вот мама и старалась защитить и пригреть, словно чувствовала, что трудная жизнь ждёт её младшенького сына.
Ги с теплотой всегда говаривал "Из всех детей, только моя фотография была у мамы в портмоне, только меня она всегда с собой носила" и его лицо озарялось почти детской улыбкой, он краснел от эмоций, опускал глаза и казалось он чувствовал свою маму рядом в этот момент. И видя какой он человек, казалось, славянская кровь в нём взяла верх над французской.
Теперь же ему 71 год, жизнь промелькнула и осталась где то за плечами.
Вот уже 7 лет, как умерла его жена и он плывёт по жизни в лодке со своим одиночеством, черпая своё безрадостное существование, отталкивая вёслами назад каждый свой прожитый день, чтобы двигаться вперёд без цели, планов, желаний.
Стакан вина по вечерам стал его постоянным собеседником и утешителем.
По утрам, выпив традиционную чашечку кофе, он выходил из дома, садился перед входной дверью на обшарпанную скамейку и отсчитывая тягостные минуты, замирал в ожидании телефонного звонка, который непременно выдернул бы его из этого невыносимого плена одиночества.
Он готов был на всё : бесплатно работать у кого-то в саду, куда угодно ехать, бродить по блошинным рынкам... Вобщем, прогуливаться по чужим планам, целям и проектам... Только бы убежать от своей действительности, от своей бесцельной жизни, от своих душевных болей, обид, неудовлетворённостей, тоски...
Он сильно постарел за последнее время. Строить что-то новое поздно, прошлое наводило на тоску, оставалось жить настоящим, но чужим. В своём он не находил себе места.
Он создал себе окружение "клиентов", которым он совершенно безвозмездно помогал выполнять любую физическую работу не требующую интеллектуальных затрат. Любимым его детищем была работа в саду. Он с удовольствием стриг газоны, копал, сажал и вывозил обрезки и прочий садовый мусор на свалку.
С каждым годом, это занятие становилось всё более затруднительным. Он потел, пыхтел, надрывал спину, но утром выходил из дома, садился и ждал звонка...
Денег он категорически не брал, но с удовольствием принимал приглашение разделить трапезу с хозяевами. Это было самое радостное его время. Горячая домашняя кухня, горячительные напитки, десерт и тёплая беседа в семейном кругу, даже если и в чужом. Тут он становился членом семьи и все свои накопившиеся разговоры изливал как из рога изобилия.
Его слушали, понимали, что ему это необходимо, как воздух.
Иногда, в знак благодарности, его приглашали в ресторан, в поездку на денёк на море или на прогулку. Но это уже было, как высшая награда земного бытия.
Но по наступлению осени, когда все работы по саду были окончены, его жизнь замирала. Он погружался в свою одинокую жизнь и тягостные мысли, забытый всем своим маленьким окружением.
Он так же, как и все, зимой болел, иногда температурил, иногда спина хватала, но телефон молчал и он не осмеливался кого-то беспокоить.
Изредка ему звонили, не заезжал никто.
Он ненавидел зимы... И тосковал...
Но так было не всегда.
Всю жизнь он проработал на заводе, его ценили и уважали, как добросовестного работника. Но большого ума Бог не дал, философские беседы не были его коньком и верных друзей и единомышленников у него было.
Родители оставили ему три дома, стареньких, ветхих, а всё же свои.
С последней спутницей жизни, её звали Нелли, он прожил 25 лет, общих детей не нажили. У неё было двое детей от первого брака. Со своим мужем она официально так и не развелась. Долгое и затратное это дело... Поэтому с Ги они не расписывались, а жили просто гражданским браком. Она предложила ему жить в её доме. Так потекла жизнь своим чередом.
Он любил эту женщину и отдавал всю свою энергию в это "общее" гнёздышко. Он пристроил часть дома, облагораживал, модернизировал и брал кредиты. Его спутница не работала и финансово не могла участвовать в общем деле. Характером Ги был покладист и исполнителен. Завоевать его доверие было легко. Душа открытая, добрая, наивная... Такая душа была подарок неба и горе для земной жизни. Таких, как он когда то называли "юродивый", "блаженный", сродни не от мира сего...
И вот Нелли уговорила нашего героя рассказа продать свои домишки и купить один большой добротный дом, сдавать его жильцам и за их счёт выплачивать кредит в банке.
Сказано сделано. Послушал, продал, купил, сдал жильцам.
Между тем, на жил площадь в доме Нелли, на который он положил немало сил и средств за четверть века, он всё так же не имел право.
Когда Ги заговаривал об этом, Нелли отвечала "Успеем. Куда спешить. Как нибудь потом." Между тем, Нелли заболела онкологическим заболеванием, дни её были сочтены, но она всё также отвечала, что успеем всё переоформить, как нибудь потом. И умерла...
В это же время, квартиранты Ги, на его несчастье, перестали платить за аренду дома. Но так, как у них были несовершеннолетние дети, по французским законам выгнать их не было никакой возможности, а возвращать кредит в банк было необходимо. Ги к этому времени уже вышел на пенсию. Вся его жизнь рушилась на глазах, все вложенные усилия были втоптаны в пыль жизненных дорог, а трудовые мозоли покрылись слезами.
Первый супруг Нелли унаследовал дом со всеми внесёнными реконструкциями, преображениями и обновлениями. Ги был из него выдворен.
В свою очередь, по истечении двух лет и судебных разбирательств, квартиросъёмщики были выдворены из дома Ги. Но всё уже было поздно и напрасно. Банк арестовал дом Ги и по остаточной стоимости продал его с молотка на аукционе, так как Ги не мог покрывать кредит. Остальные же кредиты, которые Ги брал на ремонт дома Нелли остались ярмом на шее Ги и центральный банк обязал Ги в течение 5 лет все долги отдать.
Мэр маленького городка, где он проживал, сжалился над ним и нашёл ему старый дом, напоминающий забытую и перенесённую из средневековья лачугу. Холодную, сырую, с покосившейся крышей и ставнями. Она только подчёркивала пропащую судьбу Ги, но выбора не было, надо было где то жить.
- Я имел три дома. Меня Нелли уговорила их продать . Я купил новый дом и потерял. Я 25 лет прожил в её доме и был вынужден уйти. Теперь плачу кредиты, а пользуется всем её бывший муж..., сетовал Ги.- Я всё потерял, всё потерял, - добавлял он всякий раз раздавленным глухим голосом.
Это была основная тема всех его разговоров. Боль несправедливости грызла его нутро.
- Почему же ты не настоял оформить нотариально твои права на часть дома Нелли ?- твердили все.
- Когда любишь человека, доверяешь ему,- отвечала наивная душа.
Другого объяснения он не находил и топил свою грусть в работе и вине.
Садовник он был конечно не профессиональный. То куст сломает, то только что посаженные цветы газонокосилкой снесёт, то саженцы растопчет. Он напоминал огромного неразворотливого медведя. Но его старания всё равно с лихвой окупались и ему прощали промахи в работе.
Все эти люди, признательные, но не искренне близкие, которые мило и лестно называют его "наш садовник", являются единственным источником тепла для бедной души нашего героя, которые ему помогают ещё как то удержаться на этом свете...
Когда его спрашивают "Зачем ты выполняешь такую тяжёлую работу у людей и совершенно бесплатно?"
Он говорит " Всё же лучше, чем сидеть дома. Я с ума схожу".
Я наблюдаю за ним и вижу, как он стареет с каждым годом, как ему всё тяжелее и тяжелее ворочать землю лопатой, цапать и вывозить скошенную траву.
Я часто думаю и наверняка он тоже, что когда он больше не сможет выполнять эти работы, он будет забыт, оставлен наедине со своим одиночеством, болезнями и тягостными мыслями . И уже не будет разницы между сезонами. Для него навсегда наступит постоянная, холодящая душу зима людского равнодушия.
Держись, старина Ги... Бедная твоя добрая, бескорыстная славянская душа...
23 04 2024