Ночь. Поезд. За окном темень. Изредка проплывают одинокие огоньки или короткие цепочки из них. Как звёзды на фоне тёмного неба, светят, чтобы обозначить своё существование. Ничего не выхватывая из темноты, не освещая. Сообщая: «Я есмь». Потом опять темнота. И вдруг ровный, яркий прямоугольник света. Чуть поодаль, на расстоянии нескольких стыков рельс ещё один тускловато-жёлтый. Окна. Кому-то не спится.
Полина тихонько, чтобы не разбудить Андрея, выбралась из тёплой постели и вышла в кухню. Включила свет. До чего же он ярок в три часа ночи. Ещё минувшим вечером она хотела просить Андрюшу вкрутить лампочку большей мощности, потому что темновато. А сейчас ей кажется, что она светит чересчур ярко, что свет её не прямолинейный, а лезет во все углы, обтекая препятствия, высвечивая шрамы, выдавая секреты.
Сегодня ночью, они любили друг друга как-то особенно нежно, разглядывая прикосновения, сливая души и тела не в порыве страсти, а совсем иначе. Потом Полина лежала и слушала ровное дыхание спящего Андрея. Долго. Сон не приходил. Мысли, как запахи, проникающие в каждую щёлку, заползали в извилины мозга и собирались в клубок, который не оставлял места сну. То появлялись сцены из детдомовской жизни, то первая встреча с Андреем, то прогулки с его сыном от предыдущего брака. Это тянуло за собой мысль, что она никогда не станет матерью. Опять как непреодолимая скала на пути, вставал вопрос - должна ли она рассказать это Андрею. Понимала, что рано или поздно придётся это сделать. Но так не хотелось спугнуть счастье, которое так нежданно пришло в её жизнь с появлением Андрея.
Всё было как в сказке. Возвращение в посёлок, из которого её ещё совсем маленькой увезли в Дом ребёнка. Она не помнила того времени и знакомилась с посёлком заново. Он расположился вокруг, торчащих посередине гор, покрытых порослью и камнями. На вершине одной горы неприкаянно торчали несколько сосен. Казалось, будто огромный двугорбый верблюд лёг отдохнуть, да так и не захотел больше подниматься. Размеры посёлка определить было сложно, потому что часть домов закрывалась горами. Серыми лентами их огибали дороги, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. Слева от центральной улицы протекала река и впадала в уютную бухточку огромного северного озера. Части посёлка, расположенные на разных берегах реки соединял старенький деревянный мост. Его ширина позволяла проезжать только одной машине. Вокруг посёлка и бухты как стражники тоже возвышались горы, покрытые лесом. Они закрывали посёлок от ветров и, создавали в нём особенный климат.
Небольшая квартирка, оставшаяся от бабушки со старой мебелью и утварью. Первый поход в хозяйственный магазин за новой, своей кастрюлькой. Дорога шла мимо местного стадиона. Ровное поле, окружённое забором без излишеств, просто прямые ряды металлического прута. На стадионе собрались кучкой подростки, которым что-то говорил высокий, хорошо сложенный молодой человек. Наверное, тренер, подумалось Полине. Тренер стоял лицом к дорожке, огибающей стадион, и явно увидел девушку. От этого беглого взгляда Полина как-то подтянулась, даже выше стала, тряхнула длинными волосами. Она знала, что у неё красивые волосы, гладкие, блестящие, густые, шоколадного цвета. Так вскидывает гриву, изгибая красивую шею, кобылица, когда поблизости появляется жеребец. Срабатывает инстинкт, заложенный в Еву Создателем.
Ничего случайного не бывает. Зачем-то именно Андрея она встретила первым в самом начале новой жизни. Именно его мать приняла Полину в администрации, когда та пришла искать работу. Ещё никто даже знать не знал, что Поля и Андрей будут вместе. Полине предложили работать в местной библиотеке.
- У меня же ещё совсем нет опыта, - испугалась она, - я только первый курс заочного закончила.
- Вот и будешь учиться и опыта параллельно набираться, - заявили ей категорично.
Правда, дела принимать было не у кого. Робко, неуверенно Полина начала разбираться в новом хозяйстве. Начальство далеко, в районном центре, а Андрей рядом, готовый в любую минуту прийти на помощь. Не удивительно, что уже через пару месяцев они жили вместе. Сбылась мечта маленькой детдомовской девчонки, иметь дом и семью. Полина наполнилась счастьем, как шарик воздухом. Она не ходила, летала. И как всякий влюблённый человек не видела и не слышала ничего вокруг, кроме того, что было её счастьем. Андрей это муж, а кто же ещё. Штамп в паспорте? Да какое это имеет значение? Ну и пусть вокруг шепчутся. Ведь добрые, открытые люди не будут шептаться у вас за спиной. Разлучница, сожитель. Это не про них с Андреем. С женой он давно жил отдельно, какая же Поля разлучница? Шептуны успели надуть в уши, что и та жена была второй. Но это всё было до неё, Поли, поэтому к ней не имеет отношения.
События и само время неслись вскачь. Полине так и хотелось крикнуть: «Притормози! Страшно на такой скорости». Несчастье грянуло так же быстро и неожиданно. Резкая боль в боку, потеря сознания. Скорая помощь. Больница в областном центре. Операция. Реанимация.
Уже в палате, через четыре дня после операции, во время обхода врач, осмотрев Полину, коротко сказал:
- После обхода, зайдите ко мне в ординаторскую.
У Поли засосало под ложечкой. Почему в ординаторскую? Почему не сказал здесь как остальным? Она не стала дожидаться, когда доктор закончит обход во всех палатах, и пошла дежурить у дверей ординаторской. Ходила, пока ещё согнувшись, поддерживая руками живот. Каждый шаг отдавался резкой болью, будто внутренности прижигали калёным железом. Полину удивляла длина разреза. Шов проходил через весь живот сверху до низу. «Неужели нельзя было сделать разрез поменьше?», - думала она, - «Теперь в открытом купальнике ни загорать, ни купаться нельзя». Если бы только тогда она знала, насколько эти мысли глупы и никчёмны. Уже через час, после разговора с врачом всё изменилось. Купальник, шрам на животе всё превратилось в мелочи по сравнению с тем, что она потеряла в этой жизни. Доктор начал разговор, глядя ей в глаза:
- В нашу больницу вы поступили по скорой в бессознательном состоянии. У вас обнаружили опухоль. Она поразила яичник и матку. Из-за угрозы жизни мы приняли решение об экстренной операции. Удалить опухоль, сохранив органы, не удалось. Пришлось удалять с ними.
Полина сидела как каменная. Слова доктора долетали откуда-то издалека. Доктор, видя, что она не понимает смысла сказанного, уточнил:
- Вы меня понимаете? Мы вынуждены были удалить яичники и матку.
И он чётко и ясно произнёс фразу, которая прозвучала как удар хлыста:
- Вы никогда не сможете стать матерью.
То ли от слабости, то ли от этого известия, у Полины перед глазами поплыли разноцветные круги, и её накрыло тьмой. Очнулась на кушетке от резкого запаха нашатыря. Доктор сидел перед нею и, увидев, что больная открыла глаза, заговорил:
- Жизнь продолжается и это главное. В ней много интересного, кроме пелёнок, сопливых носов, детских и подростковых кризисов. Ну, а если без этого так уж плохо, то всегда можно взять малыша из детского дома. Не стоит отчаиваться. Сейчас дождёмся ответа из лаборатории и, если опухоль доброкачественная, то дня через четыре можно будет говорить о выписке.
У Полины, как иногда в простеньких попсовых песнях повторяют много раз одну и ту же фразу, крутился вопрос: «А если нет? А если нет? А если нет?!».
Выписали её на десятый день после операции с условием долечиваться амбулаторно. На работу Полина вышла через месяц и вцепилась в неё как утопающий в спасательный круг. Наверное, это глубокое погружение в повседневные дела и придумывание новых проектов отвлекало её от мыслей о потере, от решения вопроса сообщать ли Андрею информацию о состоянии здоровья, о будущем, наконец. Она спешила жить, будто уже знала, что отпущено ей не много. И только ночами, когда Андрей уже спал, её как призраки обступали со всех сторон, лезли из всех углов сомнения и вопросы. Тогда Полина подходила к окну и вглядывалась в давно знакомый пейзаж с тусклыми уличными фонарями вдоль дороги, в дома с тёмными глазницами окон, где спокойно спят люди. «Счастливые - спят. Значит у них всё хорошо. И дай Бог этим спящим людям дальнейшего благополучия», думала Полина. Часто она засыпала под утро, измученная и отчаявшаяся, так и не найдя ответа или решения. А в эту ночь её внимание привлекло окно, которое сквозь толщу ночной тьмы поманило своим тускло-жёлтым светом. Как будто хотело сказать: «Ты не одна. Ещё есть люди, которым тоже не спится».
Тамара Васильевна устала ворочаться без сна и включила бра над кроватью. Привычным движением потянулась к тумбочке за очками и книгой. Рука сначала наткнулась на парик, потом нашарила то, что искала. Смешно, но в семьдесят два года она не забывала, услышанную в школьные годы фразу учительницы русского и литературы:
- Читать надо каждый день. Хоть одну страницу, но каждый день.
Сначала читала именно потому, что порекомендовала учительница, к которой она относилась с уважением. А потом, с годами чтение вошло для неё в привычку, превратилось в жизненную необходимость, как воздух для дыхания. Заканчивая вечером с домашними делами или укладыванием детей, она предвкушала удовольствие от погружения в книгу. Сколько раз давала себе обещание откладывать книгу в двенадцать. Но если её цепляло, то косясь на часы и уверяя себя, что дочитав главу, погасит свет, дотягивала до четырёх-пяти утра. Книги - именно то, что помогало ей переживать все сложные периоды жизни. Они восполняли отсутствие возможности путешествовать из-за недостатка средств. Это они рассказывали о людских бедах такое, что собственные неприятности сдувались на глазах. Это они убеждали, что любовь есть, надо только её разглядеть и понять. Это книги не оставляли места для скуки и хандры. Это они окружали её ровными рядами и наполнили всю жизнь смыслом.
И вдруг всё рухнуло. Нет, она не лишилась зрения, и не разучилась читать. Тамара Васильевна вышла на пенсию после сорока лет работы библиотекарем в их небольшом посёлке. Как же сложно принять эту свободу. Не надо бежать ко времени, не надо планировать дела на завтрашний день, не надо заказывать специальную литературу для заочников, не надо выискивать новинки и способы как их заполучить в свою библиотеку и ещё много чего не надо. Первые дни казалось, что жизнь кончилась. Никому теперь она не нужна. Да ещё эта обида.
Дни похожи один на другой. Хорошо ещё, что осталась без работы в конце весны. Двор перед её домом и соседними двухэтажками уже покрылся свежей зеленью. Его пересекали тропинки к подъездам и незатейливой детской площадке. Жители этих домов, как и все в посёлке, имели огороды. Они располагались под окнами с другой стороны дома ровными аккуратными прямоугольниками. Занялась огородом.
Тамара Васильевна всю жизнь жила в этом посёлке и любила его. Здесь всё знакомое и родное. Две горы посередине с торчащими на верхушках соснами, речка, которая разделяет посёлок. В середине посёлка перекрёсток трёх дорог. По одной пойдёшь, в поле выйдешь. Другая - выведет на шоссе. Третья в лес. Все дороги, исхоженные тысячи раз, знакомы до каждого дерева и камня на обочине. На любой улице знакомые живут. Откуда же взялось чувство тоски и одиночества? Идти никуда не хотелось. Зачем? К кому? Стоит отойти от дома, как ноги сами несут в сторону библиотеки. И тут обида накрывала с новой силой.
Тамара Васильевна достала из комода коробочку со знаком «Заслуженный работник культуры Российской Федерации». Погладила его рукой. Открыла и прочитала в тысячный раз удостоверение. Если бы знала, что после гордости, которую испытала при его получении, наступит такая пустота. Лучше бы не давали. Ведь не для этого работала, старалась. Библиотека была для неё вторым, а может после того как разъехались дети и главным домом. Там она постоянно была кому то нужна. А сейчас? Тамара Васильевна спрятала коробочку на место.
Ох, обидели. В груди заныло. Мысли пошли по кругу. И повод-то нашли какой - компьютер не освоила. А вы хоть на курсы послали? Может и освоила бы? «Вот дура-то старая, не надо было телевизор менять, лучше бы компьютер купила. Попросила бы сына соседки Павлика, чтобы научил», - ругала она себя. И тут же лезла в голову мысль, что компьютер только повод. Место надо было освободить для сожительницы сына начальницы. Всё из-за неё, этой молодой и длинноволосой. Не умеет ничего, всю библиотеку запустила. Стеллажи от солнца не закрывает, корешки книг и обложки выгорают. Да ещё и на больничном столько времени просидела. Ведь молодая, а здоровья нет. Ещё намучаются с нею.
Тамара Васильевна прошла на кухню, налила стакан воды, выпила несколько глотков и отнесла стакан на прикроватную тумбочку. Легла, открыла книгу. Ремарк «Тени в раю». Читала уже, но нравится. Главный герой два года жил в подвале музея без дневного света и свежего воздуха. Спрятал и этим спас его директор музея, рискуя собственной жизнью.
Неожиданно знакомый текст вызвал такое сердцебиение, что прекратила читать и опустила книгу на грудь. Сердце колотилось так, словно это она попала в тёмный подвал. А впереди два года, день за днём. Именно столько жил там Роберт. Семьсот семьдесят дней! А директор музея? В любой день на пороге могли появиться эсэсовцы. И появились. Потом концлагерь. Удивительные люди!
А я? Этот вопрос оказался такой неожиданностью, как впившееся жало осы. Тамара Васильевна отложила книгу и села. А что я? Как что? Всего несколько месяцев без работы и вся раскисла. Ноги, руки, голова работают. Солнце светит. Жизнь продолжается. Да что же это я? Тамара Васильевна схватила стакан, плеснула на руку, провела мокрой ладонью по лицу и залпом допила прохладную воду. На девчонку злюсь, сплетни повторяю.
Мысли Тамары Васильевны потекли совсем в другом направлении. Девчонка детдомовская. У неё никого нет. Намыкалась уже. Как же ей без работы то? У меня пенсия есть, огород, дети взрослые, хоть и далеко, а есть. Приезжают. Могу и я в любой момент к ним поехать, зовут. Она же одна на всём белом свете. Сердце Тамары Васильевны сжалось, но уже не от обиды, а от сочувствия этой молодой девчонке. Так это хорошо, что Андрей с ней. Может у них и сладится, может и семья получится? Дай им Бог! Завтра же пойду в библиотеку и помогу разбираться. Опыта у меня достаточно, есть что передавать.
Библиотека открывается в десять. Успею утром теплицу полить и парник открыть.