(Из записей Марка Неснова)
Ещё лет десять после окончания войны мои родители иногда между собой
говорили на идише.
Обычно это происходило тогда, когда обсуждалась проблема,
которую отец и мать хотели скрыть от нас с братом, потому что мы знали только русский и немного украинский.
Детское любопытство заставляло нас напрягаться, навострять уши и улавливать в разговоре русские слова, чтобы по ним сложить смысловую мозаику.
Иногда это удавалось. Но не в этот раз.
Мало того, что родители говорили на идише, так они ещё и шептались, что было абсолютно несвойственно для характера моей боевой и шумной мамы.
Заметили мы и непривычную активность в коридоре и во всём дворе.
Наконец, новость стала доступной и детскому любопытству, а потому взволновала и нас своей оглушающей несуразностью.
Оказалось, что Ира Ковалёва, учительница из финского домика в конце двора, выгнала своего мужа-красавца Сергея и привела в дом горбатого
мужика.
Новость была непостижима и неподъёмна ни для ума детей, ни для привычного сознания взрослых.
Её соседи за деревянной перегородкой, рассказывали что Ирка с новым мужем целыми ночами хихикают и шумят.
Весь двор недоумевал.
Ну что можно делать весёлого ночью с горбатым, да ещё и такого, чтобы мешать спать соседям?
Сама же Ирка Ковалёва расцвела, повеселела и гордо несла свою голову рядом с маленьким горбатым человечком, который неуклюже держал её под руку, когда они ежедневно вынуждены были проходить через любопытно - осуждающие взгляды многочисленных соседей по двору.
Мужчины делали вид, что их это не интересует и продолжали играть в домино, не отвлекаясь на ежедневное зрелище.
Дети же, от природы категоричные и злые, всячески досаждали презираемой всеми паре и, как только могли, вредили Иркиному пятилетнему сыну от первого брака.
Эта необъявленная война закончилась так же внезапно, как и началась.
Одноногий Ванька на костылях, как это уже не раз бывало, гнался за своей женой по двору с сапожным ножом в зубах, а его жена Анька истошно орала.
Мужики, оставив домино, повернулись в их сторону, но вмешиваться никто не торопился, опасаясь пострадать за чужое пьяное дело.
Увидев идущую по двору Ирку с горбатым мужем, Анька инстинктивно спряталась за них.
Подскочивший Ванька замахнулся ножом и заорал:
-Отойди, убью!
И тут произошло невероятное.
Горбатый закричал неожиданно громким голосом:
-Не сметь!
От растерянности Ванька замешкался и тут же получил короткий и сильный удар кулаком в живот.
От боли и неожиданности он выпустил костыли, скрючился и свалился, задыхаясь, на землю.
А горбатый спокойно повернулся к жене, и они продолжили свой путь.
Назавтра уже все знали, что горбатого зовут Яков Степанович Смоляков и что он преподаватель истории.
Весь двор стал с ним здороваться издалека, называя по имени отчеству, а он
всегда доброжелательно и как-то старомодно и неуклюже раскланивался.
Вскоре они уехали из нашего двора, и мои детские важные дела и события вытеснили из памяти и Якова Степановича и его жену.
Прошло лет восемь – десять.
За разные дурацкие и хулиганские подвиги меня исключили из техникума и, чтобы продолжить учёбу, мне понадобился аттестат зрелости.
Я направился в ближайшую вечернюю школу, директором которой оказался мой бывший сосед по двору Яков Степанович Смоляков.
Встретил он меня тепло и доброжелательно, но предупредил, что ни меня, ни моих дружков, в случае какой-нибудь бузы, не потерпит.
Он посмотрел мне в глаза, и я понял, что проверять его предупреждение не стоит.
Я открыл дверь в одиннадцатый класс и увидел на задней парте красавицу,
которая показалась мне знакомой.
Не раздумывая я уселся рядом с ней и, по обыкновению, начал что-то молоть, рассчитывая на *продолжение банкета*, тем более, что она проявила ко мне интерес , потому что, как оказалось, была наслышана обо мне.
В конце уроков я навязался её провожать, чему она откровенно обрадовалась.
Жила она не близко, и пока мы шли, наши отношения стали настолько тёплыми и доверительными, что я без всяких опасений полез к ней целоваться.
Люба (а так её звали) без всякого жеманства позволила поцеловать себя в губы и серьёзно сказала:
-Парень ты, конечно ничего, но я люблю другого человека.
-Что, так сильно?
-Очень!
-Он что намного лучше меня?
Люба помолчала, посмотрела на меня внимательно и с какой-то обречённой убеждённостью сказала:
-Лучше.
-Чем?
-Он настоящий мужик.
-А я?
-Ты интересный балбес.
Она примирительно чмокнула меня в щёку и зашла в подъезд.
Я посмотрел вслед её волнующим ногам и расстроился ещё больше.
На следующий день она не отходила от меня на всех переменах, снова попросила меня проводить её, а когда узнала, что я иду в общежитие техникума к своей Ласточке,
напросилась со мной, и мы втроём направились к её дому.
Так она превратилась в моего друга и часто свободное время проводила в нашей компании.
Все знали, что клеить её бесполезно, поэтому никаких проблем не возникало.
Парня её я никогда не видел, поэтому предполагал, что он в армии.
Однажды, по дороге из школы, Люба была какой-то непривычно озабоченной и, вдруг совершенно не к месту, сказала, что
у жены директора нашей школы рак.
-Стыдно так думать, но у меня теперь появилась надежда.
-На что? - я не понимал, о чём она говорит.
-Что Яков Степанович на мне женится.
Я остановился как вкопанный.
Оказывается красавица Люба Лупова, по которой вздыхала половина моих знакомых ребят, была влюблена в этого несчастного горбуна.
И хотя я уважительно к нему относился, услышанное от Любы, не умещалось в моей голове.
-И давно ты в него влюблена?
-С детства. Мы летом жили в одном дачном посёлке.
Когда однажды загорелась соседская дача, собралось много народу, но спасти домик уже не было возможности.
А во дворе под навесом была привязана собака. Огонь подбирался к ней, но отвязать её все боялись, потому, что уже горела крыша навеса, и можно было сгореть.
А Яков Степанович, из всех мужиков один, побежал к собаке и отстегнул ошейник. У него обгорели волосы и лицо и он долго лежал дома.
А мы дети ходили его проведывать.
Постепенно я поняла, что люблю его, потому что лучше и интересней на Земле человека нету. И буду любить всегда.
-А он?
-Он делает вид, что ничего не замечает. А я и в школу хожу из-за него.
После этого разговора прошло, наверное, лет двадцать-двадцать пять.
С женой мы поехали в Дом быта забрать из ремонта телевизор моих родителей, у которых тогда гостили.
Кто-то похлопал меня по плечу. Оглянулся.
-Господи, Люба! Ты ещё красивее. Тебе время только на пользу.
Мы обнялись, как самые родные и близкие люди.
-Пойдёмте ко мне в кабинет. Я здесь директорствую.
Когда мы расположились, зазвонил телефон. Люба говорила с ребёнком.
-Внучка - сказала она, положив трубку.
Ты же помнишь Игоря, сына Якова Степановича и Иры? Это его дочь.
Я недоумённо смотрел на неё.
-А! Ты же ничего не знаешь. Я и забыла, где ты был.
Ира умерла в 69-м, и Яков Степанович на мне женился.
И мы прожили вместе уже почти двадцать лет.
У нас и общая дочка есть Оля, сейчас она в институте в Одессе.
А Яков Степанович сейчас в командировке в Спитаке, после землетрясения.
Он последнее время в обкоме Партии работал в административном отделе.
Вот и напросился. А там так опасно. Но ты же его знаешь, он не меняется.
Всегда во все дырки лезет.
Лицо её светилось гордостью и счастьем.
Когда мы, попрощавшись с Любой, спускались по лестнице, я сжал жене руку и сказал:
-Вот что делает с людьми настоящая любовь.
Я и сам был рад и счастлив.
И за Любу и за Якова Степановича