Красный рассвет реет над атласной простыней ещё нежащегося в утренней дрёме моря. Его, знамя жизни, победившей беспросветную ночь-смерть, взметнул новый день. Повязали головы алыми косынками горы.
За их скалистым забором жил в давние времена воинственный народ, которым правил алчный и жестокий вождь. Долгие годы тиран лелеял мечту – завоевать соседние приделы. Плодородные земли, населенные мирными хлебопашцами и рыбаками, соблазняли честолюбивого вождя.
Из года в год совершал он кровопролитные походы. Безобидные соседи не могли дать ему отпора. Не по плечу им с сохой и неводом противостоять закалённым в битвах воинам. Гибли люди, пустели земли, а стеснённый горами край хирел не у дел. Беспощадные воины не учились созидать на покорённых ими землях. Не постигли они нехитрых премудростей пахарей, пренебрегли секретами ремесленников.
С каждым новым годом правления не достигшего цели вождя громче роптали люди. Защитники соседних стран гибли в боях, проклиная его имя. Открыто возмущались его политикой их стареющие раньше срока матери. Умоляли небеса о справедливом возмездии вдовы и оставшиеся в девах невесты. Клялись отомстить ему чудом уцелевшие сироты.
Презрев всеобщее негодование, одержимый вождь созвал войско в новый поход на побережье, где пришлый народ основал город с высокой стеной.
Ряды его воинов были реже прежних: многие устали от бранной жизни, хотелось сытого покоя у домашнего очага. Но ослушаться тирана никто не посмел. С тоской оглядываясь на свои хижины, обречённые выполнять чужой приказ воины отправились в путь.
Снегом на голову нагрянули под покровом ночи захватчики на сонный город. Доки в искусстве боя, раз за разом штурмовали они не ожидавшую напасти стену. С остервенением били тараном в скрипящие ворота. Упрямо карабкались вверх по верёвочным лестницам. Вооружённые пращами, то и дело метали увесистые камни в застигнутых врасплох горожан.
Сойдясь в непримиримом противостоянии, три дня и три ночи мерились мужеством и упорством пришлые враги и отчаянные защитники города. Уже на исходе силы обеих сторон. Не раз теснили противника устоявшие перед его натиском горожане. Не раз готовы были пойти восвояси захватчики. Но неумолимый тиран снова и снова гнал в атаку. Не по нутру ему отступиться от кровожадной мечты в шаге от неё.
Валились с ног изнурённые его волей воины. Уже не могли и не хотели слышать новый истошный приказ идти в бой. Бессилие взяло верх над страхом смерти от карающей за неповиновение руки вождя.
Презренный войском, обнажив меч, ринулся тот в одиночку на стену ещё не покорённой крепости. Занявший место отца юный лучник пустил в него стрелу. В первом бою юнца ставшая орудием возмездия, она пронзила грудь неугомонного тирана.
Упал тот у неприступной стены. Никто не бросился ему на помощь. Никто не устремился его спасти. Один. Брошен на произвол судьбы отступившим в смятении войском. Попытался подняться сам. Алчной, но утратившей власть и силу рукой сгрёб горсть чужой земли и выпустил, беспомощный.
Истекло кровью его сердце, ожесточённое жаждой наживы и бойнями. Истлело оно в лютом пламени злобы и ненависти к порабощённым людям. Обуглилось в пренебрежении своим народом. Угасли в нём последние искры, не оставив ни шанса на спасение.
Остывало сердце тирана. Умирающий, обратил он взгляд к небу. Угасающее для него солнце обратилось трепетным язычком пламени поминальной свечи в изголовье его почившей давно матери. Почему-то увидел себя повергнутый вождь беззащитным мальчонкой в её объятиях. Ощутил на своих безжизненно поникших плечах тепло её рук, заскорузлых от ежедневной нелёгкой работы: сеяла, жала, скирдовала.
– Матушка! – воззвали к ней бескровные, запёкшиеся от безысходности уста.
Рука вождя, коснувшись левого плеча в яром желании дотронуться до ласковой материнской ладони, без сил сползла к почти бездыханной груди, прутьями решётки острога сдавившей едва живое сердце.
Припомнились обрывки колыбельной песни матери, извечного оберега, развеивавшего его страхи и сомнения. Песни, в каждом слове которой – беззаветная любовь. Песни-надежды на то, что, взращённый заветами предков, станет он добрым сыном родного края, почитающим законы человеческие. Песни-веры в то, что, возмужавший, станет он преданным своей земле защитником, свято оберегающим её мир и покой, живущий в мире и согласии с соседями.
– Видишь ли меня, нынешнего? – с горечью вопрошал вождь небо, много лет назад ставшее последним пристанищем безгрешной души его матери. – Знаешь, поди, что единственный сын беспечно пренебрёг вечными истинами, которые завещает каждому своему ребёнку земля его пращуров. Он презрел твою веру в него, не оправдал надежд, надругался над любовью к людям.
Засосало под ложечкой от возни разбуженной воспоминаниями совести. И толкнулась вдруг в скукоженном сердце последняя капля крови. Была она тщедушна размером, но велика духом. Вдохновлённая раскаянием, воскресила она погребённые на дне души вождя чувства: беззаветную любовь к отчему дому, священный долг жить во благо людей, не оскверняя себя и память предков недостойными помыслами и преступлениями.
http://proza.ru/2024/04/23/1572