Подарок для Музы (Ирина Ракша) / Проза.ру

            ПОДАРОК ДЛЯ МУЗЫ (в работе)

   Однажды мне по почте прислали бандероль - книгу из Харькова. Я очень удивилась, ведь у меня в этом городе никого знакомых нет. Книга была красивой, подарочной. На твёрдой цветной обложке, на голубом фоне картина фантастического художника XX века Сальвадора Дали. Великолепная обнажённая натура, его жена Гала в полный рост. А сверху над её головкой название "Сто знаменитых муз". Листаю страницы, очень интересная задумка. Здесь не просто имена гениев нескольких предыдущих веков (поэты, художники, музыканты...) но главное биографии их великолепных женщин. Их жён, их возлюбленных, которые стали в их жизни героинями, моделями, музами. Благодаря которым они стали гениями. И в этой книге для каждой из них дан портрет, маленький, чуть больше почтовой марки. И возле имени каждой дата рождения и дата смерти. А между этими датами на двух страницах составители книги уместили жизнь каждой знаменитой музы. Вот век XIII, гениальный итальянский поэт Данте Алигьери и текст о его возлюбленной Беатриче. А вот XIV век поэт, итальянец Петрарка - Лаура. И век XV итальянский живописец Боттичелли - Симонетта. Леонардо да Винчи флорентиец - Джоконда. И у каждой из них роскошные причёски и туалеты того, давнего времени.
   Какая потрясающая задумка, какая необычная композиция. Листаю страницы книги всё дальше и дальше. Вот Пётр I. Интересно, кто же его возлюбленная муза? Ну конечно, Екатерина I. О ней мы знаем очень много. А вот и век XIX. Ну конечно же Пушкин! Великий дамский угодник и сердцеед. Здесь представлены целых четыре великолепных его музы. Гончарова. Оленина. Ушакова. Керн. Но это лишь ничтожная доля, по сравнению с тем, которых он перечислил сам. Я по очереди, одну за другой, рассматриваю портреты прекрасных муз, словно нажимаю клавиши на клавиатуре. Читаю и слышу прелесть каждой ноты, каждого звука. Словно перехожу из гаммы в гамму, из века в век. И вот портреты мелькают передо мной. Вот портрет Полины Виардо-возлюбленная Тургенева. И конечно же, Эвелина Ганская и великий француз Бальзак. Вот русский поэт бесценный Александр Блок и его муза Любовь Менделеева. "О доблестях, о подвигах, о славе / Я забывал на горестной земле, / Когда твое лицо в простой оправе/ Передо мной сияло на столе." А вот и век XX. Айседора Дункан, Зинаида Райх и за их портретами сияет бессмертное лицо повесы и хулигана Есенина. А вот и Лиля Брик, Вероника Полонская и глазастое лицо горлана-главаря Маяковского. А вот и знакомый нам по военным фильмам очаровательное личико актрисы Валентины Серовой и посвящённые ей строки поэта Константина Симонова:" Жди меня, и я вернусь. Только очень жди..."
Перелистываю последние страницы этой необычной, нарядной книги. Вот и добралась почти к "содержанию". И вот остались последние две страницы. Перед глазами последний портрет. Как же знаком! Читаю, художник Юрий Ракша и имя его музы Ирина Ракша в скобках только одно число - год рождения - 1938. Я просто оторопела. Смотрю на фрагмент картины моего мужа"Продолжение" . Не верю собственным глазам. А года смерти, как у всех предыдущих, нет. Пока ещё нет. И моей персоне тоже уделены две самые последние страницы текста этой книги "100 знаменитых муз". Так значит я в этом списке невероятных знаменитостей сотая и, слава Богу, ещё живая. Интересно, кто же всё это организовал? И издал? Читаю последнюю страницу, выходные данные: г.Харьков, издательство "Фолио", 2004 г. Бумага офсетная. Тираж 5000 экз. О. Татькова, Е. Обоймина. Для меня эти фамилии, кажется, совсем не знакомые. Но напрягаю память. Ещё и ещё... Ах вот оно что. Ну конечно, две эти девушки когда-то учились в Литературном Институте им. Горького, а я там училась в аспирантуре (ВЛК). И вот что напечатано обо мне в этой книге.
            ***

Наш современник, художник Юрий Ракша, прожил до обидного мало. Но зато, как всякий талантливый чело¬век, он успел многое сказать и многое сделать за свои неполные сорок три года. И всюду — в трудностях, в волнениях — рядом находилась его жена, писательница Ирина Ракша.
Они жили делами друг друга: он иллюстрировал её книги, был художником фильма «Веришь — не веришь», поставленного по её сценарию. Ирина являлась не только другом и помощником мастера, но и его Музой.
Вот как описывал художник в своем дневнике встречу с будущей женой: «Встретил я в общежитии нашем вгиковском красавицу — общительную и простую, даже наивную в своей открытой и простодушной реакции на всё. Кокетство же её делало меня мужчиной, проходило легко, на грани шутки. А чуть заметная её заинтересованность, выделение тебя льстили. У неё были голубущие глаза, нежно-розовые щёки, сахарные зубки один к одному...
Сколько же писем было тогда написано ей, будущей писательнице Ирине Ракше, ставшей потом моей женой и верном другом на всю жизнь. И в радости, и в горе, моим единомышленником, первым зрителем, первым критиком. Я знаю, как много факторов должно соединиться в благом сочетании, чтобы художнику стать художником, чтобы художнику осуществиться. Потому так важно, кто всю жизнь с тобою рядом».
Дочь агронома, офицера-танкиста в войну, Ирина, услышав по радио призыв к молодежи — ехать на освоение целины, отправилась в Сибирь, на Алтай. «О, как шестнадцатилетней душе хочется вырваться на простор, на свободу, к ветру, к собственному полёту!..» — объясняла она впоследствии свой порыв.
На обложке журнала «Советский Союз» в марте 1956 года было помещено фото голубоглазой и румяной девчонки- Целинницы в полушубке, ударницы зерносовхоза «Урожайный», награждённой медалью «За освоение целинных земель». Это — Ирина. «Вспоминаю, как приехавший к нам той зимой из Москвы легендарный старик Яков Халип, военный фотокорреспондент, который чуть ли не Рейхстаг снимал в мае 1945-го, буквально замучил меня. «Щёлкал» в разных позах, — вспоминала она. — Ради этого меня бригадир даже на целый день снял с работы. Халип фотографировал меня и так, и этак. И возле тракторов, и в конюшне. С весёлой дворовой собакой и без. В подшитых валенках и стеганых брюках, я красовалась и на траках гусеничного С-80, и обнимала у пилорамы белоствольную берёзу. Наконец, уставшие, мы вернулись в тепло, в вагончик, где топилась и потрескивала чугунная, раскалённая буржуйка. И тут, уже буквально последним кадром, Яков Николаевич Халип решил «щёлкнуть» меня у окна, велев при-поднять белую занавеску. Вот этот кадр и оказался лучшим».
После публикации фотопортрета в журнале "Советский Союз" и в редакцию, и на почту с/х "Урожайный" полетели сотни солдатских писем, адресованных юной целиннице, — писали пехотинцы, лётчики и моряки со всей страны, присылали свои фотографии. Обещали вечную дружбу, любовь и верность до гроба, предлагали руку и сердце. Но никого из них целинница не выбрала. Уступив слёзным просьбам своей бабушки, она вернулась в Москву, поступила во ВГИК и встретила там свою судьбу — Юрия Ракшу...
О той счастливой поре рассказывают её стихи:
   Ночь, середина сентября.
   В саду, средь яблок переспелых,
   Моё распластанное тело
   Несёт огромная земля...
   И падают, шурша, во тьму
   С ветвей янтарные планеты.
   Я на краю вселенной где-то
   Осенним воздухом дышу...
Молодые обитали и в общежитии ВГИКа, и в Сокольниках, где у Юрия имелась Мастерская в полуподвале старинного кирпичного дома. Частенько, проснувшись после ночного дождя, «дети подземелья», как их метко окрестил один из друзей — режиссёр Василий Шукшин, опускали ноги... прямо в воду. По комнате плавали тапочки и другие предметы, а вдоль плинтусов сновали очумевшие мыши... Целый день за окнами в решётках мелькали ноги пешеходов. Юра с Ириной придумали игру: по проходящим ногам отгадывать облик людей, их характеры. Мечтали даже снять документальную притчу по сценарию Ирины, с режиссурой Шукшина и Ракшы в роли художника. Но такой фильм к сожалению, не состоялся.
«Юра, рождённый на окраине Уфы в нищете барака, терпеть не мог у коллег-художников грязных, прокуренных, заплеванных мастерских, — рассказывает писательница. - Любил чистоту. Часто сам мыл полы, наводил порядок. Во всём помогал мне по хозяйству. На грязь у него был протест, аллергия. Он всегда жадно тянулся ко всему красивому, прекрасному, чистому. Именно в той мастерской, он работал особенно ЛЕГКО И вдохновенно. Порою неистово. Там написал многие программные свои картины (которые теперь в Третьяковке) "Мою маму», «Настроение», «Домой», "Разговор о будущем", «Добрый зверь и добрый человек». Несмотря на нехватку света — это его самые солнечные, ясные, янтарные полотна.
Чаще всего позировала ему я. (Не раз говорил - «Самая дешёвая чудо-натурщица - собственная жена...А главное - платить не надо»). Но и когда рисовал модели, знакомых или малознакомых женщин, он каждую словно "венчал на царство».
В 1965-м у супругов родилась дочь Анюта. Окончив Институт кинематографии, Юрий Ракша работал на «Мосфильме», участвовал в создании многих бессмертных фильмов. Ирина часто ездила в командировки от Союза писателей, от газет и журналов, Юрий летал на съёмки. Более полугода пришлось провести художнику на полюбившемся ему Дальнем Востоке, в Приморье, где снимали киноленту «Дерсу Узала». Книга Арсеньева была любимой с детства, а теперь привлекала ещё и работа со знаменитым режиссером — Акирой Куросава. За эту работу Ю.Ракша удостоен премии «Оскара», как главный художник-постановщик. Вот, что сказал о художнике прославленный японец, режиссер Акира Куросава: "Залог успеха фильма — это достойная компания единомышленников во время работы над ним! Судьба всегда дарила мне лучших людей... Юрий Ракша, с которым мне посчастливилось работать, — самый опытный, талантливый профессионал и знаток своего дела. Поэтому, когда я начал работу над фильмом и искал художника- постановщика, мой выбор пал именно на него. Я и раньше видел в Японии на выставке его превосходные полотна... Кроме того, я уверен, что Юрий Ракша на сегодня — один из лучших русских художников..."
Но были ещё и другие полотна — не кинематографические. Ирина, его голубоглазая Муза, часто появлялась на холстах его картин и в лирических, и в строгих женских образах: «Женский портрет», «Моя Ирина», "Настроение", «Писатель Ирина Ракша», «Над Истрой», «Продолжение», «Дома». И всюду она узнаваема, красива, женственна, его гордость и его опора. Но главное - она предстала в образе княгини Евдокии, супруги Дмитрия Донского...
Весной 1979 года Ракша загорелся идеей: создать полотно на историческую тему, посвященное Куликовской битве. (Собственно это даже была его давняя сокровенная мечта). На «Мосфильме» из реквизита были получены костюмы воинов, образцы оружия. Осенью уже смертельно больной художник (у него обнаружили рак крови - лейкоз) поехал на своей "копейке" к Дону, к берегам Непрядвы на место великого боя. «Пока изучал материал, я так вжился в него, что стал чувствовать себя участником тех событий, а родись я в те годы, я бы защищал князя со спины», — признавался живописец. И вновь, в который раз, на помощь пришла его спутница жизни. В дневнике он записал: «Вчера нашёл Евдокию, жену Дмитрия. И совсем рядом. (А уж сколько я её образ искал!) Милая моя жена надела, как мне было нужно, платок... И вижу - она. Вскинутые брови, большие полуопущенные глаза, чистый непорочный лоб...Евдокия есть!» В образах всех остальных святых - участников тех великих событий, воссозданных мастером в триптихе - Сергий Радонежский, Пересвет и Ослябя, Андрей Рублёв, Евдокия... Всех их он писал и с друзей и с незнакомых людей.
Образ же Дмитрия Бренка — воина, брата и друга князя Донского, и погибшего за него в бою — Ракша написал с Василия Шукшина, пользуясь прежними своими рисунками и портретами режиссёра. «Это их прощанье перед боем с Мамаем. Их последний рассвет на берегу Непрядвы и Дона, — пишет Ирина. — Рассвет перед смертью и перед бессмертием... Дописывая этот триптих, за неделю до собственной кончины Юра скажет мне: «У каждого в жизни, Ирок, должно быть своё Поле Куликово».
В день открытия выставки, на которой экспонировался этот знаменитый триптих, художника не стало...
...Последние годы Ирина Ракша время от времени заезжает в Сокольники, навещая старый дом из красного кирпича. Молча стоит напротив на улочке под старыми клёнами. За пыльными окнами бывшей мастерской художника давно расположен какой-то склад. «Но я легко, свободно блуждала мыслью там, внутри, по сырым тёмным комнатам, хранившим память о наших образах и голосах. По комнатам, где нам, молодым, жилось так радостно и светло...»