СКРИПАЧ ТЕРЯЕТ ГОЛОВУ.
Рассказ Макара Донского о трех старых приятелях, коренных москвичах.
— 1 —
В Москве, на Тверской улице, встречает Ларик Тумаков своего давнишнего друга, скрипача Валю Барабанщикова.
— 1891-й год… Сколько лет мы не виделись, Валя?!! Восемь? Десять?! — закадычно спрашивает музыканта Ларик. Вместе они усаживаются за столик в трактире “Мудрая Сова” и начинают отмечать встречу, периодически заказывая значительные порции горячительных напитков, перемежая их с легкими закусками.
— Давненько не виделись! — Валя Барабанщиков морщится от кислоты вина, неуверенно сжимая бокал в красивой руке с утонченными пальцами. — Ларик, ты стал большим человеком! Хорошо одет. Слышал про тебя, и не раз! Многие считают, что ты выбился в люди. Сделался опасным преступником. У вас многочисленная банда, известная всей округе.
— Да, что ты, Валя?!! Уймись! Неужели завидуешь? — весело обнимает музыканта Ларик Тумаков. — Чего столько горечи? Ни разу не улыбнулся!
Разговор идет о том о сем, доколе Тумаков радостно, впрочем безо всякого намерения, не упоминает об Аркадие Урицком, их общем друге…
— Какие были времена… — восхищается он. — Сколько мы пива вместе выпили… Всегда вроем гуляли. Ты, я, и Аркаша…
При этих словах Валя в негодовании выходит из себя, зло упрекая Ларика, счастливо продолжающего смотреть на друга:
— Лицемер! — истерит он, срывая голос. — Ты крутой стал? А чего же ты товарища своего избил?
— Да, что ты Валя говоришь такое? — отвечает ему Ларик, начиная хмуриться. — Откуда вызнал? Неужели наплакался перед тобою Аркадий? Что ты ему веришь?!!
Наступило неловкое молчание. Через минуту наступившую паузу прервал Ларик Тумаков, вкрадчиво заговоривши, и пристально изучая своего упрекателя:
— А он тебе рассказал про голову?
— Не намерен объясняться! — строптиво заявляет ему в ответ Валя Барабанщиков, брезгливо убирая руки от стола, и выходит на улицу.
Тумаков продолжает неподвижно сидеть на своем месте, едва справляясь с изумленным выражением лица.
Вдруг с улицы раздаются печальные звуки. Собравшаяся в трактире публика восклицает:
— Скрипка! Музыкант исполняет “Реквием” Моцарта. Виртуозно играет!
Музыка, вынимающая слезу, размеренными прикосновениями трагедии, раздирает грудь прохожим, смущенно замедляющим шаги. Кисть Вали, виртуозно двигает смычком. В трактире становится тихо.
Под конец пьесы Тумаков выносит за ручку зеленый ларец из темноты помещения, отрешенно поставив его к ногам Вали Барабанщикова.
— Извини меня, дружище! — говорит он. — Наверное, это жестоко. Прошу тебя, не бойся, загляни внутрь!
— Что там? — холодно спрашивает тот.
— Там находится отрезанная голова!
— Болтаешь? — музыкант мгновенно отпрыгивает. Взглянув по сторонам, он присаживается, и, укладывая скорбный инструмент в скрипичный футляр, не сводит глаз с шатрового ковчежца, вынесенного Тумаковым. Барабанщиков уже собирается уходить. Лицо его смотрится напуганным, хотя мысль по-прежнему остается непримиримой в отношении Ларика. Он его презирает! Или, быть может, даже ненавидит.
Тумаков усаживает потерявшего дерзновение аккомпаниатора на близстоящую лавочку, аккурат подле резного ларца.
— Выслушай меня, Валя… А затем иди! — говорит он, держа скрипача за шкирку, точно котенка. — Твой друг Аркадий — наемный убийца! Вероятно, ты знаешь об этом?!
Валентин робко зашевелился, пытаясь ускользнуть.
— Ну, нет! Погоди! Вначале послушай! — заревел на него Ларик. — Аркаше не заказывают отрезать людям головы, и все-таки он сие делает жестоко, и нарочно, чтобы устрашить нас, вызвав к себе уважение. За работу Урицкий берет недорого… Только затем, с двумя своими помощниками, развлекается над убитыми телами, в надежде получить еще более денег от заказчиков.
Ларик Тумаков взглянул на Барабанщикова, продолжающего сопеть, в надежде вырваться, и смело воскликнул:
— Перед тобою, Валентин, в островерхом сундуке находится голова очередной жертвы Аркадия Урицкого!
— Нннет! — восклицает скрипач, выгибаясь, и силясь подняться, очевидно рассчитывая тут же убежать, да только сильная рука Ларика удерживает его на месте.
— Слушай дальше, друг! — деловито замечает Тумаков. — Ты меня оскорбил, упрекая, точно я зазнался и перестал ценить дружбу? Думаешь, мы Аркадия душили? Избивали его?!! Слегка только пнули по голеням, выказавши свое негодование.
Ларион схватил пятерней и медленно прижал голову товарища к своему плечу:
— К сожалению, Валя, такие как он, требуются мне, москвичу, благодетелю афонитов, любящему иметь руки чистыми. Понял, чтоль?..
Аккомпаниатор, присмирев, согласно закивал головой. Тумаков не отпускал его, продолжая сжимать воротник.
— Теперь иди! Хотя, постой! Двинь-ка сюда ларец!
Скрипач ссутулился и спрятал руки подмышки.
— Хорошо. Позволь, я открою? А ты?! Неужели не взглянешь?
Валя Барабанщиков утвердительно закивал, выражая живейший интерес, смешанный с испугом.
Ларион откинул крышку, и приподняв покрывало, показал скрипачу содержимое.
Тот закрутился, схватился одною рукой за рот, искаженный гримасою, другою за скрипку, и таращась на Тумакова поспешил удалиться, не переставая озираться.
— Бедное животное! — нагнулся Ларик, печально взирая внутрь ящика. — Увы! Ты не сумело помочь сохранить нашу дружбу!
— 2 —
В ларце на атласной подушке лежала отрезанная голова кота. Черная шерсть животного, блестела от соприкосновения с потоками дневного света…
Ларион, накрывая голову убитого им четвероногого, нечаянно заметил, как нечто мелькнуло, быстро посеяв ужас в душе преступника. Ни что иное, как тень выскочила из шатрового ковчежца, и, бросившись к витринам заведения, мигом проскочила в одну из комнат со съестными припасами, где на веки забилась в угол.
Маддо, 2024 г.