«…можно вполне определенно сказать, что на юго-восточном Кавказе ковроткачеством активно занимались армяне, таты и лезгины. В центральной части Южного Кавказа ковроткацким делом в основном занимались армяне, курды, в городе Шуши - отчасти этим делом занимались также кавказские татарки, а в Ленкорани и ближайших районах - талыши» [Ашхундж Погосян, ковровед, кандидат исторических наук, эксперт Экспертного центра культурных ценностей Министерства культуры РА]
Немного относительно полемики о принадлежности изумительных изделий народного ремесла - карабахских ковров азербайджанцам или армянам, полемики, изначально инициированная азербайджанской стороной и с каждым днем приобретающая все более острый характер, так как это тема в той или иной степени затрагивает и другие кавказские народы, также вынужденно вовлечённые в необходимость отстаивания своего коврового наследия. В этой связи, сложно не упомянуть Южный Дагестан и проблему утраты коврового наследия лезгинским народом, что для всех лезгин весьма болезненная тема. Странным образом, ситуация с старинными карабахскими коврами, растаскиваемыми во все стороны, созвучна с ситуацией с старинными лезгинскими коврами, которыми ныне владеют все, кроме самих лезгин. Параллели здесь напрашиваются сами собой.
После вынужденного исхода из Нагорного Карабаха, остро актуально встала проблема судьбы карабахских ковровых изделий, собранных в музее г. Шуша, как и вопросов, касающихся истории ковроткачества региона. Проблема принадлежности тех или иных кавказских ковров (орнаментов) существует издавна – с советского времени, когда появились национальные союзные республики, в которых титульные нации стали активно создавать свою отдельную историю, культуру, народное искусство, в большей степени, на фундаменте истории, культуры и народного искусства более малочисленных народов, не имеющих возможностей для защиты своего исторического наследия. Жертвами стали, в первую очередь, лезгины (как разделённый народ, сведённый к этноменьшинствам в обоих республиках своего проживания), талыши, таты, в меньшей степени армяне (имея союзную республику, армянский народ всё же сумел противостоять подобным проискам в те годы), однако карабахское население также было поставлено в чрезвычайно сложное условие в этом отношении, потому и не сумело отстоять своё традиционное ковровое наследие от посягательств более сильных новых советских наций.
Особенно обострилась эта проблема на советском Кавказе с 1960-х годов. Во всяком случае, уже с 1960-х годов встала необходимость защиты исторического наследия малочисленных автохтонных народов Кавказа от обобщения, деэтнизации и искажения со стороны официальной науки и искусствоведения в республиках своего проживания. К сожалению, лезгинский народ не справился с этой задачей в силу сложившейся вокруг себя политической конъюнктуры как в РСФСР, частью которой являлся ДАССР. Ковровую сферу в Дагестане уверенно контролировала Азербайджанская ССР, диктовавшая дагестанской исторической науке и искусствоведению собственные взгляды на историю ковроткачества Южного Дагестана, наносившие ущерб истории ковроткачества южнодагестанских народов и дагестанских народов северного Азербайджана. Всё это облекалось в форму межкультурного и научного сотрудничества Дагестанского и Азербайджанского филиалов АН СССР, в постсоветское время плавно перешедшего в форму модной межкультурной коммуникации.
Апогеем подобной межкультурной коммуникации в 2016 г. стала публикация монографии «Дербентское ковроткачество», авторы которой (от Азербайджана: доктор философии по истории, профессор Видади Мурадов; от Дагестана: сотрудник Дагестанского научного центра Российской Академии наук, доктор исторических наук, профессор Магомедхан Магомедханов) совместно осуществили весьма важный для Баку проект, ценность которого невозможно переоценить для Азербайджана. Данная монография получила всестороннюю поддержку со стороны Национальной Академии наук Азербайджана, «Азер-Илме», Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской Академии. Вкратце суть данной монографии – в возвышенно пафосной и велеречивой форме восхваления Дагестана (очень удобная форма изложения, чтобы за ней спрятать реальную цель книги, которая, заметим, достаточна однозначна) и вознесения межнациональной дружбы и сотрудничества – выдача коврового наследия Южного Дагестана за азербайджанское национальное достояние в качестве «дербентского ковроткачества». «Дербентское ковроткачество» это термин, изобретённый в стенах Национальной академии наук Азербайджана для определения ковров Южного Дагестана и успешно культивированный в Дагестан в последнее десятилетие.
В действительности, «старинные дербентские ковры», на основании которых и введён в ковровый обиход термин «дербентское ковроткачество», производились в Кюринском и Самурском округах бывшей Дагестанской области. Отношение к Дербенту эти ковры имеют постольку, поскольку они поступали на продажу в город Дербент, в котором в прошлом находился крупнейший ковровый рынок Дагестана.
До советской власти в городе Дербент не было зафиксировано ни одной ковровой мануфактуры или производства. В г. Дербент было развито текстильное производство и красильное дело, но не ковроделие. В красильных мастерских города красили хлопок и пряжу на продажу производителям тканей в самом г. Дербент и по всей России. Имело место единичное ткачество ковров в окрестных татских и тюркских селениях для домашнего пользования, но, совершенно точно, что не на продажу. На продажу, то есть в торгово-коммерческих целях в дореволюционное время в Дагестане производили ковры исключительно только лезгины, более ни один другой народ. Этому есть чёткие подтверждения в источниках. Потому все ковровые изделия, поступавшие на продажу в г. Дербент со всего Южного Дагестана имеют прямое отношение к лезгинским ковроткацким селениям, которых было бесчисленное множество в Дагестанской области до февральской революции. К 1918-1920 годам в городе накопилось большое количество ковровых изделий, которые были привезены сюда для продажи из лезгинских селений, но революция (как все дальнейшие события) застала их в городе, в котором началась гражданская война. Изделия, впоследствии обнаруженные в складах города, были объявлены «дербентскими коврами», как и все те, которые продавались на местном ковровом рынке. Некоторые из этих изделий ныне хранятся в Российском государственном музее искусства народов Востока, Дагестанском музее изобразительных искусств имени П.С.Гамзатовой, фондах аукционов Chiristies, Sotheby’s, Rippon Boswell и в частных коллекциях.
В советское время в городе Дербент, помимо шерстепрядильной фабрики, выпускающей пряжу для всех текстильных и ковровых предприятий республики, была открыта и ковровая база, куда свозились старинные ковры из лезгинских селений Южного Дагестана. Также и всё, что было соткано в советских артелях селений Южного Дагестана, также привозилось на эту базу и отсюда распределялись на продажу под обозначением «Дербент». Хотя их в самом городе не ткали. «Современный Дербент видит ковров намного больше, чем в старину» - недаром написал советский журналист и писатель Дмитрий Трунов, побывавший во всех уголках советского Дагестана в конце 50-х годов и очевидец того, как отовсюду, из всех лезгинских селений Южного Дагестана, текли ковры в Дербент в те годы. С определённых пор во второй половине XX века на эту базу часто стали приезжать азербайджанские гости, отбиравшие лучшие ковры и вывозившие их. Так как ковры никак не регистрировались на базе, они не имели меток, их просто можно было вывозить партиями, что и делалось, особенно в конце 80-х годов, когда начался всеобщий хаос. Таким образом большое количество южнодагестанских ковров, в том числе и лезгинских, оказалось в Азербайджане. Самые лучшие и интересные ковры были зарегистрированы как азербайджанские ковры группы «куба-ширван». До сих пор никто не может сказать, сколько старинных ковров было вывезено в 90-е годы из Южного Дагестана в Азербайджан, а теперь считаются азербайджанскими национальными коврами. Официальный Дагестан не делал никаких попыток охранять ковровое наследие Южного Дагестана или поставить заслон на стихийном вывозе ковров из южных районов республики. Совсем наоборот, Азербайджану до сих пор дан зелёный свет в этом отношении.
Любой эксперт по кавказским коврам с лёгкостью определит происхождение того или иного так называемого «дербентского» ковра досоветского периода. Большинство зарубежных специалистов твёрдо пользуются определением «Лезги» в отношении ковров Южного Дагестана и части Кубы, произведённых до Февральской революции в лезгинских селениях, что не устраивает азербайджанскую сторону.
Благодаря невероятной щедрости дагестанской стороны, пожертвовавшей ради хороших отношений с Баку ковровым наследием Южного Дагестана, все изделия с наименованием «дербентские ковры» были соответствующим образом индексированы по международным стандартам в пользу Азербайджана. Вот, по сути, для чего Баку инициировал, поддержал подобный проект, чрезвычайно важный для себя. Потому и неудивительно, что данная книга сразу же была утверждена приказом Министерства образования Азербайджанской Республики как учебное пособие для азербайджанских учебных заведений. С 2016 года азербайджанские студенты и школьники стали изучать данную книгу и наполняться уверенностью, что ковры Южного Дагестана это национальное достояние Азербайджана и часть национальных азербайджанских ковров группы «куба-ширван» («группа ковров куба-ширван» так изначально были обозначены Лятифом Керимовым лезгинские ковры северных районов Азербайджанской ССР в азербайджанском искусствоведении и истории ковроткачества).
Моральную оценку участия дагестанской стороны в проекте оставлю на суд читателя. На мой взгляд, была совершена огромная ошибка со стороны ИИАЭ ДНЦ РАН, участвовавшей в выпуске данной книги. Причины такого участия мне неизвестны. Печально то, что восстановление подлинной истории ковроткачества народов Южного Дагестана, особенно лезгинского, ещё более осложняется с тех пор. Ведь теперь борьбу за восстановление подлинной истории ковроткачества Южного Дагестана, в частности, лезгинского ковроткачества, лезгинских авторов и исследователей вынуждают вести и с некоторыми дагестанскими учёными ДНЦ РАН, подарившими Баку лезгинское ковровое наследие, что ещё более неприятно. С этого времени, публикация любого иного взгляда на историю ковроткачества Южного Дагестана становится проблематичным для историков, которые не согласны с такой подачей материала и не поддерживают изложенную в данной монографии версию истории южнодагестанского ковроткачества, центром которой представлен город Дербент. К слову сказать, не имеется никаких исторических сведений о том, что в городе Дербент в досоветский период существовало развитое ковроткачество. В источниках говорится исключительно о производстве текстиля в городе Дербент. Относительно ковров, речь идёт исключительно об их продаже на рынке города Дербент, но не об их производстве.
В советский период первая ковровая фабрика в г. Дербент была открыта благодаря усилиям ковродела высшего класса Хадижат Юсуповны Султановой, которую специально для этого перевели из ковровой фабрики села Ахты в город Дербент. Хадижат Султанова перенесла в создаваемую фабрику весь производственный опыт Ахтынской ковровой фабрики и лезгинские ковровые орнаменты. Инструкторами на первой (и последней) дербентской ковровой фабрике работали ведущие мастера Шейрихан Ашурбекова и Зарбаф Мусанабиева из Ахтынской ковровой фабрики, инженер коврового производства из коврового артеля селения Микрах - Тубу Исакова, и других мастеров, переведённых сюда из Ахтынской ковровой фабрики (к слову сказать, которую затем закрыли, предварительно выжив из неё всё, что можно было для создания дербентской ковровой фабрики). Вот как появилась первая ковровая фабрика в г. Дербент в 1957 году. И это первое ковровое производство города Дербент. Других производств там никогда не было. Необходимо добавить, что и Ахтынская ковровая школа, представляющая собой первое ковровое 2-х летнее училище ДАССР, куда на обучение приезжали со всех районов Дагестана, также была переведена в город Дербент - со всей своей производственно-учебной базой, инструкторами и мастерами, лишив сам Ахтынский район собственной учебно-производственной базы, которая здесь создавалась задолго до Февральской революции с 1909 года усилиями Кавказского Кустарного комитета. Неудивительно, что старинное ковроделие в Ахтынском районе (Ахты, Микрах, Куруш) оказалось утраченным в следствии таких действий в отношении района со стороны руководства ДАССР. Вот на какой основе и создавалась советская ковровая промышленность в г. Дербент. При этом про старинные ахтынские ковры и орнаменты уже нет и ни слова нигде, а пишут исключительно про некие дербентские ковры и орнаменты, в своё время созданные на основе ахтынских. Имя Хадижат Султановой - лезгинки из селения Ахты, создавшей с нуля дербентскую ковровую фабрику - также забыто.
[Хадижат Султанова также стояла за созданием первых ковровых артелей в селениях Рукель, Кандик, Межгюль, была ведущим инструктором первых табасаранских ковровых артелей, что необходимо помнить всем, кто пишет на тему советского ковроткачества в Дагестане. Этому мастеру нужно установить памятник как основоположнику всей советской ковровой промышленности Дагестана. Например, никто не сделал для дагестанских ковровых артелей столько, сколько сделала Хадижат Султанова, поднявшая многие артели с нуля в те годы. Она же была первый и профессиональный оценщик кавказских ковров, только после утверждения Хадижат Юсуповны дагестанские ковры могли попасть на выставки в СССР и зарубежом]
Возвращаясь к актуальной теме создания истории азербайджанского ковроткачества, которое вобрало в себя народное искусство многих нетюркских народов республики (соответственно, утративших своё собственно народное искусство), то невозможно не вспомнить знаменитого Лятифа Керимова, летописца и основоположника коврового искусства в Советском Азербайджане.
Лезгины не могут пока отстаивать своё историческое наследие по причинам отсутствия рычагов влияния и возможностей такого характера, тем более, что проазербайджанское лобби в ДНЦ РАН блокирует все такие попытки в интересах азербайджанской стороны. Но удивительное дело, что и армяне, которые имеют, на первый взгляд, все рычаги влияния и возможности, имея свою страну, также не особо преуспели в деле отстаивания своего исторического наследия от посторонних посягательств. Относительно карабахских ковров – отдельная история и весьма грустная. В своё время Армения упустила возможность признать Нагорный Карабах отдельным политическим субъектом, что кардинально поменяло бы всю ситуацию вокруг него. Ковровое наследие Нагорного Карабаха имеет право на отдельное представление и исследование, вне азербайджанской культуры, так как не является азербайджанским - абсолютно иное и иного исторического корня. Приведу отрывок из выступления специалиста по кавказским коврам, историка и эксперта Ашхундж Погосян, большой опыт которого в отстаивании исторического наследия населения Нагорного Карабаха в советское и постсоветское время, особенно важен для народов, оказавшихся в похожем положении относительно своего коврового наследия на Кавказе.
«Еще 14 августа 1981 года с Лятифом Керимовым в его шикарном кабинете я имел возможность вести по этой теме бурную беседу. Предметом полемики с автором четырехтомника «Азербайджанский ковер», создателем основы понятия «азербайджанский ковер» как раз стал вопрос происхождения так называемых «азербайджанских ковров». Когда он осознал, что его ответы на мои вопросы абсолютно не имеют никаких оснований, то был вынужден заявить, что будет продолжать свою деятельность в таком же духе, то есть присваивать чужое наследие. Он был очень искренен. Это буквально шокировало меня… И на самом деле, он создал некую культурную ширму для кочевых племен Южного Кавказа, и несмотря на этот миф, все же многие ковроведы /особенно в коммерческой сфере/ продолжают принимать несуществующий «азербайджанский ковер», как истину.
Мне пришлось еще дважды встретиться с ним на международном симпозиуме 1983 г. в Баку (на который, кстати, официально не был приглашен Государственный музей этнографии Армении, где я был заведующим отделом художественной ткани), и совершенно случайно в 1987 году, в г. Шуши, где он организовал экспозиционные работы в новосозданном музее ковров Карабаха. Тогда же я ему посоветовал не забывать, что основную часть населения Карабаха всегда составляли армяне и что они активно занимались ковроткачеством. То, что сделал Лятиф Керимов, это то же самое, что и понятие «тюркский ковер».
Для создания такой ширмы Керимов шел на всякие махинации. Вот, например выдержка из труда историка раннего средневековья Мовсеса Калуанкатуаци. Историк, описывая убийство князя правобережной Албании примерно в 680 году, пишет, что «племянник князя, взяв полсотни воинов, бросился в погоню вслед за убийцей. Но, не надеясь догнать его, они направились к северу, в гавар Арцах. Они разграбили дом его отца и, взяв шелковые и парчевые ткани, разноцветные карпеты /безворсовые ковры/, золото и серебро...». Эта цитата у Керимова выглядит так - «Моисей Каланкатуйский отмечает в «Истории Агван», что в северной части Азербайджана изготовляли шелковую ткань и разноцветные пестрые ковры». Приведем еще один пример. Общеизвестно, что в 1931 году художник –ковровед Акоб Кешишян на основе классических армянских вишапагоргов (ковры с изображением стилизованных фигур драконов) создал ковер «Анаит», который сразу же стали производить на всех ковроткацких фабриках Южного Кавказа.
Об этом ковре Керимов пишет следующее - «ковры «Геллу», производимые в советское время во всех ковроткацких пунктах Кавказа, но ошибочно называемые «Эрменистан»/ то есть Армения/, также являются коврами хатаи нового типа, которые появились в результате копирования и имитации». Во - первых, ковры «Геллу» /группа ковров, которые производили в татских ковроткацких центрах Конахкент, Чичи, Зейхур и другие/, не имеют ничего общего с вишапагоргами. Во- вторых, отчего это Керимов решил, что «Эрменистан» является ошибочным названием для этого ковра, тем более что он прекрасно знал Акопа Кешишяна и, естественно, знал, что именно он является автором этого ковра. Но нет - для бакинских ковроведов не существуют ни армянских ковроведов, ни армянских ковров. А вот присвоить работы армянских ковроведов можно. В 14.08.1981 году, я, в экспозиции музея ковра в Баку, видел ковер - тот самый ковер «Анаит» Акопа Кешишяна, на этикетке которого было четко написано «Ковер Хатаи», автор Лятиф Керимов, 1978 г. Вот такую традицию основал Лятиф Керимов для бакинских ковроведов, и как мы заметили выше, они твердо соблюдаются.
Более наглядным примером является надгробная плита из Зангезура, из деревни Воротан, которую тайно, видимо еще в 1970-х годах привезли в Баку, а Керимов ее представил как реликвию мусульманского лапидарного искусства, на которой изображены инструменты ковроткачихи– мусульманки. Однако Лятиф Керимов прекрасно был знаком с отличительными чертами мусульманских надгробных плит-«на многих азербайджанских кладбищах сохранившиеся до наших дней средневековые надгробия имеют форму мехраба» (арочную форму), то есть, прямоугольная вертикальная каменная плита, верхняя часть которой обычно имеет согнутый и арочный вид. В этой истории примечательно то, что и бакинские дилетанты в области истории ковроткачества вроде Нателлы Рустамовой и теоретики- ковроведы вроде Рои Тагиевой, не упоминая о богатейших традициях ковроткачества разных народностей Южного Кавказа, в том числе армян, пренебрегая историческими фактами продолжают верить, развивать и муссировать миф о несуществующем азербайджанском ковре. Свежий классический пример от Нателлы Рустамовой: «Искусствовед / то есть Вардан Асцатрян / нагло и незаконно вывез из существовавшей прежде шушинской коллекции ковров почти половину и теперь пытается как-то оправдать банальную кражу».
О какой существовавшей прежде шушинской коллекции ковров идет речь, вообще о какой коллекции идет речь? Если речь о музее ковра, созданном Лятифом Керимовым, то могу сказать, что для музея был выделен обыкновенный двухэтажный особняк, где максимум, возможно было экспонировать 50-60 ковров. Кстати, я последний раз встретился с Керимовым как раз в этом здании, когда еще там шли экспозиционные работы.
Что же случилось с коллекцией этого музея?
Вот что по этому поводу сказала директор Азербайджанского национального музея ковра, доктор философии в области искусствоведения Ширин Меликова: «Шушинский филиал Государственного музея ковра и народно-прикладного искусства (так тогда назывался Азербайджанский национальный музей ковра) был открыт с целью изучения, сохранения и поддержания древних традиций ковроткачества Карабаха. Филиал начал свою деятельность 19 мая 1987 года в Шуше, в особняке Мехмандарова– историко-архитектурном памятнике XVIII века... В 1992 году территория Карабаха была оккупирована армянами, и ценные произведения искусства, хранящиеся в филиале музея, оказались под угрозой. 29 февраля 1992 года была организована эвакуация предметов, хранящихся в филиале. Из 246 экспонатов, демонстрировавшихся в Шушинском филиале, в Баку было доставлено 183 (80 ворсовых ковров, 35 безворсовых ковров и ковровых изделий, 39 ювелирных изделий, 29 художественных вышивок и национальных костюмов). К сожалению, ввиду трудности транспортировки остальные 63 экспоната (56 медных изделий, 6 ковровых экспонатов и одна художественная вышивка, вывезти так и не удалось».
Как видим, в этом филиале находились всего 80 ковров и 41- безворсовых ковров и ковровых изделий, из которых только шесть остались в Шуше. Понятно, что из Шуши «вывезенные во время первой карабахской войны ковры и другие предметы искусства» никак не мог почти через тридцать лет «нагло и незаконно» вывезти из того же города господин Асцатрян. Как видим, «нагло и просто цинично» поступают именно бакинские ковроведы.
Коллекция господина Вардана Асцатряна насчитывает свыше ста пятидесяти ковров, и более ста карпетов, других предметов текстиля, часть которых осталась в оккупированном противником культурно - административном центре Арцаха–городе Шуши. Конечно, в одной статье невозможно рассказать обо всех публикациях бакинских «ковроведов», но, ясно одно, они вообще не понимают, о чем говорят. Везде налицо отсутствие научно обоснованных фактов и минимальной логики, что, в прочем, для нас не новость…».(Конец цитаты)
Практически в таком же положении относительно своего исторического наследия, особенно коврового, находится и лезгинский народ, интересы которого в советское время были серьёзно ущемлены выходом трёхтомника «Азербайджанский ковёр» (Л. Керимов) в 1961-1983 г.г., затем оказались окончательно сданы выходом книги «Дербентское ковроткачество» (Баку, 2016). Масса необоснованных фактов и минимальная логика – это определение относится и к последней книге в том числе. «Дербентское ковроткачество», во многом, логическое продолжение славной истории азербайджанского национального ковроткачества, обогащённой ныне ковровым наследием Южного Дагестана – поистине царский подарок со стороны ИИАЭ ДНЦ РАН азербайджанским коллегам, давно ходивших вокруг да около южнодагестанских ковров. Книга прекрасно оформленная и богато изданная, её приятно держать в руках и листать, но содержание весьма далеко от подлинной истории ковроткачества Южного Дагестана. В историческом прошлом ковры, тем более в таких объёмах, как представлено в данной книге, не производилось в городе Дербент. Само определение «дербентское ковроткачество» не выдерживает критики. У этого определения нет доказательной научно-исторической базы, так как не существует никаких «дербентских ковров». В историческом прошлом были только лезгинские ковры, поступающие на продажу на ковровый рынок г. Дербент. Даже известный орнамент ковра «Дербент» не аутентичен, а был создан в советское время художниками по ковру на основе лезгинских ковровых композиций. Он не оригинальный и не народный. Ковроткачество Южного Дагестана является самостоятельным направлением кавказского ковроткачества и не имеет никакого отношения к азербайджанским национальным коврам. Оно должно исследоваться только как дагестанское ковроткачество.
Как вытекает из вышеизложенного, любая проблема, особенно касаемо исторического и культурного наследия тех или иных народов, должна решаться сразу же как только она возникает, а не консервироваться на десятилетия в ожидании «хороших времён». Упущенное время не вернуть. Потому мы имеет на данные момент то, что имеем, а исправить и вернуть назад утраченное требует титанических усилий, как духовных, так и материальных.
На фото: лезгинский ковёр «Ахтынская роза».
Место производства: с. Ахты. Начало XX века.