Бражелон. Времена года. Часть третья

Стелла Мосонжник
Июнь 1658 года.
«bon et brave campagnard.» *

Д’Артаньян наслаждался жизнью. Атос – общением. Это счастье: поговорить, вспомнить прошлое, обсудить настоящее, представить, каким станет будущее, они себе позволяли, когда д’Артаньяну удавалось получить несколько дней отпуска или когда Атос сам наведывался в Париж.
Но лучшие часы бывали у них, когда д’Артаньян приезжал в Бражелон. После тесноты, вони и скученности парижских улиц, красота окружающей природы действовала на старого воина умиротворяюще.
Атос давал ему возможность отоспаться, но уже на следующий день после приезда, д’Артаньян вскакивал с постели ни свет, не заря. Казалось немыслимым спать, когда из окна спальни можно было наблюдать, как просыпается мир. Дивный спектакль, со всеми звуками просыпающейся природы, завораживал гасконца своей первозданной чистотой, которую давно уже поглотил Париж, алчный потребитель искренности и непредвзятости. За теснотой домов, за криками разносчиков, за черепичными крышами порой увидеть восход солнца было удачей, а птицы своим гомоном нарушали предутренний сон горожан разве что в садах роскошных особняков.
В Бражелоне, где во всем ощущалась забота хозяина, д’Артаньян позволял себе не думать о службе. Это оказалось непросто, обстановка расслабляла, но те несколько дней, которые ему удавалось провести в обществе Атоса, заряжали его бодростью и давали пищу для ума на долгое время. Впрочем, наш капитан никогда не скучал: пищу для размышлений он мог найти в любой мелочи быта, в любой встрече на дороге или во дворце.
Визиты д’Артаньяна к графу не имели иной цели, кроме желания поговорить о жизни. Ему ни с кем не было так интересно и так спокойно, как с Атосом. Им никогда не было скучно друг с другом; так было в молодости, так осталось и к старости. Атос, с его тонким чувством юмора, как никто понимал намеки и шутки гасконца. А для д’Артаньяна каждое слово Атоса было наполнено смыслом. Им было что вспомнить, а с годами юношеские проказы и вовсе становились похожими на чужие рассказы о прошлом царствовании и не всегда им верилось, что они сами – это живая легенда для молодежи.
В дверь осторожно постучали; это мог быть только сам хозяин: слуги могли только поскрестись в солидную дубовую дверь. Д’Артаньян соскочил с подоконника, сидя на котором он созерцал пробуждение утра в деревне, и пошел открывать дверь, не сказав: «Войдите!»
Как он и ожидал, это был Атос: Гримо или кто-то из слуг стучать бы не решились. Друзья обменялись рукопожатием.
- Хотите со мной проехаться по окрестностям или подождете завтрака?
- Мне стакана молока и куска сыра с краюхой хлеба достаточно, - рассмеялся мушкетер. – Но самому изысканному завтраку я конечно же предпочту прогулку с вами!
- Тогда мы позавтракаем на одной из ферм, - предложил граф. – Погода изумительная, жаль упускать возможность проехаться, пока еще не жарко. В этом году погода удивительно переменчива, того и гляди ясное небо сменится грозовыми тучами.
Роса на траве уже почти испарилась и только легкий ветерок шевелил еще зеленую пшеницу, в которой на обочине проглядывали синие звездочки васильков.
- Будет хороший урожай? – поинтересовался горожанин д’Артаньян, с интересом оглядываясь вокруг.
- Надеемся, - кратко ответил ему Атос, пришпорив коня и с тревогой поглядывая на небо, по которому плыли легкие облачка.
- Вас что-то беспокоит, граф?
- Птицы.
- Чем они вам не угодили?
- Стрижи и ласточки летают над самой землей – это к дождю. А он сейчас не ко времени.
Я ровно ничего не понимаю в сельском хозяйстве, - со смехом признался капитан. – Чем вам хороший дождик не угодил?
- Я опасаюсь грозы и града: это побьет посевы. Давайте лучше поторопимся: не хотелось бы, чтобы дождь достал нас в дороге: смотрите, как стремительно затягивается небо тучами.
Небо и вправду менялось на глазах. Легкие тучки разбухали, темнели, наливались свинцом. Ветер стих, притих и птичий гомон: все настороженно ждало первых раскатов грома. Вдали уже слышалось тихое рычание, погромыхивало, словно где-то далеко, на западе, проходило сражение.
Атос свернул на тропу, и они оказались в виду небольшого дома, сложенного из серых камней, под черепицей из слюды, которой в Орлеаннэ были крыты большинство домов.
Владелец фермы, плотный, невысокого роста мужчина, стоял на пороге, обратив лицо к небесам. Дверь отворилась, рядом показалась женщина, за подол ее платья цеплялся малыш лет трех. Женщина, увидев хмурое небо, прижала ладонь к губам, горестно закачала головой на слова мужа, которые он бросил ей, не спуская глаз с неба, потом схватила вилы, стоявшие у порога и бросилась куда-то за дом.
Фермер, тем временем, перевел взгляд на дорогу, заслышав лошадиный топот.
- Господин граф, - он с достоинством склонился перед хозяином.
- Мэтр Мало, кажется, мы приехали не в лучшее время: погода не обещает ничего доброго, - Атос соскочил с коня, д’Артаньян остался в седле, уверенный, что, обменявшись с хозяином парой фраз, Атос поспешит домой. Но граф не только не стал торопиться, он сделал знак д’Артаньяну последовать его примеру и привязал коня к коновязи, не дожидаясь, пока это сделает фермер. Волей-неволей, гасконец последовал его примеру: ему было интересно, как поведет себя хозяин дома, узнав, что гости намерены остаться.
А мэтр Мало, тем временем, оживленно обсуждал с Атосом, что делать, если посевы полягут от града.
- Все в Божьей воле, - подвел итог крестьянин. – Пожалуйте в дом, господа, переждите бурю. А лошадок ваших я заведу на конюшню, не дело, чтобы такие красавцы мокли под дождем.
Дом был зажиточным: мебели немного, но она добротная, сколоченная мастером, очаг не дымил, а аромат из котелка в очаге был такой аппетитный, что голодный гасконец невольно сглотнул слюну: дразнящий запах свежеиспеченного хлеба разжег его аппетит окончательно.
Хозяйка вернулась в дом и стала поспешно накрывать на стол: в ход пошла парадная скатерть, блюда и даже тарелки из обожженной глины.
- Атос, кажется нам собрались устроить пир? – растерянный от такой суеты, д’Артаньян незаметно подтолкнул товарища. – нельзя ли как-то поскромнее?
- Не волнуйтесь, у мэтра Мало достаточно зерна и скота, чтобы он не разорился от того, что покормит гостей. К тому же, слышите? – грозный раскат грома последовал за ослепительной молнией, от которой стало светло, и хозяйка торопливо перекрестилась. – Нам все равно придется просидеть в доме, пока это светопреставление не закончится. – Атос хмуро уставился в окно, хотя сквозь слюду вряд ли можно было что-то толком рассмотреть. Зато слышно было отлично: дождь с такой силой колотил по крыше, что казалось, будто от черепицы останутся одни осколки. Гром гремел не переставая, сотрясая дом до основания. Потом они узнали, что только чудо спасло окрестности от серьезных пожаров – сгорел старый дуб на развилке дорог.
Постепенно гнев небес несколько утихомирился, хотя лило как из ведра. Успокоившись, что конец света пока отменяется, хозяйка выставила на стол все, чем богат был их погреб. Д’Артаньян смотрел, едва не вытаращив глаза, как заполняется стол: он не ожидал такого разнообразия. Сыры, деревенский хлеб с травами, мясо с овощами, вареные раки, речная рыба, пышки с чесночной подливой, засахаренные фрукты, вино прошлогоднего урожая: хозяева явно старались блеснуть перед гостями своим достатком. Это был не даже не завтрак – скорее обед: в ход явно пошли все припасы хозяина.
 Атос совершенно спокойно взялся за еду, подмигнув д’Артаньяну, а того и не надо было просить: он принялся за трапезу основательно, как и за все, что делал в жизни.
Будь д’Артаньян один, он бы тут же усадил фермера за стол рядом с собой, но он был с Атосом, а граф де Ла Фер был весьма строг в вопросах этикета. Поэтому мушкетер предоставил инициативу вести беседу своему другу, а сам отдал должное тому, что было выставлено на столе, попутно отметив, что Атос не слишком усердствует в еде: то ли он не был голоден, то ли действительно был очень озабочен происходящим с погодой.
А дождь утихал, превращаясь в веселую капель с крыши. Еще несколько минут, и в небе выгнулась яркая радуга, возвещая конец ненастья.
 Атос встал из-за стола и распахнул дверь: в комнату хлынул свежий, напоенный запахами луговых трав, воздух.
- Вот теперь - самое время прогуляться, - д’Артаньян вскочил вслед за ним. – Хозяева дорогие, спасибо вам за пир, - мушкетер улыбнулся со всей приязнью, на которую был способен. – Все было изумительно вкусно, как в лучших парижских гостиницах. – Вряд ли комплименту поверили, но фермеру и его жене было приятно услышать, что их стол не хуже многих парижских заведений.
Атосу явно не терпелось осмотреть свои владения, чтобы удостовериться, что ущерб от пронесшейся бури не слишком значителен. Мэтру Мало, со своей стороны, тоже хотелось поскорее осмотреть ферму, чтобы понять, не понес ли он убыток от разбушевавшейся стихии.
Первый же беглый осмотр дал понять, что в одном им несомненно повезло: если град и прошел где-то, то ферму и поле Мало он не затронул. Хозяин вздохнул с облегчением, выводя из конюшни лошадей гостей: хоть и рад он был принимать своего господина с другом, но беспокойство мучило его все сильнее. И, как только граф с д’Артаньяном уехали, крестьянин бросился к своему полю.
- Атос, вы действительно стали заправским сельским помещиком, - д’Артаньян, не веря самому себе, покачал головой.
- Да как же иначе, мой друг: я же в ответе за все, что происходит в моих землях.
- Понимаю, но как же не похож ваш образ жизни на жизнь всей нашей придворной знати, что вьется вокруг Мазарини и королевы. Они только и знают, как просаживать полученные со своих земель деньги, и выклянчивать подачки и должности.
- Я слишком долго пренебрегал своими обязанностями, д’Артаньян. Теперь надо наверстывать. Мне мало что нужно, но я обязан передать графства Раулю в идеальном состоянии. Это мой долг перед сыном и перед моими предками.
- И вам никогда не хочется бросить все и отправиться на несколько месяцев в Париж или просто путешествовать. Помнится, вы говорили, что у вас какая-то родня в Шотландии?
- Эта страница моей жизни давно перевернута, д’Артаньян. Меня сейчас больше волнует, не пострадали ли хлеба, не сильно ли они полегли. От урожая зависит, как проведем мы зиму, какие средства смогу я отложить для Рауля.
- Атос, я смотрю на вас, и не верю, что это вы когда-то могли так буйствовать в погребе у трактирщика в Амьене.
Атос расхохотался.
- Я и сам не верю, что способен был на такое сумасбродство. А время я провел тогда не лучшим образом, - граф вздохнул. - Слава Богу, Рауль не подвержен  порокам.
- Я слышал, виконт очень хорошо проявил себя в Дюнах,- заметил капитан д’Артаньян.
- Да, я днями получил от него подробное письмо. Он, кстати, пишет, о маркизе де Варде, который примкнул к армии в качестве добровольца. Вы знаете его? Это кто-то из родственников того де Варда, что едва не помешал вам в порту Кале, и которого вы пригвоздили ударом шпаги?
- Это, должно быть, его сын. Красивый и самоуверенный малый; я пару раз видел его с Гастоном Орлеанским. Надеюсь, что он храбр, как его папаша. Не думаю, что Раулю понравится подобное знакомство.
- Виконт достаточно взрослый, чтобы самому разобраться со своим окружением, я никогда не внушал ему, что он должен думать о каждом встречном, как о друге, - заметил Атос.
- Вы стали скептиком, Атос.
- Я им был всегда, а с жизненным опытом приходит и понимание, что большинству знакомых ты, хорошо еще, если просто безразличен. Но лучше посмотрите, д’Артаньян, на это чудо: лишь только солнце коснулось своими живительными лучами этих трав и посевов, как они воспряли. Цветы подняли свои головки к небу, словно не прятались час назад от ливня.
- Атос, вы поэт! – ахнул гасконец.
- Поневоле, мой милый. Жить так близко к природе и не обращать внимания на ее красоту – невозможно! Но нам повезло: буря не причинила особого вреда. Давайте, глянем еще и виноградник: все равно нам по дороге.
Д’Артаньян не возражал, ему нравилось все вокруг, а после дождя дышалось особенно легко. Земля быстро подсыхала, копыта лошадей не поднимали пыли, а окружавшая их зелень вся искрилась и переливалась в каплях дождя, которые в тени не испарялись так быстро, как под прямыми лучами солнца. Лесная живность тоже вылезла из своих нор, птицы пели в вышине, в кустах шуршали не то мыши, не то дичь покрупнее.
 Виноградник был невелик, но Атос сказал, что он полностью себя окупает, а вино с него д’Артаньян попробовал у Мало.
На винограднике хлопотали две девушки и парень: сын и старшие дочери фермера. Они подвязывали виноградные лозы, сорванные ветром, удаляли побитые дождем листья, действуя быстро и осторожно, стараясь не повредить готовые к цветению будущие грозди винограда.
Атос соскочил с коня и передал поводья мушкетеру. Тот следил за другом, широко раскрыв глаза: было видно, что граф испытывает удовольствие от того, что возится с лозами: движения его рук были осторожными, почти ласкающими, он перебирал пальцами новые побеги, касаясь их так бережно, словно это были струны арфы. «Хозяин» - подумал д’Артаньян, невольно улыбаясь этой мысли.
Атос сел в седло неспеша, поймал улыбку друга.
- Смеетесь надо мной?
- Боже упаси! Вам идет роль заботливого помещика, Атос.
- Меня учил этому отец. К сожалению, Бог отвел ему на это мало времени.
- Да, вы как-то говорили, что у вас были старшие братья и сестры.
- Я младший в семье, а теперь и единственный, кто остался в живых. Вся надежда на Рауля.
- Вы присмотрели ему невесту, Атос?
- Еще нет, но, кажется, он сам себе уже выбрал девицу, - поморщился Атос с досадой.
- Ничего, он парень послушный и понимает, что от него требуется. А может, лучше и не жениться. Посмотрите на меня: разве я что-то потерял от того, что меня не сковывает семья? Да и вы, Атос, вы тоже не стали повторять ошибок молодости! Хотите откровенно?
- Говорите.
- Меня всегда поражало, что вы, при вашей внешности, воспитании, положению так и не женились еще раз.
- Откровенность за откровенность?
- Идет!
- Так вот, дело тут не во мне и даже не в женщинах; вопрос упирается в положение Рауля. Он для меня единственный и я совсем не желаю метаться между ним и детьми от законной жены, которая непременно, и на законных основаниях, будет требовать, чтобы ее дети были прямыми наследниками. Я не имею права, да и не хочу, обделить хоть в чем-то моего мальчика. Я сделал все, чтобы дать ему имя, ввести его в свет и сделать его своим прямым наследником.
- Вам это удалось?
- Его величество пошел мне навстречу и даровал мне такую милость. После моей смерти виконт вступит в права прямого наследника рода. Я верю в Рауля, это моя кровь, и я вложил в него всю свою душу.
- Атос, Атос, я знаю Рауля! Пожалуй, за последние годы я вижу его чаще, чем вы. Рауль – не ваша копия, хотя и унаследовал многие ваши черты. Рауль ближе к современной молодежи, чем вам кажется. Он дружит с графом де Гишем, он вращается при дворе, он не чужд многим заблуждениям нашего века. Он не обладает вашим опытом.
- Что вы хотите этим сказать? – насторожился граф, пристально вглядываясь в лицо д’Артаньяна.
- Только то, что вы, может быть, не хотите видеть, что виконт не на шутку влюблен, - горячо вступился тот за виконта, и этим насторожил графа еще больше.
- В кого?
- Не знаю, он не называет имени своей привязанности, но сила его страсти нешуточна, уверяю вас.
Атос помрачнел.
- Хорошо, что вы меня предупредили, д’Артаньян. Я надеялся, что это увлечение пройдет, что это детская влюбленность. Возможно, все намного серьезнее. Когда виконт вернется из своего путешествия с принцем Конде, я поговорю с ним.
Д’Артаньян прикусил ус: он уже жалел, что в пылу откровения сказал Атосу больше, чем хотел. Отношения отца и сына, оказывается, не были так просты и безоблачны, как думалось гасконцу.
Д’Артаньян знал своего друга, знал, что Атос в некоторых вопросах мог быть непреклонен, но не думал, что это касалось и виконта.
«Трудно стоять так высоко, как граф де Ла Фер! – подумал он, искоса поглядывая на озабоченного графа. – Слишком много требует Атос со своего сына. Впрочем, и к себе он всегда относился слишком строго. Положение обязывает.»
Покидая Бражелон в этот раз, д’Артаньян не стал оборачиваться, выехав на дорогу на Париж. Он испытывал некоторую неловкость, словно допустил бестактность по отношению к виконту и графу. «Теперь приеду только на свадьбу к Бражелону, - решил он для себя, шпоря коня».
Быстрая езда отвлекла его, но мысли о том, что судьба приведет его к воротам замка быстрее, чем он думал, в голове у него не возникли. Он думал уже о службе, которую оставил и о своих мушкетерах.

• bon et brave campagnard – добропорядочный, честный деревенский житель