Бражелон. Времена года. Часть вторая

Стелла Мосонжник
Апрель 1655 года.
Секреты Арамиса

Арамис теперь не часто путешествовал верхом; что было не слишком прилично для викария, то стало уже слегка утомительным для бывшего мушкетера: годы и здоровье брали свое. Но дело, которое в очередной раз привело его к Атосу, не терпело огласки. Еще в прошлый свой визит, ранней осенью, Арамис едва не столкнулся с Портосом. Он был бы рад видеть любимого друга, но обстоятельства не давали ему такой возможности. Уехав неузнанным, он поспешил тогда вернуться в Париж, чтобы не упустить своего шанса, связанного с арестом кардинала Гонди – с назначением нового архиепископа у Арамиса открывался путь к продвижению по службе.
Они с Гонди давно были приятелями-соперниками. Слишком много у них было общего: воинственность, ум дипломата, храбрость, любовь женщин. Арамис говорил, что иногда ему кажется, что он – это Гонди, а Гонди – это Арамис. Но сблизила их только Фронда и салон Скаррона. Теперь же, когда Гонди сидел в Венсенне, а новый знакомый, Николя Фуке, понемногу входил в силу при министерстве финансов, пришло время делать и свою собственную карьеру. Новая расстановка сил при дворе оставляла пространство для действия.
Казалось бы, какое отношение ко всему этому мог иметь Атос? Но именно то, что граф совершенно устранился от участия в политике, делало его идеальным советчиком. Арамис знал, что лучшего судьи в делах чести, как и лучшего помощника, если требовалось сохранить тайну, ему не найти.
Документы, которые Арамис привез осенью Атосу, могли им обоим стоить головы, господин викарий это сознавал. Он честно предупредил графа об опасности, исходящей от этого свитка, но это не остановило Атоса.
- Вам важно, чтобы эти записки не попали в чьи-то руки? – только и спросил граф.
- Атос, это вопрос жизни и смерти, и не только нашей с вами. Тут замешаны такие силы…
- Значит, ни одна душа об этом не узнает.
- Я вам расскажу…
- Лучший способ не проговориться – ничего не знать, - Атос выставил перед собой ладонь, словно воздвиг преграду между собой и признанием друга. – Я спрячу ваши документы, но вы будете в курсе, где и как вы сможете их забрать, если я не смогу, по каким-то обстоятельствам, вернуть их вам лично.
Теперь, когда у Арамиса появилась возможность снять приличный дом в Париже, пора было подумать и о более надежном хранилище для того ларца, что он спрятал у друга. Арамис пока не знал, как могут помочь ему эти, затрагивающие королевскую семью документы, но для всех будет лучше, если для них найдется более надежное пристанище, чем Бражелон.
Весна бурно шествовала по долине Луары, расцвечивая придорожный лес во все оттенки яркой зелени. Лошадь, не подгоняемая разомлевшим на солнце всадником, трусила мелкой рысью, пока не почуяла близость конюшни. На чуть слышное ржание она ответила, вскинув голову и коротко всхрапнув. Это пробудило и всадника: он переместил шляпу с затылка на лоб, и дал шенкеля, подгоняя своего коня. Теперь думать уже не осталось времени, и Арамис просто бегло отмечал перемены в природе.
Знакомый дом на холме, окруженный зазеленевшими платанами, радовал своей белизной и яркой, заново переложенной черепицей. Небольшая стайка голубей привычно крутилась над островерхими башенками, переливаясь ярким оперением под лучами солнца. Дорога заканчивалась у ажурной решетки, которая сейчас была распахнута потому, что два вола с натугой втаскивали на аллею воз, груженный какими-то серыми от древности камнями. Гримо, стоя у калитки, внимательно наблюдал за всеми манипуляциями возчика, потом, приказав ему следовать на задний двор, обернулся к дороге и тут только заметил Арамиса. Он тут же поклонился ему с таким выразительным видом, что господин викарий с улыбкой кивнул головой.
- Занимайтесь своими делами, Гримо, я отлично найду графа и без ваших хлопот. Он дома, надеюсь?
 Гримо жестом показал, что Атос у себя, и продолжил о чем-то договариваться со стоявшим у калитки привратником. Арамис пришпорил коня и через минуту был у крыльца. Неторопливо спешившись, он передал поводья подбежавшему конюху, который, узнав гостя, поклонился ему чуть не до земли. Викарий, все так же не спеша, чтобы не выдать своей усталости, поднялся на крыльцо и, пройдя в гостиную, остановился, чувствуя, что по лестнице ему одним духом не подняться. Досада явно читалась на его лице, досада на собственную немощь, с которой так не хотелось смиряться.
Атос, спускавшийся навстречу другу, успел заметить это выражение, но не мог понять, чем оно вызвано, и приписал его дурному настроению друга. С Арамисом такое бывало достаточно часто.
- Что случилось? – без обиняков, едва обняв друга, спросил он. - У вас такое лицо, словно за вами гнались все гвардейцы покойного кардинала.
- В этот раз обошлось без гвардейцев, Атос. Но, признаться, я отвык от седла: последнее время приходится больше полагаться на экипажи. Это отставка, граф. К моему прискорбию – окончательная. Бравада мне уже не пристала, - он кисло улыбнулся.
- Мне не нравится ваше настроение, дорогой друг. Пессимизм – это не ваше отношение к жизни, - Атос предложил ему расположиться на диване у двери в оранжерею.
- Увы, с тех пор как я окончательно променял женщин на Церковь, я не перестаю видеть мир в черном цвете, - то ли в шутку, то ли всерьез ответил Арамис, с наслаждением вытягивая ноги, отвыкшие от верховой езды. – Атос, я по делу.
- О делах не раньше, чем вы отдохнете.
- Рад бы, но на отдых у меня нет времени.
- Вы за шкатулкой?
- Да. Я не хочу вас больше подвергать риску, Атос.
- Разве кто-то что-то узнал?
- Осталось на свете не так много людей, которым известна эта тайна. Но вряд ли кто-то знает, что и я в курсе этого дела. Единственный человек, который и передал мне эти бумаги, мертв. Но береженного Бог бережет, друг мой. Если я доберусь до своего дома в Париже, я спрячу их так, что ни одна душа не догадается, где они.
- В таком случае, мы поедем в Париж вдвоем.
- Два человека, путешествующие налегке, в особенности если это мы с вами, вызовут подозрение.
- Арамис, вы зря опасаетесь: я давно никому не нужен, - рассмеялся Атос.
- Хотел бы я быть так же уверен в своей ненужности, - пробормотал Арамис себе под нос, на что Атос сразу стал серьезным.
- У вас есть основания считать, что вы кому-то перешли дорогу?
- Если бы вы знали, дорогой мой, скольким в этой жизни я перешел дорогу, - вздохнул Арамис с таким видом, словно сожалел о собственной персоне. – Это началось, когда я еще был ребенком, и даже семинария не спасла меня. С тех пор и повелось: где бы я не оказывался, в какое общество бы ни попадал, всегда находился кто-то, кому я мешал. Вот и сейчас: это был Гонди, пока не угодил в Венсенн, а потом и в тюрьму в Нанте. Говорят, ему повезло бежать оттуда.
- Право же, сначала вы лучше отдохните, друг мой, подкрепитесь немного, а потом займемся нашим делом, - предложил Атос, предчувствуя, что мрачная тирада Арамиса грозит затянуться, и опасаясь, что его друг перейдет к перечислению имен известных ему дам. Скрытный Арамис иногда мог быть циничным и жестким, особенно в оценке своих бывших знакомых.
Арамис с радостью остался бы у графа в гостях на несколько дней, но время и события подгоняли викария. Не давало покоя и письмо, которое он ждал с нетерпением: оно открыло бы ему многие двери в ордене. Посвящение в иезуиты одиннадцатого года,* это право быть в курсе многих тайн, к которым Арамис рассчитывал присоединить и свою, воистину бесценную тайну.
В этот раз он спрятал бумаги в бархатной сумке на груди, под тонкой кольчугой, которую надевал лишь в исключительных случаях. Атос, при котором он  совершал все манипуляции, чуть приподнял брови: кольчуга – это уже лучшее свидетельство опасного предприятия.
- Арамис, я поеду с вами в Париж, - решительно заявил он.
- Нет, граф, - снова отверг его предложение викарий. – Вас могут узнать, и то, что мы вдвоем, сразу заставит их подумать, что мы везем что-то важное. Один я не буду так подозрителен для врагов: я всего лишь ездил повидаться с другом и теперь возвращаюсь к своим прихожанам. Я всего лишь добрый и скромный пастырь, - Арамис рассмеялся странным, дробным смехом, который Атос у него ни разу не слышал.
«Он в нешуточной опасности» - подумал граф, не спуская внимательного и сочувствующего взгляда с Арамиса.
- Вам меня жаль, судя по вашему лицу, - Арамис поежился.
- Я обеспокоен. Вы впутываетесь в какое-то скверное дело, Рене.
- Я? Ничуть не бывало. Надежно спрятав эти документы, я буду в безопасности. А я знаю, как их спрятать. Не стоит беспокоиться, дорогой друг. Я вам непременно дам знать, как обстоят дела.
Глядя вслед клубам пыли, которая поднялась на подсохшей аллее, Атос долго еще оставался неподвижным. Арамис давно уже исчез за поворотом дороги, а граф все еще размышлял о превратностях судьбы, некогда столкнувших их четверых, таких разных, таких непохожих, но все же не мыслящих себя друг без друга и в старости. Это было утешением: знать, что у тебя за спиной всегда есть надежное дружеское плечо.
• «Иезуит одиннадцатого года» - толкование этого выражения упоминается у Дюма в «Виконте» в одноименной главе.