Каждое поколение вынуждено делать свой нравственный выбор. Об этом мы никогда не должны забывать, рассматривая историю Русской Православной Церкви в XX в. Да, было насилие со стороны государственной власти, гонения, надлом, но те, кто все это осуществлял, явились из того же православного народа. Эти люди были воспитаны в православных традициях, и отказались от них задолго до того, как произошла катастрофа 1917 г. Они с завидным упорством проводили в жизнь поистине дьявольскую мысль об отделении Церкви от государства и надо сказать довели ее до логического конца, когда влияние Церкви на общество было сведено к минимуму. Поколение 1920-1930-х гг. пропитавшееся ядом антирелигиозной пропаганды также сделало свой выбор в пользу жизни без Бога, и после войны именно это поколение осуществляло работу по атеизации страны. Следует признать, что, несмотря на возрождение религиозной жизни в 1940-х гг. верующие уже не составляли подавляющего большинства населения страны, но пока и не стали меньшинством, и новым поколениям предстояло делать свой нравственный выбор.
На протяжении нескольких столетий в России существовало духовное сословие. Служение церкви в сане священника или диакона стало наследственным делом узкой группы людей, принадлежащих по рождению к этому сословию. В этом были свои положительные моменты, но были и отрицательные. Кратко мы о них говорили в лекции, посвященной духовенству XIX в. Здесь пойдет речь о том духовенстве, которое начало формироваться в послевоенный период и которое можно условно назвать «советским духовенством». Чтобы наглядней представить те процессы, которые происходили в среде тамбовского духовенства, ниже представлены три таблицы со статистическими характеристиками служащего духовенства в разные периоды истории Тамбовской епархии. В столбцах с 5 по 11 указаны учебные заведения, которые окончили священнослужители (нач. – начальную школу, ДС – духовная семинария, ДУ – духовное училище, ТМПШ – Тамбовскую миссионерско-псаломщицкую школу, вузы – высшее светское учебное заведение, ДА – духовную академию, СШ – среднюю школу).
Статистическая характеристика Тамбовского духовенства в 1949 г.
Всего Кр. Дух. Мещ Нач. ДС ДУ ТМПШ вузы ДА СШ Быв.
з/к
124 71 47 5 54 37 6 12 4 2 9 68
Статистическая характеристика Тамбовского духовенства в 1964 г.
всего дух Нет дух. обр. ДУ ДС ТМПШ ДС после 1943 г. ДА вуз
51 7 23 2 5 3 18 0 0
Статистическая характеристика Тамбовского духовенства в 1975, 1985 и 1988 гг.
Год Всего 60-80 50-60 ДС ДУ ДА вуз СШ Неок.
СШ нач
1975 55 47 16 1 5 1 3 8 16
1985 57 45 28 0 6 1 39 10 11
1988 66 48 30 0 7 6 57 0 3
Первая таблица датирована 1949 г., т. е временем послевоенного десятилетия и здесь мы видим, что к служению вернулось духовенство дореволюционного рукоположения, воспитанное еще в дореволюционных традициях и получившее классическое духовное образование. Немаловажно также, что более половины этих священнослужителей прошли через систему ГУЛАГа. Но налицо и тенденции размытия границ сословия, так как выходцы из других сословий теперь в большинстве. Но все же можно сделать вывод, что духовное сословие в лице его пожилых священников, пока продолжало существовать, доживая свой век. Спустя 15 лет, а именно в 1964 г. положение резко меняется. Сокращается численность духовенства почти в два раза, те священники и диаконы, которые пришли после войны большей частью умирают, другая часть уходит за штат, т. е. духовное сословие перестает существовать, начинает формироваться новое поколение священнослужителей, родившихся в 1920-1930-х гг. и пришедших в церковь в 1950-х. О них уже нельзя сказать, что они выходцы из того или иного сословия (таковых уже и не было), все это уже советские люди, родившиеся и выросшие в Советском Союзе в семьях рабочих и колхозников, реже служащих. Большая часть из них бывшие трактористы, скотники, слесаря и прочее, пришедшие разными путями в Церковь. Они не смогли получить духовного образования в силу того, что нужно было преодолеть массу препятствий, а зачастую не имели и законченного среднего. Среди них нет людей с высшим светским образованием, таким образом, в рядах тамбовского духовенства практически нет представителей «советской интеллигенции».
Еще через 10 лет, т. е. в 1975 г. при примерно такой же численности духовенства, как и в 1964 г. мы имеем низкий уровень образования духовенства, даже не духовного, а светского (16 с начальным, 8 с неоконченным средним), и слишком больше количество престарелого духовенства в возрасте от 60 до 80 лет, а именно больше половины наличного состава. В отчетах архиепископа Тамбовского Михаила с этого времени появляется следующая фраза: «Епархия испытывает исключительную нужду в дееспособных священнослужителях». Через десять лет положение постепенно начало выправляться, во-первых, за счет более активного приема иноепархиальных священников, а также рукоположения в сан благочестивых мирян и выпускников духовных школ. Духовенство Тамбовской епархии за время с 1985 по 1988 г. значительно «омолодилось», во всяком случае, граница старшинства отодвинулась в пределы 50 -- 60 лет. И все же, по-прежнему священнослужителей с духовным образованием недоставало и забегая вперед скажем, что тенденция эта стала постепенно выправляться лишь в начале XXI в. Отметим и еще один факт: в 1988 г. в епархии появился целый ряд священников имеющих высшее светское образование это яркое свидетельство того интереса к Церкви, который возник в конце 1980-х гг. со стороны интеллигенции.
Мы можем говорить о том, что примерно с 1950-1960-х гг. в Тамбовской епархии в составе духовенства преобладает тип людей, которые по ментальности можно назвать «советскими», т. е не заставших дореволюционную православную традицию и вполне ощущавших себя гражданами СССР. Фраза протоиерея Леоферова из его письма к вологодскому владыке о том, что церковные люди признательны: «своему Правительству за данную ей (Церкви) свободу» вполне правдива и не продиктована веянием времени, так действительно думало духовенство. В 1944 г. заштатный священник Яков Моисеевич Соболев пишет письмо уполномоченному с целью: «Выразить свою принципиальную точку зрения на ту роль и положение, которое должен занимать священник в нашей советской обстановке». В чем же она, по мнению отца Якова? Не много не мало в том что: «Деятельность священников не может быть аполитичной она должна быть направлена на путь социального строительства Советской власти. Коммунизм и гуманизм не противоречат религиозным принципам, священники-консерваторы должны быть законсервированы и погребены по первому разряду. Должны быть выдвинуты священники-прогрессисты умеющие сочетать принципы веры и принципы науки. Новый священник должен быть социально полноценен, глубоко советским, культурным во всех отношениях» [136]. И Леоферов и Соболев выражали чисто обновленческий взгляд на советскую власть и на место пастыря в советском обществе, но со временем взгляд этот в Церкви возобладал.
Но все же Леоферов и Соболев это выходцы еще из старого поколения. В 1970-х гг. «эстафету» преемства подобных взглядов перехватило более молодое поколение, конечно же, не в таких «революционных» формах, но, по правде говоря, и время, в которое они жили, называли «застойным» и мыслить революционно тогда не принято было. В 1977 г. уполномоченный Н. Астафьев разослал всем священнослужителям епархии своеобразную анкету. Требовалось ответить на два вопроса, один из них звучал следующим образом: есть ли социальные идеи у современного русского православия? Ответ на этот вопрос были наподобие вот таких: «Современное русское православие стоит на страже интересов трудящихся масс, так как оно в своих действиях проповедует трудолюбие, без труда нет спасения человеку, без труда не может быть жизни на земле» [137]. Или: «У современного православия есть социальные идеи: это идея мира. На чем основывается РПЦ, да и не только церковь, но и все наше советское государство, которое управляется великим кормчим, борцом за мир Л. И. Брежневым. Пастырь должен защищать интересы своей Родины» [138]. Помимо прочего священники писали в своих пространных письмах-ответах и о том, что: «РПЦ способствует социалистическому прогрессу. Впервые в истории осуществлена подлинная свобода совести, законодательством запрещено оскорблять религиозные чувства верующих, ущемлять их права», и что «Великий Октябрь в моей жизни и в жизни всех моих родных сыграл огромную роль – роль освободителя от эксплуатации человека человеком», и что «с атеистами верующий человек не должен вступать в контакты, потому что неверующему человеку ничего не доказать, если он ни во что не верит».
Каких-то попыток сопротивляться тем процессам, которыми было охвачено все общество, бороться за паству, что-то реально противопоставить атеистической пропаганде среди тамбовского духовенства не было. Когда в 1977 г. арестовали священника Дмитрия Дудко, общее мнение тамбовского духовенства по этому поводу было следующим: «Да священник Дмитрий Дудко действительно является морально разложившемся, антисоветским человеком. Дм. Дудко предал свой святой закон Конституцию СССР» [138]. И лишь немногие старые священники ответили уполномоченному, что отца Дмитрия Дудко не знают лично, о деле его ничего не слышали и поэтому сказать ничего не могут. Однако оставались еще в епархии священники, которые решались, если не противостоять произволу властей, то, по крайней мере, отстаивать свою точку зрения. Одним из таких пастырей был протоиерей Валентин Ястребцев, бессменный с 1947 г. настоятель Благовещенской церкви с. Ново Томниково Моршанского района. Еще в 1960 г. тамбовский уполномоченный так его характеризовал: «Священник Ястребцев, старой закалки, ничего нового не понимает и не хочет понимать» [139]. А в 1970 г. отец Валентин поучал уполномоченного Дмитракова: «Идейная борьба презирает всякого рода террористические акты, а требует кропотливого, крайне терпимого труда. Для этого нужно почаще расставаться с роскошными кабинетами, углубляться в гущу массы, дышать полной грудью, зловониями их трудового пота, полюбить свою аудиторию, расположить их к себе, вот тогда и не потребуется презренный метод запугивания» [140]. В конце 1970-х гг. отец Валентин продолжал крестить детей без предварительной записи паспортных данных их родителей. На неоднократные предупреждения уполномоченного отвечал ему, что его: «Античеловеческие размышления, навеяны сатаной» и продолжал совершать крещения, так как считал нужным. Долгие годы он заботился о красивейшем храме епархии, часто вкладывая в его реставрацию собственные деньги. Сам отец Валентин пользовался огромной популярностью в среде народа как духоносный пастырь и старец. К нему ехали со всех областей Союза. Как священник он был выходцем из старинного священнического рода и прекрасно осознавал, как изменилось положение пастыря в современных условиях. Кроме того, он видел, каково было внутреннее и внешнее положение Церкви до революции (он родился в 1899 г.), после и теперь. На закате своей жизни в конце 1970-х гг. он с болью констатировал: «Горе в том, что гнилая антицерковная позиция живет и после 60-летия революции. Городское духовенство всегда презирает сельское и владыки «князья церкви» вечно чрезмерно приумножают заслуги городского духовенства и наплевательски относятся к сельскому. Я бросил бы сейчас службу, но любовь и безграничная привязанность ко мне удерживают меня от этого» [141].
Владыка Иоасаф, понимая значение старых священников, очень многое делал для того, чтобы их опыт и знания передавались молодому поколению. Не случайно, что в Покровском соборе г. Тамбова им были собраны заслуженные и маститые протоиереи: Аристарх Кедров, Роман Новиков, Николай Смирнов, Иоанн Леоферов, одно время служил будущий ректор Ленинградской духовной академии протоиерей Михаил Сперанский. В конце 1940-х первой половине 1950 – х гг. действовали своеобразные курсы для тех, кто желал получить сан. Священники с духовным образованием обязательно экзаменовали кандидата, делали заключение, с которым соотносил свои решения архиерей при рукоположении того или иного кандидата. Однако постепенно старое духовенство умирало, учить и опыт передавать, уже было некому. И со второй половины 1960-х гг. мы уже имеем не только нехватку священников, но кризис духовничества. Не случайно, что институт окружных духовников исчез примерно в это же время, и теперь не было духовника в каждом округе, а был единственный епархиальный духовник для всего духовенства епархии, что едва ли благотворно повлияло на духовную жизнь самих пастырей. А ведь для священника духовник — это не только руководитель в духовной жизни, но и первый опытный советник по вопросам пастырско-духовнической практики. И когда говорим о кризисе духовничества, имеется в виду, прежде всего как раз отсутствие в епархии священнослужителей, которые всерьез занимались бы духовным руководством своей паствы, а не только совершением богослужений и требоисправлением. В 1970-х гг. священник, который что называется «возится с людьми» воспринимался в своей собственной пастырской среде достаточно неоднозначно, как чудак и неадекватный человек и даже правящий архиерей не всегда понимал такого рода людей, налагая на них прещения. Для нашей епархии наиболее типичный в этом смысле пример такого рода это дело игумена Виссариона (Гордиенко).
Семен Гордиенко (в монашестве Виссарион) происходил из украинских крестьян, родился в 1916 г. Закончил только три класса сельской школы, был осужден за веру, а после войны в 1952 г. поступил в Глинскую пустынь, где был пострижен в монашество и возведен в сан иеродиакона, а затем иеромонаха. Духовным отцом в пустыни у него был архимандрит Андроник (Романцов). После закрытия пустыни властями в 1961 г. иеромонах был принят в Тамбовской епархии и назначен настоятелем в Иоанно-Предтеченский храм с. Ивановка Сампурского района. Истовое служение, любовь к людям и желание им помочь привлекало к нему большое количество верующих, которые искали в нем слова утешения и поддержки. В основном среди этих верующих были женщины, которые приезжали почти со всех концов страны. Среди них было много тех, кто страдал психическими заболеваниями, но в отце Виссарионе они находили духовную помощь себе. Постепенно за тринадцать лет в Ивановке образовалась большая община, состоящая из духовных чад тогда уже игумена Виссариона. Такое положение стало вызывать беспокойство правящих тамбовских архиереев. В 1972 г. архиепископ Тамбовский Ионафан (Копалович) писал Патриарху по поводу общины Виссариона: «Поводом для подозрений и ненужных разговоров в данном случае мог послужить вкоренившийся в Тамбовской епархии – да и не только в Тамбовской епархии – обычай собираться вокруг монашествующих священнослужителей целому сонму духовных чад женского пола, которые часто приезжают к своим духовным отцам (старцам), иногда из весьма отдаленных районов и даже областей, для исповеди и духовных бесед. Эти частые посещения обращают на себя внимание, подвергаются кривотолкам, а иногда в среде таких духовных чад попадаются и случаи неправильного понимания таких духовных отношений. Все это и еще другие извращения могут только принести вред, как самим духовным чадам, так и их духовникам, а возможно даже и всей Церкви». Но владыке Ионафану как-то удавалось держать под контролем эту общину. Однако уже тогда начались конфликты между местными верующими, исполнительным органом церкви и чадами отца Виссариона. Сменивший владыку Ионафана епископ Дамаскин (Бодрый) по началу явно выделял среди остального тамбовского духовенства игумена Виссариона. Подал в 1973 г. в Патриархию на него самую положительную характеристику. Весной 1974 г. эта положительная характеристика была повторена по случаю представления игумена Виссариона к очередной Патриаршей награде – палице, каковой он и был удостоен 21 февраля. Не раз владыка посещал приход лично. Такое внимание к отцу Виссариону раздражало очень многих, были видимо у него противники и в епархиальном управлении, так епархиальный секретарь протоиерей Василий Грицюк в 1974 г. в одном из своих рапортов на имя архиерея с сарказмом писал об игумене: «Вся вторая половина его пастырской деятельности в с. Ивановка прошла для него под сенью сомнительной славы «угодника Божия», «прозорливца» и даже «чудотворца». Славу эту создали ему его поклонницы, женщины, или по монашеской терминологии – «духовные дочери». Из контекста этого высказывания видно, что к этому времени в большей части духовенства сам факт наличия у пастыря духовных чад воспринимался с подозрением, т. е. сами священники видели себя не как «пастырей добрых», а лишь как наемников для исполнения треб.
Поток жалоб на отца Виссариона все возрастал, последней каплей в отношениях с епископом Дамаскиным стала болезнь игумена Виссариона из-за которой он отказался служить в церкви, что было воспринято владыкой как открытый вызов лично себе. Он сам стал приезжать в Ивановку и демонстративно служить, как рядовой священник, а затем и запретил в священнослужении отца Виссариона, за которого тут же стали вступаться его чада, отправляя письма и на имя Патриарха и в Совет по делам религий. В один из приездов епископа Дамаскина, верующий вступили с ним в прения по поводу запрещения игумена Виссариона, за что владыкой в устной форме были отлучены от причастия. Ситуация накалялась и думается это положение стало одной из причин перевода владыки Дамаскина на другую кафедру, а затем назначение управляющим Тамбовской епархией архиепископа Михаила (Чуба). Прибыв в Тамбов, он тут же начал разбираться в ситуации: им было снято прещение с игумена и его чад, наложенные епископом Дамаскиным, да и собственно действия самого владыки Дамаскина признаны неправильными, о чем он писал в своем рапорте на имя Святейшего: «Очевидно, он руководствовался благими целями, но методы, которыми он пользовался, далеки от совершенства, поскольку ни одно из предъявленных игумену обвинений ничем документально не доказано». Но и позицию, и положение самого игумена владыка Михаил не одобрял, считая что: «Вина – или, правильнее сказать, ошибка его (Виссариона) заключается в том, что он по своей недальновидности и при отсутствии постоянного духовного руководства, отнесся с излишним доверием к своим увлекающимся «духовным дочерям». Таким образом, архиепископ Михаил вынес абсолютно правильный диагноз той обстановки, которая сложилась в приходе с. Ивановка.
В приход был назначен новый настоятель, белый священник отец Валентин. Вообщем-то обычный «советский священник», без каких-либо духовных запросов и совершенно лишенный способностей или даже желания заниматься пастырским окормление прихожан. Отец Виссарион стал вторым священником и на первых порах его отношения с настоятелем складывались вполне хорошо. Но постепенно его духовное устроение входило во все большее противоречие с устроением отца Валентина. Т. е. пастырь монашеского склада, с серьезными духовными запросами никак не мог ужиться в одном приходе с вполне светским священником. Они оба были глубоко чужды друг другу.
В конечно итоге отец Виссарион ушел за штат, ему было предложено поехать на Кавказ к митрополиту Зиновию (Мажуге), который осуществлял духовное руководство всеми бывшими Глинскими монахами, но игумен, сославшись на свое плохое здоровье, отказался от этой поездки, чем проявил непослушание по отношению к правящему архиерею. Но тем не менее ситуация в Ивановском приходе постепенно нормализовалась.
История игумена Виссариона (Гордиенко) показательна для эпохи 1970 – 1980 – х гг. Конечно же, монах не имеющий не пастырского опыта, ни элементарного духовного образования, попав на приход, тут же стал объектом пристального внимания тех верующих, которые все же искали возможности получить нормальное духовное руководство и, конечно же, учитывая, что чадами его в основном были женщины, он сам подвергался достаточно серьезной опасности. Ведь примерно в это же время был в нашей епархии другой монах, который вступил в брак с одной из своих духовных чад. Но в тоже время вся эта ситуация говорила о том, что приходское духовенство не удовлетворяло духовных нужд своей паствы, не соответствовало своему пастырскому званию, коль один человек искренне стремящийся к духовному совершенствованию привлек внимание верующих, даже из-за пределов епархии.
Судьба других пастырей-духовников также была печальна: архимандрит Рафаил (Брыксин) занимавшийся духовным руководством и имевший немало чад в разных частях епархии и за ее пределами в течение 1960-1970-х гг. немало претерпел и от своих собратьев, и от церковного руководства. Вся его жизнь в это время бесконечное скитание из прихода в приход, он и умер-то в 1976 г. в глухом селе Александровка Сосновского района. Уже упоминавшийся отец Валентин (Ястребцев), который с 1970-х гг. единственный из тамбовского духовенства занимался отчиткой бесноватых, в 1984 г., будучи за штатом, подвергся издевательствам молодого священника, назначенного настоятелем Новотомниковской церкви, и был доведен им до нервного срыва. Все эти примеры свидетельствуют о нездоровой духовной атмосфере в епархии вообще и низком духовно-нравственном уровне молодого тамбовского духовенства. Впрочем, ситуация эта была вполне прогнозируема еще в 1950-е гг., когда начало уходить старое духовенство и преемственность в передаче традиции пастырского окормления от старого к молодому поколению была нарушена.
Конечно же, положение священника в Советском Союзе было очень тяжелым. И тех молодых людей, которые все же решались в то время посвятить свою жизнь служению Церкви в сане священника, можно назвать исповедниками и подвижниками православия. Священнослужитель существовал в условиях полной зависимости, от светского, враждебно настроенного, человека в лице Уполномоченного по делам Церкви, благодаря такому хитроумному изобретению партийных руководителей как регистрация. После войны ни одни священнослужитель не мог быть назначен ни на один приход без получения справки о регистрации выдаваемой Уполномоченным. Справка эта могла быть и отнята тем же Уполномоченным и тогда по воле атеистов священник оставался без прихода. Конечно же, такая система давала огромные возможности Уполномоченному манипулировать духовенством и держать его под полным контролем коммунистической власти.
В рамках программы по трансформации делались попытки создать в обществе образ священника, как человека малограмотного, алчного, занимающегося своим делом не по убеждению, а лишь из-за того, чтобы получать деньги. С этой целью во второй половине 1950-х гг. в Тамбовской епархии было организовано две провокации, связанные с публичным отречением от сана диакона из г. Моршанска и священника Константина Семина. И если первое было чистым недоразумением и временной слабостью молодого человека (впоследствии он искренне покаялся и вернулся в Церковь), то второе отречение выглядело очень подозрительно и навевает мысль о том, что осуществилось оно с помощью агента власти в лице Семина.
На это наводят некоторые факты из его биографии. Родился в 1915 г. в с. Пичаево, рано лишился родителей и воспитывался теткой. Окончил только семь классов и до войны работал то учителем в селе, то столяром на ТВРЗ и «Ревтруде». В армии служил с 1941 по 1946 гг. в звании старшего лейтенанта. В боевых действиях, видимо, участие не принимал, потому что почти всю войну начиная с 1942 г. командовал взводом в глубоком тылу на Урале, в снайперской школе. Можно предположить, что школа эта готовила диверсантов. После войны еще год до 1946 г. прослужил старшим инструктором в одном из военкоматов на Украине. Здесь он женился и вернулся в Тамбов, где сразу же стал служить иподиаконом при епископе Иоасафе в Покровском соборе, а вскоре в 1947 г. был рукоположен во диаконы и отправлен в церковь с. Изосимово. И это несмотря на то, что члены испытательной комиссии по проверке знаний К. Семина дали архиерею следующее заключение: ««Катехизиса, священной и церковной истории и церковно-славянской грамматики не изучал. Некоторый навык к чтению церковно-славянского текста у него имеется. Есть и некоторые поверхностные знания церковного устава. Может быть допущен к исправлению должности псаломщика только сельского прихода при условии дальнейшего церковного самообразования». Т. е. как будущий священнослужитель он полный нуль и рукополагать его нельзя.
Прослужив в Изосимово три года, Семин подает владыке прошения о почислении его за штат по семейным обстоятельствам. Это прошение было удовлетворено. После этого он устраивается работать столяром на Тамбовском горпромстройкомбинате и только после сокращения производства в 1957 г. снова подает прошение архиерею о возвращении его к службе. Тут же рукополагается в сан священника и вскоре назначается настоятелем Никольской церкви в с. Бокино. А 21 июня 1962 г. в «Тамбовской правде» появляется его письмо с отречением от веры и сана. После этого случая нового священника в Бокино направить не разрешили, а вскоре бокинскую церковь и совсем закрыли. Понятно, что подозрительная фигура Семина, сделавшего такую необычную для того времени карьеру была очень удобна для проведения операции по закрытию церкви. А надо знать, что Бокинская церковь была для тамбовских властей как бельмо на глазу – слишком близко к городу и привлекает массу верующих, в том числе и из самого Тамбова. Ее надо было срочно закрывать. Вот и навевает вся эта история мысль о том, что Семин был агентом власти внутри церкви, который проявил себя в тот момент, когда ему указали действовать. Впрочем, возможен и иной вариант и в лице Семина мы имеем представителя того поколения молодых людей, которые пришли в Церковь уже после войны, но глубокой веры не имели и как только появились первые трудности, сразу же отреклись от веры. Нельзя сказать, что таковых было много, но в их среде властям легко было найти ренегатов.
Еще один метод давления на священников – это организация откровенных провокаций, создание атмосферы нетерпимости и враждебности между верующими и неверующими. Цель такого давления всегда была очевидна – попытка закрыть церковь руками самих верующих, а если не удастся, то дискредитация священника. Один из примеров такой провокации — это компания 1962 г. против настоятеля Михаило-Архангельской церкви с. Ново Юрьево священника Николая Турковского. Компания была организована силами учащихся и педколлектива местной средней школы, а также клубными работниками. В школе была развязана гнусная антирелигиозная истерия, с учащихся срывали крестики, комсомольцы на Пасху дежурили около храма, вылавливая всех молодых людей, шедших в храм, во время освящения куличей люди пришедший освятить куличи и пасхи подвергались всяческим издевательствам и оскорблениям, верхом наглости стало устройство прямо против храма волейбольной площадки, где молодые жеребцы запуливали мячом в идущих в храм старых людей. В самого священника, идущего на службу, трижды намеренно попадали мячом и только на четвертый раз он сделал замечание молодчикам, которое было воспринято как «хулиганская выходка». И все это при поддержке и при полном одобрении директора школы Красикова В. П. Неоднократные просьбы отца Николая к директору школы прекратить безобразия, игнорировались. В конце концов, священник не выдержал и сам выкопал столбы волейбольной сетки. Тут же он был обвинен в хулиганстве и арестован. Несмотря на то, что в суде не было доказано ни одно обвинение, выдвинутое против священника, он все же получил 4 года заключения в колонии с усиленным режимом. После его ареста церковь в Ново Юрьево была закрыта [142]. В этой истории очевидно стремление атеистов и скомпрометировать имя священника и закрыть церковь.
В дальнейшем таких попыток уже не предпринималось, но в период 1970-1980 – х гг. очень активно использовалась тактика сбора компромата на того или иного священнослужителя, доведения дела до суда и осуждение священника по какой-нибудь грязной статье типа совращения малолетних, развратные действия и. т. д. По нашей епархии известно, по крайней мере, три таких случая. Во всех них использовалась какая-либо слабость священнослужителя, подозрительность с нравственной точки зрения его поведения для оговаривания его и приведению к реальному сроку заключения. Игумен Валерий (Марков) дважды был осужден по одной и той же статье – совращение малолетних. Причем поводом к подобному обвинению послужил тот факт, что игумен привлекал к богослужениям молодых людей и как-то пытался их готовить к поступлению в семинарию.
Но священнослужители до конца исполняли свой долг. Даже очень старые продолжали служить. Конечно же, это не всегда положительно влияло на исполнение богослужебных обязанностей тем или иным священником. Восьмидесятилетний настоятель Космодамианского храма в с. Космодамиановка Тамбовского района, по отзывам второго священника храма: «В воскресный день, после праздника Введения в 1971 г., совершал Св. Проскомидию, не вынув плат из Чаши. Плат им обнаружен, что он находится в Чаше и смочен св. Соединением, после Великого входа. Он вынул плат из Чаши неосторожно, с пропитанного плата часть вина стекла на Св. Престол. На Рождество Христово, после Литургии оставшиеся Св. Дары все не смог потребить, часть их оставил о. Иоанну (второму священнику) для потребления, но он их (Св. Дары) из Чаши перелил в ковшик для запивки, а Чашу убрал. Отцу Иоанну он не сказал, что для него оставлены Св. Дары. На Богоявление на Жертвеннике обнаружены отцом Иоанном Частицы Св. Тела Христова, которые он уронил по неосторожности». Все это было следствием старческой немощи, причем сам священник: «Все свои вины смиренно признал».
После 1961 г. статус священника на приходе изменился. По новому уставу, которые был навязан Церкви советской властью, настоятель практически никак не мог влиять на хозяйственную, да и вообще внутреннюю жизнь прихода. Фактически за священником оставалось лишь право совершать богослужение и требы, которые, кстати, также контролировались. После перевода священнослужителя на твердый оклад, значение пастыря настолько умалилось, что он просто приравнивался к наемному работнику, с которым прихожане, содержатели храма, заключают договор «на исполнение их религиозных потребностей». Однако невозможно простым изменением каких-то правил изменить природу пастырства и на практике при фактическом возглавлении прихода председателем исполнительного органа, реальным главой его все же оставался священник-настоятель. И здесь важно было найти разумный компромисс, правильно поставить себя, а со стороны старосты-мирянина научиться понимать значение пастырской власти и способствовать ее применению. К сожалению, не всегда это получалось и там, где компромисса между мирской и духовной частью прихода не достигалось, начинались длительные конфликты. И совсем необязательно, что причина их была в том, что во главе церковного исполнительного органа стоял человек далекий от веры. Просто к этому времени реально уровень духовного-нравственного образования и личного благочестия самих мирян значительно снизился. И не случайно, что именно с этого времени мы отмечаем огромное количество различных кляуз, доносов, мерзких жалоб на священнослужителей, направляемых в различные органы власти мирянами по поводу и без повода. Советская действительность многое меняло в традиционном мировоззрении верующего человека, в его взглядах на жизнь.
И все же даже, несмотря на условия тотального контроля со стороны власти настоятели, часто вопреки и иногда при противодействии церковного старосты, умудрялись образцово содержать и благоукрашать храмы. Асфальтировали дорожки вокруг них (Покровский собор в Тамбове), строили новые ограды, сторожки (Космодамианский храм в г. Кирсанов) и даже звонницы. И это при тех условиях, когда легально невозможно было достать нигде стройматериалы. Церковь в эти годы, а вместе с ней и священнослужители учились выживать, не приспосабливаться, а именно выживать. С 1977 г. в приходе храма с. Калиновка каждый из новоизбранных председателей исполнительного органа считал свои долгом написать кляузу или Уполномоченному, или в облсовет на настоятеля храма священника Валерия Вотякова. Одному не нравилось, что священник: «Исповедовал двух школьниц и одну старушку, целый час». Другому, что священник его: «Ни в чем не стал признавать». Порой разобраться в этих жалобах, даже архиерею было очень трудно, но реагировать на них он был обязан, а так как наказать мирянина владыка не мог, то наказывал священника.
Немногочисленное духовенство второй половины 1980 – х гг. в невероятно трудных условиях, прежде всего нравственного и идеологического давления, с честью выполняло свой пастырский долг, как и их предшественники, сотни лет служащих Богу на Тамбовской земле и в этом смысле мы можем говорить о некой преемственности поколений и традиций. Ну а что касается попытки создать образ «бессовестного попа», то она в целом провалилась. Простые миряне, даже далекие от церкви продолжали воспринимать священника именно как пастыря душ человеческих, а сами атеисты относились к священнослужителям, как к идеологическим врагам, борьба с которыми должна вестись самым беспощадным образом.