16. Ночные гости
Они сошли с автобуса и пошли по пыльной улице. Уже вечерело, и в лучах заходящего солнца золотилась бронзовая фигура Ленина с простёртой к светлому будущему рукой.
Направление было указано точное, и светлое будущее было, считай, уже почти что совсем рядом – сразу же за горизонтом (как войдешь, так сразу наискосок).
За спиной гения мировой революции стояло сельпо – здание, прямо скажем, не слишком-то презентабельное, если не сказать, захудалое. За ним шла хата сельсовета, а напротив него, на другой стороне площади – хатка приблизительного того же пошиба – сельский клуб.
Таков был, в двух словах, торговый, административный и культурный центр Александровки, и для того, чтобы пересечь его, им потребовалось не больше пяти минут.
За центром они свернули на улицу Ленина и шагали по ней с полчаса. Потом повернули на улицу Владимира Ульянова и шли по ней, пока не достигли околицы.
К домику Паниной они подошли уже в сумерках. Максимов постучал в дверь и на его стук вышла хозяйка.
– Добрый вечер, Елизавета Михайловна, – мягким голосом произнёс Максимов и представил ей Петрова. – Это Леонид. Власти преследуют его за то, что он человек.
Панина внимательно посмотрела на избитого Петрова и сказала:
– Входите.
Она не стала расспрашивать их ни о чём и, когда подавала на стол нехитрую деревенскую снедь, лишь украдкой поглядывала на Петрова с какой-то материнской жалостью.
Они поужинали, и Максимов сказал Леониду.
– Все разговоры – на завтра. А сейчас – спать. Тебе необходимо выспаться.
Возражать Петров не стал, ибо после всех своих мытарств он едва держался на ногах и, как только его голова коснулась подушки, уснул, как убитый.
Гости Паниной поднялись с постелей, по сельским меркам, уже поздно, когда петух давно откукарекал – одно слово, городские! К этому времени Елизавета Михайловна успела и мотыгой огороде помахать, и сделать ряд домашних дел.
Сели завтракать в десятом часу. Кто-то негромко постучал в дверь, и Леонид бросил на Максимова вопрошающий взгляд: не по их ли душу? Панина перехватила этот взгляд, но сделала вид, что ничего не заметила. Она вышла на порог своего дома и с изумлением увидела… своего постояльца.
То есть, постоялец находился в её доме и завтракал с Леонидом, однако же стоявшей перед ней человек был точной его копией.
– Здравствуйте, Елизавета Михайловна, – произнёс он тем же голосом, что и её жилец. – Я брат Александра, Игорь…
Она пригласила его войти в дом и Белосветов тоже присоединился к трапезе. Когда мужчины поели, Елизавета Михайловна убрала посуду и ушла на огород к своей любимой мотыге. Максимов сказал Леониду:
– Так что поговорим?
Петров кивнул.
– В общем, так, – начал Александр Владимирович. – Твое прошлое, в общих чертах, нам известно. Ты родился в Светлограде 14 мая 1955 года, окончил десятилетку, поступал в Кораблестроительный институт, но срезался на экзаменах и пошёл работать на завод «Океан» слесарем-монтажником, а на следующий год был призван в армию. Учебку ты проходил в Печах, потом тянул лямку в Новополоцке в составе батальона спецназа в звании старшего сержанта. 21 июля сего года ваша рота была поднята по тревоге и выдвинута в район Ельнинских болот. Перед вами была поставлена задача: найти следы особого батальона связи, исчезавшего в этих местах. Назад никто из вас не вернулся. Я правильно излагаю?
– Откуда вам всё это известно?
– Сейчас объясню. Но слушай дальше. То, что я расскажу тебе, может показаться фантастикой, но это факт. Ровно за месяц до того, как пропал ваш батальон, то есть 21 июня нынешнего, 1976 года, в день святой Троицы, исчез с лика земли твой родной город Светлоград.
– Как это – исчез? – Петров недоумённо захлопал глазами.
Полковник сдвинул плечами.
– Спроси у меня чего-нибудь полегче, парень. Нам известно лишь только то, что твой город сгинул, словно его корова языком слизала. И появился здесь под названием Труменболт.
Петров – хотя уже и был привычен не удивлялся ничему в этом парадоксальном мире, этому не поверил. Максимов продолжал:
– Наши специалисты полагают, что кем-то, – пока не ясно, кем, – была применена какая-то мудрёная технология, с помощью которой твой город, а потом и пропавшие военнослужащие, были перенесены в иное измерение. Скажу тебе больше: нашими учёным мужам удалось сконструировать аппарат, способный перемещать живые организмы в иные физические пространства. Как работает эта штуковина, я понятия не имею, так что даже и не спрашивай меня об этом. Но она работает. И ты можешь считать, что мы заброшены сюда с СССР по заданию партии и правительства.
Глаза Леонида округлились, и он перевел недоумённый взгляд на второго мужчину – уж не разыгрывают ли они его.
– Понимаю, – кивнул Александр Владимирович. – От такой истории у кого хочешь мозги могут съехать набекрень. Но если ты можешь найти другое объяснение тому, что произошло с тобой там, на болотах Ельни, и что происходит здесь, в твоем родном городе – мы тебя слушаем. Излагай.
Максимов сделал паузу, давая возможность Петрову выдвинуть свою версию. Однако Петров не нашёлся с ответом.
– Мы посланы сюда для того, чтобы разобраться во всей этой чертовщине, – продолжал Максимов. – Перед заброской мы изучили личные дела военнослужащих твоего батальона, и ты оказался единственным из всех, кто проживал в Светлограде до призыва в армию. Поэтому к тебе и был проявлен повышенный интерес…
Белосветов пока в разговор не вступал – лишь внимательно слушал, следя за реакцией Петрова на то, что говорил Максимов.
– Так вот, мы знали, где ты проживал до армии, и я отправился по твоему адресу, чтоб повидать тебя. Но твоя мать сказала мне, что ты ушёл из дому и больше не появлялся. А в это время на Заречной крутились шпики и предъявляли прохожим твоё фото. Они сунули фотографию и мне. Один из них побывал у тебя дома, но ушёл ни с чем. И не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: ты попал в какую-то передрягу. После этого мы устроили дежурство у твоего дома, рассчитывая на то, что, рано или поздно, ты объявишься там. Таким образом мы вышли на тебя.
– А теперь твоя очередь, – вступил в диалог Белосветов. – Выкладывай, сержант, свою историю.
И Леонид заговорил.
Его слушали внимательно, не перебивая. Когда он окончил рассказ, ему начали задавать уточняющие вопросы:
– А в машине О’ Пира, кроме рации, иные технические средства имелись?
– Да. Навигатор. На нём отображалась карта местности и высвечивались точки местонахождение светляков.
– То есть людей? Я правильно понял?
– Да.
– И ими занимался начальник второго отдела обер Дон-Дон Каленский, которого пристрелил капитан Брянцев?
– Так точно. В задачу Каленского входило выявлять связи задержанных людей и гасить их.
– А фамилия того типа, что ставил тебе клеймо, известна?
– Касым сказал мне, что это Дон-Дон Шлимановский Яков Янович, заместитель Каленского.
– Это он приходил к тебе в камеру делать фото?
– Он.
– Ты можешь описать врача в больнице?
– Ну, рыхлый такой, белокожий и писклявый, как баба.
– А где находится Вавилонская Башня?
– В бывшем доме офицеров, по улице генерала Карбышева. А по-ихнему, генерала Власова.
– Где может сейчас находиться капитан Брянцев и сержант Калиев?
– Этого я не знаю. Наверное, где-нибудь поблизости от драмтеатра.
– Почему так считаешь?
– Так ведь он же назначил мне встречу в сквере у драмтеатра, значит, и залёг где-то невдалеке. Не думаю, что он станет ехать ко мне через весь город, находясь в розыске.
– Логично… на часики Каленского можно взглянуть?
Леонид вынул из кармана часы и протянул их Максимову. Полковник внимательно осмотрел их, снял ремешок, прочёл дарственную надпись. Потом передал часы Белосветову. Тот тоже оглядел их.
– Хорошие ходики... – заметил он. – Наши, советские… Но пусть они пока побудут у меня, – он опустил часы в карман. – Полагаю, на встречу с Брянцевым тебе идти не стоит. Тебя и без того ищут, и появляться в городе, да ещё и с такой уликой в кармане, слишком рискованно. Вместо тебя пойду я.
– Но вы не знаете его. И он вас не знает.
– Вот и познакомимся. Я видел его фотографию в личном деле, а ты обрисуешь мне его фигуру, походку и всё такое. А, в качестве пароля, я предъявлю ему эти часы.
Трехчасовым автобусом Белосветов вернулся в город.
На следующий день, часов около двенадцати, Елизавета Михайловна сварила в казане картошку, надергала на огороде луку и петрушки, нарезала сала и подала кушанье на стол.
Во время обеда Максимов обратился к ней:
– Елизавета Михайловна, мы постараемся пробыть у вас недолго. А за постой заплатим, вы не беспокойтесь. – Он полез в карман и достал деньги. – Вот вам пока что триста рублей. Этого хватит?
Панина вспыхнула, и её щёки залил румянец негодования:
– Да что вы такое говорите! Какие ещё триста рублей? Запрячьте их сейчас же, и чтобы больше я никогда, никогда от вас не слышала такого.
– Но вы же несете расходы, – запротестовал полковник, уже понимая, что его слова её не убедят. – Мы вас стесняем…
– Какие расходы? Картошка на огороде уродила, чай, не обеднею.
– Ну, хорошо, хорошо, – Максимов спрятал деньги.
Через некоторое время он снова заговорил:
– Елизавета Михайловна, вы понимаете, какое дело… из-за нас у вас могут возникнуть неприятности, и мы бы ушли от вас… Но мы ведь не местные, и не знаем, куда нам податься. Так, может быть, вы что-нибудь присоветуете? Какое-нибудь укромное местечко, где мы могли бы схорониться?
Она пожала плечами:
– Какое местечко… Не знаю я никаких местечек… Живите пока у меня, а там поглядим.
После обеда она куда-то засобиралась. Взяла плетенную корзину и сказала:
– Пойду, схожу за ежевикой… В этом году её страсть сколько уродило.
Она вышла из дома и пошла огородом к перелеску. Максимов сказал Петрову, задумчиво глядя её вслед:
– И с чего бы это вдруг ей так приспичило по ягоды идти? Как считаешь?
Леонид сдвинул плечами.
Скрывшись в леске, Панина пошла меж деревьев по извилистой тропе. Постепенно местность становилось все более топкой, буйно зазеленел ольшаник. Воздух был напоен лесной свежестью, в ветвях деревьев щебетали птицы. У старой ольхи Панина остановилась и осмотрелась. Она присела у узловатого корневища на корточки, вынула из-за пазухи записку и сунула её в небольшое дупло. Потом встала, оправила платье и двинулась дальше. Вернулась Елизавета Михайловна часа через два с полной корзиной ежевики. Она поставила её на стол и сказала:
– Угощайтесь, люди добрые. Ягодка лесная, ядрёная. И витаминов в ней – видимо-невидимо. В городе такой не сыщите.
Прошло два дня.
Поздней ночью в окошко Паниной тихонько постучали. Женщина спала чутко и сразу же проснулась. Она накинула халат и вышла в сени. Открыла дверь. В ночной темноте, в скупом свете звезд, смутно вырисовывались две мужские фигуры. Ни слова не говоря, Панина впустила их в избу и затворила за ними дверь.
Она не стала зажигать свет и пошла в свою комнату. Таинственные гости последовали за ней с уверенностью людей, хорошо знавших здесь каждый закуток. Один из них тихо спросил:
– Где они, ма?
– Тут, – чуть слышно выдохнула Панина.
Она подошла к двери, за которой спали её постояльцы и постучала.
– Кто там? – настороженно ответили изнутри.
– Я, – сказала Панина. – Откройте.
Максимов разбудил Петрова, подошёл к двери и приоткрыл её.
– Что-нибудь случилось, Елизавета Михайловна?
– К вам пришли, – сказала Панина в щель приоткрытой дверь.
– Кто?
– Увидите.
Максимов немного помедлил и открыл дверь шире. Панина отступила в сторону, и ночные визитеры прошли в комнату. В руке одного из них блеснул фонарик. Тонкий луч заскользил по комнате, остановился на окне.
– Закройте форточку, – распорядился он. – И задерните шторы.
Голос у него был низкий, тягучий.
Петров подошёл к окну, закрыл форточку и задернул шторы. Человек погасил фонарь и включил свет.
В его освещении беглецы увидели двух кряжистых мужчин довольно высокого роста. Одному было лет за тридцать, другой чуть помоложе. Одеты они были в брюки и куртки стального цвета. На ногах – грубые ботинки на толстой подошве, залепленные грязью. Лица покрыты двухдневной щетиной.
– Доброго здоровьишка, – пробасил старший из них – тот, что светил фонарем, и протянул руку Максимову. – Петр Панин.
– Александр.
Панин подал руку Петрову:
– Петр.
– Леонид.
– А это брательник мой, Василий, – представил он брата.
Беглецы обменялись рукопожатием с Василием.
– Присядем, что ли? – сказал Петр. – В ногах правды нет.
Присели. На одном топчане расположились Максимов и Петров, напротив них – братья Панины.
Пётр кашлянул в кулак и с расстановкой произнёс:
– Слышно, вы ищите, где бы укрыться от бесов?
– Да не мешало бы, – в тон ему ответил Александр Владимирович.
– А вот давеча слух прошёл, – продолжал Петр, – что, мол, из тюрьмы в Светлограде сбежало трое шустрых парней, и что при этом они укокошили двух знатных бесов. Вот я и интересуюсь, на всякий случай, а не вы ли из них будете, люди добрые?
Константин почесал пальцем в ухе и таким же неторопливым голосом вклеил:
– Что ж, врать не станем. Некоторое отношение к этому мы имеем…
Леонид поднял руку:
– Не мы, а я! Его там не было.
– Ага, – рассудительно кивнул Петр. – Так, значит, ты находишься в бегах, братишка. А он, – кивок на Максимова, – каким боком к этому делу причастен?
Полковник хотел было ответить, но тут младший из братьев импульсивно всплеснул руками:
– Хорошо устроились, однако, а! А если вас загребут? Вы о мамке нашей подумали, или вам лишь бы свои шкуры спасти? Она у нас такая, что никому отказать не может, а вы, значит, этим и пользуетесь?
– Охолонь, – осадил его Петр. – Не пыли.
Он перевел взгляд на беглецов.
– Так кто же вы такие, ребята? И каким образом ваши пути дороженьки пресеклись в нашей хате?
– Ну, это слишком длинная история… – ответил Максимов. – Её и до утра не рассказать…
– Хорошо, – легко согласился с ним Петр. – Расскажите свою историю нашему батяне, а сейчас уходим.
– Куда? – спросил Петров.
– К своим. В Республику Людей.
– А как же Нина? – воскликнул сержант.
– Какая Нина? – осведомился Василий.
– Сестра его, – пояснил Максимов. – Ей и шестнадцати нет, а эти черти загребли её в дом похоти. Вот он и хочет увести её оттуда.
– Не время сейчас, – пророкотал Петр. – Придумаем что-нибудь потом, в беде не оставим, а теперь надо делать ноги. Дорога неблизкая, а ночь коротка.
Через несколько минут мужчины вышли из дома и растворились в ночи.
Белосветов тем временем тоже не бездействовал. Он, как мы помним, уехал в Светлоград, и в четверг, за десять минут до встречи с капитаном Брянцевым уже стоял у драмтеатра, разглядывая афиши.
Давали драму «Страдания юного Вертера». То была, как гласило объявление, печальная история о муках юного Вертера, о его пылкой любви к своему милому другу Шарлю, об их гомосексуальных фантазиях, горячих терзаниях плоти и неприятии их сексуальных поползновений в мире ханжеского лицемерия и нафталинных христианских догматов.
В роли Вертера подвизался молодой талантливый актер Никита Моисеев, а на роль Шарля было приглашено другое юное дарование – Евгений Малахов.
В 18 часов тридцать восемь минут Белосветов оторвался от изучения афиши и направился в сквер, находившийся в двух минутах ходьбы от театра.
Он вышел на театральную площадь, сошел по ступеням в тенистый овальный садик, похожий на тихую зеленую заводь, чудом уцелевшую в этом мире бетонных коробок, асфальта и крикливой рекламы и неторопливым взглядом обвел сквер. На одной из скамеек сидел пожилой мужчина в очках и читал газету. По песчаной дорожке, навстречу ему, вприпрыжку двигалась стайка детей, обсуждая что-то писклявыми голосами. Сухопарая женщина стояла у фонарного столба и курила сигарету. Было в её облике нечто вульгарное, фальшивое… Проходя мимо неё, Белосветов мазнул по ней равнодушным взглядом и продефилировал дальше, в конец сквера.
Он запечатлел в своем сознании её облик. Узкие губы ярко накрашены кроваво-красной помадой, под глазами лежат косые чёрные тени, а над веками наложена ядовито-зелёная тушь. Левый висок подбрит, как это делают хиппи, и от него падала на правый глаз волна всклокоченных волос. В ушах – клипсы, смахивающие на велосипедные колёса… С плеча свисает замшевая сумочка в форме ущербной луны с рисунком под леопарда. В одежде доминируют кричаще желтые и синие тона. Все в этой даме было как-то чересчур, не в меру, с перебором и слишком уж вызывающе. Педераст?
Белосветов развернулся и двинулся в обратном направлении.
Он поймал себя на мысли, что была во внешности этой дамочки какая-то нестыковка. Но какая? Поравнявшись с ней, полковник снова скользнул по ней скучающим взглядом. В поле его зрения попала рука, державшая сигарету. Это была сильная мужская рука… Но почему на её пальцах такие короткие и грубые ногти? Такому типажу больше подошли бы длинные ногти в стиле вамп, с ярко-алым маникюром…
Что ж, этому гею, подумал Белосветов, выходя из сквера, ещё надо бы поработать над своим образом. До совершенства ему далеко.
Капитан Брянцев на встречу не явился.
Продолжение 17. У высокого начальства http://proza.ru/2024/04/23/823