- Живая власть для черни ненавистна,
Она любить умеет только мертвых !
Он декламировал полузакрыв глаза, вертя в пальцах знатную табакерку с чернью, финифть, чуть отколовшаяся по крышке, блестела фальшивым серебром, из - под которого выбивалась ярь - медянка, зеленившая ладони, словно рандолевый перстень, неловко прикрывающий наколотый сизой тушью тоже перстень, даже с камнем, своим диким фиолетовым оттенком кричащий о тотальной фальши засохшей с какой - то страшной лошадью рядом бывшей нашистки, отчего - то ожившей и закаменелой.
- Масква нам дадена колоколами,
И кумпола горят средь стен,
И ходют люди всяки - разны,
И Путин словно Годунов.
- Ну да, - отвлекал его от мрачных мыслей страшный Ермолай, подбрасывая в сухо трещащий горелыми ветками костер свежий лапник, тут же окутавший поляну непроглядным дымом, - а вместо мальчика кровавого в глазах лежит себе, полеживает на мосту ухойдаканный чеченами жулик.
- Все они жулики, - ответил Карамурз, захлопывая табакерку. - У меня вот буквицу последнюю из наименования и то стырили.
- Да ни х...я, - не верил Ермолай, залезая в штаны приятеля, - она у тебя сама осыпалась, как финифть вот, зырь сам : в шкерах она у тебя таится.
Карамурз скосил глаз и увидел, как по несвежим кальсонам ползет, переваливаясь и зажав в оскаленных кошмарно зубах чеку от гранаты, буквица, почему - то украсившая себя мохнатой шапкой.
- Ишь, - отстраненно прошептал Карамурз, прицеливаясь в буквицу из " Маузера ", - папах надела. Сволочь !
Он выстрелил и отстрелил себе ногу. Ермолай, схватив конечность загребущими руками, сунул ее в костер, ударив затем приятеля топором по макушке.
- На, сука !
- Ухарь, - произнес кто - то за сосной, ужасным силуэтом появляясь на поляне, - душегуб и людоед.
Вышедший из - за сосны тунгус, подскочив с Карамурзу, схватил того за руки и поволок к костру, грозясь Ермолаю :
- Потом и тебя забросим. Гайда ! - взгайкал он.
Из - за сосны появились еще три тунгуса.
- Швыряй купцов в костер, - руководил первый, залезая с головой в мешок Ермолая.
- Ой, бля ! - завизжал тунгус, вытаскивая из мешка зажатую мышеловкой руку. - Ловушки ставить ? - прохрипел он, хватая Ермолая за горло. - Я вот сейчас давану чуть - так сразу поймешь.
- Чево понимать - то ? - хрипел Ермолай, отбиваясь от наседающих тунгусов саблюкой вострой. - Я так за Осафата не бился, как вас вот сокрушаю.
Через миг все было кончено. На поляне тлел приглушенный телом Карамурза костер, наполняя ночной воздух весенней тайги нестерпимым запахом горелого мяса, три безжизненных тунгуса, разбросав руки и ноги, темнели поодаль, а Ермолай, закидывая мешок за спину, бурчал свою нескончаемую песню. Он не знал, что в зарослях ежевики таятся Чук и Гек, но если бы даже и знал, то все равно ничего не смог бы поделать. А почему ? А я скажу. Потому персонаж вымышленный, он поступает только так, как автор придумал. В этом и есть суть литературной деятельности, я так думаю.