Сегодня я была на даче, в старом доме свила гнездо воробьиха.
Воробьиха нашла славное место: за облицовкой дома, где в квадратную прорезь дерева входит пучок проводов.
Она и сидела на проводах перед отверстием, готовясь влететь в гнездо. В клюве несла большого мотылька, озиралась - и заметила меня.
Бедная воробьиха! Она не рисковала влететь - выдать гнездо. Она улетела на вишню и ждала, когда я уйду.
А я не уходила, воробьиха видела, что я стояла к ней лицом, своими делами не занималась, наблюдала.
Я была опаснее кошки. Кто знает, что у человека на уме. Воробьиха не знала.
Мотылек не давал покоя: и птенцы хотели есть. Мотылька можно было проглотить, потерять, упустить... Но птенцы! И воробьиха держалась.
Она еще пару раз слетала на провод. Не решалась влететь под деревяшки: я смотрела.
Наконец я отошла подальше, и наблюдать стала уже искоса. Воробьиха тут же мелькнула внутрь квадратной дыры. И тут же выскочила обратно: не изменилось ли чего? Мотылька в клюве не было - успела сунуть детям.
Воробьиха улетела вглубь вишни - охотиться дальше.
Столько опасностей! Голодная, усталая, но, наверное, счастливая: и поймала, и обхитрила, и накормила, и в дырку для проводов над наличниками ни одна кошка не просочится.
Человек, правда, доберется и разрушит...
Но она вроде бы не показала гнезда человеку, быстро обернулась...
В какой уже раз я вспомнила, как мама кушала хлеб, покрошенный в тарелку с луком и растительным маслом. Я, ребенок тогда, спрашивала: неужели тебе нравится кушать хлеб с маслом? Нравится, - отвечала мама.
Когда у меня стали расти двое детишек, я хорошо поняла, как может нравиться такой хлеб. Он меня саму выручал не раз, и не мог не нравиться.
Я думаю, любой жирный пойманный мотылёк перекочует в пищащее гнездо, а воробьиха за заботами и не вспомнит, что ничего не кушала за день.
А может быть, у нее есть свой хлеб с постным маслом - что-то самое простое, за чем не надо стоять в очередях, тратить энергию, что не слишком питательно детям, но позволит не протянуть ножки вдоль дорожки...
Какие-нибудь паучки на сером дереве нашего старинного дома, пережившего репрессии, войну, смерти и дающего сейчас приют стрекочущей и растущей воробьиной семье...