Почти сорок лет назад я написал пьесу "Мужик". Её прикрыли на стадии генеральной репетиции. С тех пор текста я не видел. Но пьеса не пропала. Рукопись пьесы недавно прислал мне старожил Архангельского театра драмы. Нелегко было оцифровать тусклый, выцветший текст четвёртой закладки на пишушей машинке. Но – интересно. Что это я тогда насочинял такого крамольного? (Букву «е» на «ё» поменял только в крайних случаях. Иначе было бы слишком утомительно)
Александр ЛЫСКОВ
МУЖИК
Деревенские сцены 1987 года
Написано по заказу Архангельского театра драмы им. М.Ломоносова.
Архангельск 1987 г.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
БОРОДИН МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ, мужик, 50 лет.
ЧИР, секретарь райкома.
КЛАВДИЯ ВАСИЛЬЕВНА, жена Бородина,
СЕРГЕЙ, сын Бородиных, 22 года.
ИРИНКА, дочь Бородиных, 12 лет.
ВИТАЛЬКА, работник, 35 лет.
ВАРЛАМОВ, писатель-сценарист, 40 лет.
МАРИНА, режиссер-телеоператор,
СТАСИК, осветитель, 22 года.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА, 45 лет.
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ, единоличник, 80 лет.
ЗИНА, дачница, 40 лет.
ВЛАДЛЕН, рабочий совхоза, 50 лет.
ВЕРТЮК, представитель центра, 60 лет.
ЖЕЛТИСТОВ, помощник Вертюка, 40 лет.
ВАНЬКА, сын Витальки, 12 лет.
Первое действие
1.
В лесу свежая вырубка. Вдали видна полузаброшенная деревня. На опушке вырубки стоит ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Из леса доносится голос БОРОДИНА.
БОРОДИН. А это моё дело, когда мне просыпаться и когда за топор хвататься.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Восемь часов - закон, Михаил Петрович. Восемь, и ни минуты больше. За это рабочий класс боролся, понятно тебе?
БОРОДИН. А я крестьянин. В двадцатом колене. Потомственный. Столбовой. Бревенчатый. А нынче и вовсе свободный фермер. И на "понятно" ты меня не возьмешь.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Законы нарушать никому не позволено. Восемь часов работы, восемь часов отдыха.
БОРОДИН. Да на кой мне ваш отдых! Я и устану, и отдохну на работе.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Дорвался, дорвался!.. Ты брось эти речи. Человек должен гармонично развиваться.
БОРОДИН. Телевизор смотрю. Газет, журналов аж на семьдесят рублей выписал, милый ты мой!
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Когда же это ты их читать успеваешь?
БОРОДИН. Полна папка вырезок. Могу как вещественные доказательства представить.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Всё равно. Больше восьми часов не положено.
БОРОДИН. Неужто с этим и пожаловал? Ни за что не поверю.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. С этим или не с этим - это моё дело. А сигнал поступил на тебя. Ты и жену в работу впрягаешь. И дочку-школьницу. А ведь они у нас в конторе не оформлены.
Стук топора усиливается.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. /Стараясь перекричать./ Тут, знаешь, чем попахивает? Тут эксплуатацией попахивает.
Стук топора обрывается.
БОРОДИН выходит на поляну нарочито воинственный. На голове у него бейсболка с надписью латинскими буквами "Rechflot".
БОРОДИН. Ну-ка, давай отсюда! И чтобы ноги твоей тут больше не было! Эксплуатация!.. Давай, ну!
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Посдержаннее не мешало бы, Михаил Петрович!
БОРОДИН. А характер такой! Или не знал?
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Ломать надо характер-то.
БОРОДИН. Характер человеку один дается. Сломаешь – пропал.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА /уходя/. В общем, я не прощаюсь.
Прокрадывается на поляну ВИТАЛЬКА. Хватает лопату и спрыгивает в яму. Начинает истово копать.
БОРОДИН /не остыв от разговора с директором/. Добро в районе винца попил?
Из ямы высовывается рука с какой-то бумагой.
БОРОДИН. /Подходит./ Квитанция опять из вытрезвителя? /Берёт бумагу./ Никак, письмо? От Ваньки твоего? /Читает молча./ Вот дьяволёнок! /Вслух./ "Спокойной ночи" разрешают смотреть... А на третье кисель..." А тут он, никак, нашу шассейку изобразил? Ишь, какой тракторок! "Жить здеся очень хорошо только забери меня, папка, отсюдова"... /Передаёт письмо Витальке./ Нет, не мужик ты, Виталька! Не мужик.
ВИТАЛЬКА /Выбирается из ямы, покаянно вздыхает/. Это... Анекдот, Петрович... Едет дама в трамвае. Ну, в Поморске. А ей алкаш на ногу наступил. И говорит: "Пардон". Это алкаш-то. Она: "О! Вы по-французски!" А он... /Прикрыв с одной стороны рот ладонью, нашёптывает что-то, должно быть, нецензурное./
БОРОДИН. /Отталкивает его/. Ты-то, дурак, пропадёшь, — тебя не жалко. И Ленку твою туда же! Ваньку вашего жалко. Ведь говорено тебе было, из вас двоих только Ленку твою прав-то лишили. Разведись. Другую возьми. И Ванька твой будет. Вернут. Или опять, скажешь, любовь у вас с Ленкой.
ВИТАЛЬКА /переводя разговор на другую тему/. Вот бы сухой закон ввели, Петрович!
БОРОДИН. Пока ты его дождешься, сухого закона, сам сгоришь. И Ванька твой сгорит. И дети Ванькины! Ведь опять сивуху-то безвредной норовят выставить. Вон уж вовсю в газетах пишут, что дебилы не от неё родятся, а от удобрений, от химии.
ВИТАЛЬКА. Так ведь наука! В газетах!
БОРОДИН. Наука - она, как... гулящая девка. Сегодня к трезвому повернулась, завтра к пьяному. В газетах! Ты меня слушай, Виталий. Я двенадцать лет назад его объявил, сухой-то закон. Сам свой /хлопает по голове/ Верховный Совет созвал, сам предложение в президиум внёс. Сам проголосовал. Сам исполнения добился. Ты меня слушай... Да что я тут перед тобой! Человеку бы говорить! Давай, чтобы до жилы сегодня докопать! Чтобы к обеду водичку из нового колодца поднять.
ВИТАЛЬКА. Талоны, говорят, будут на это дело, Петрович. По талонам её будут отпускать.
БОРОДИН. Чтобы сегодня же Ваньке письмо отписал!
БОРОДИН уходит в кусты. Оттуда опять слышен стук топора.
ВИТАЛЬКА /встрепенувшись/. Сам себе сухой закон...Это против государства, что ли? /Услыхав голоса, спрыгивает в яму./
2.
На вырубку входят ДИРЕКТОР СОВХОЗА и ЧИР. Появляется БОРОДИН.
БОРОДИН. Знаете, где стоите? На чём стоите? Знаете, как эту чищанину окрестили? По моей фамилии окрестили. Бородинским полем. Объявляю Бородинское сражение открытым. /Директору совхоза./ С тобой-то мы виделись. /Здоровается за руку с Чиром./
ЧИР. Не иначе, в детство ударился, Михаил Петрович? В запруды, в ручейки играешь.
БОРОДИН. Так ведь какая мысль-то у меня! Вот видишь речку Туйгу? Мне нужно через неё мостик сообразить, чтобы на третьей скорости на заречные луга гонять на тракторе. Нужно? Нужно. Ага. Мостик соорудил. А ведь к нему и плотина сама просится. Мы и запруду эту, значит, забираем. Небольшую турбину ставим, генератор. Энергия у нас получается своя собственная и очень дешевая. А плотина есть - рыбное хозяйство налаживай. Живую сорогу себе на стол. Сушёную - скоту на корм. Вот какой агропром-то нужен, который от мосточка начало ведет, а потом уж оборот набирает.
ЧИР. Кустарщина это, а никакой не агропром.
БОРОДИН. По-твоему, кустарщина, а по-нашему как, Виталька? Верно! Инициатива снизу! Вот как! Ого-го! Ты меня на "понял" не возьмешь
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Дочка у тебя где? Вопрос, предупреждаю, официальный.
БОРОДИН. В кабале! А как же! В кабале!
ЧИР. Мы не шутки сюда приехали шутить, Михаил Петрович.
БОРОДИН. Я на полном серьезе. Пасёт теляток у отца- кулака доченька. И под кустиком тайком пишет заметку в газетку. Разоблачает родителя-кровопийцу как Павлик Морозов.
ЧИР. Ну, а если серьезно? Ведь она в совхозе не оформлена. Лично на тебя, значит, работает?
БОРОДИН. И жена - в кабале. Неужто в этой анонимочке об жене ни слова? Жена эксплуатируется путем постановки к плите. Трехразовое питание для всей семьи обеспечивает. Да вон ещё и батраку перепадает. Да, Виталий? Он-то как? Батрак, конечно, по-вашему?
ЧИР. Ну, он-то как раз оформлен. С ним никаких вопросов. И с сыном тоже без проблем. А вот с дочкой надо что-то решать.
БОРОДИН. Дак ничего вроде не остаётся, кроме как раскулачить меня, эксплуататора.
ЧИР. А тебе, как я вижу, вроде бы и лестно даже так называться. Или мне кажется?
БОРОДИН. Я мужик. И вот это мне приятно - мужик. А все другие приставки приставлять лестно вам.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Давайте сделаем так. Дочку оформим в школьную ученическую бригаду. А работать она будет у тебя, Петрович. Я с учительницей договорюсь.
БОРОДИН. Чернильная твоя душа, ребенка-то хоть не тронь. Не марай ребенка-то! Вы без обману даже здесь не можете. Девка совхозных телят пасёт, чего тебе ещё надо? И ей за то из нашего общего подрядного котла копейка бежит. Оформи ты это у себя в башке. Не дам я тебе калечить её твоими бумажными хитростями. Зачем вы меня подзуживаете? Душу из меня вынимаете своим крючкотворством.
ВИТАЛЬКА от греха подальше спрыгивает в яму. БОРОДИН скрывается в осиннике. Оттуда слышны его крики: «Чинодралы…Буквоеды…Крапивное семя», перемежающиеся стуком топора. «Давай, контора, пиши! Давай, давай! Ты свою бабу сегодня на ночь оформить не забудь. И себе справку выпиши, что в самом деле мужик. И с этой справкой к ней. Иначе не доказать. Иначе у тебя не получится...»
ЧИР /уходя/. Сенокосом у него и не пахнет. Дни золотые, а он запруду ставит. И попробуй скажи! Фэ-эрмэ-эр-р.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА /с особенным значением/. Подряд!
ЧИР. Не подряд, а пугачевщина какая-то.
Уходят.
3.
Появляется СЕРГЕЙ. На нем армейская панама – афганка, в каких служат на жарком юге.
БОРОДИН /из кустов/. Серёга! Под окладной венец давай разметку наводи. Пять на двадцать. Кольями выставь. Окладной венец будем нынче наводить у телятника, фундамент новой жизни. Пять на двадцать. От колодца книзу. Чтобы стоком колодец не загадить.
БОРОДИН /Выбегает на поляну осененный пришедшей мыслью/. Эх, самотёком бы организовать. Был бы уклон покруче, тогда бы колодец - на горе, а двор под горой и самотёком, самотёком воду пустить в поилки. На запруде - колесо, здесь самотёк, сколько бы энергии-то сэкономили! Эх, уклон-то мал. Горка-то больно полога.
ВИТАЛЬКА /стоя в яме рассматривает черепок/.
ВИТАЛЬКА. Гляди, Петрович, с глазурью. И с рисунком. Должно, от квашни. Это сколько же в ней теста выходило. И ведь какая-то баба в руках держала, месила. /Обводит глазами вырубку, словно ищет следы прошлой жизни/. А разве подумаешь, что здесь когда-то деревня стояла?
БОРОДИН. /Скоморошествуя/. Ты давай черепки-то побоку. Давай, на золотишко целься. Найдём кубышку, - золотом станем расплачиваться. Такую бухгалтерию наведём, ребята, что все валютные фонды, зелёна корень, нашими будут. Ого-го! Милый ты мой! С золотишком-то мы, ребята, в такую силу войдем, что уж тогда сухой-то закон объявить будет в нашей власти. И твоей Ленке сразу - амнистию, и Ваньку твоего из детдома заберём.
ВИТАЛЬКА копает всё вдохновеннее.
БОРОДИН. Так что шуруй, не ленись. А ты, Серега, о чем задумался? Чего приуныл? Заданье ясно? «Так точно! - Исполнять! - Есть!».
СЕРГЕЙ /В свою очередь рассматривает черепок/. Значит, здесь жили?
БОРОДИН. Ещё дед мой говорил, стояло тут семь домов. Совсем отдельная деревня.
СЕРГЕЙ. И ушли.
БОРОДИН. Движенье жизни.
СЕРГЕЙ. /Глядя на черепок/. Лет сто назад, наверно.
БОРОДИН. Много больше. Потому что потом ещё здесь наш хутор стоял. В двадцатых годах отруба-то давали: бери - не хочу. Дедко мой избу здесь тоже поставил. Твой, значит, прадед. Помер. А к тому времени отец мой, а твой, значит, дед, уж тут корни пустил. Наше дело старинное.
СЕРГЕЙ. А смысл? Всё лесом заросло.
БОРОДИН. Своя-то волюшка, свое-то хозяйство - ох, сладко, Сepёra! Смысл... Ты молодой, тебе ещё, может, и не понять.
Своя-то волюшка, свое-то дело... Вот гляжу, опять ты задумался...Опять на поперечность поворачиваешь. Да не надо бояться этого... своего.
СЕРГЕЙ. Я не боюсь. Чего мне бояться?
БОРОДИН. /Во время дальнейшего разговора то доски поправит, то прикинет прямизму разметки, то бревно перекатит с места на место/. Всё у нас идёт правильным румбом. Сначала мужики, деды наши в семнадцатом-то году, добились общей народной волюшки, так? Теперь своей личной! Одно другому подсобляет. Своё – это ого-го! У меня вон в совхозе трактор был свой. Хотя, конечно, государственный. А теперь вот землю нам выделили. Свою. Хотя она, конечно, государственная. Но я на ней хозяин, и она мне своя. И я ей - свой. Я на ней и директор, и механик, и плотник, и скотник - все я. И ты ведь то же самое чувствуешь. /Пауза./ А не чувствуешь, так придёт оно, придёт. Ведь и я так же, как ты, думал. Куркулизм это, чистый куркулизм, думал, когда в президиумах-то с медалями сидел. Но что выходило: трактор в моих руках был не машина - зверь. Я ломлю - а совхоз хиреет. Я как бы сам по себе, и совхоз тоже сам по себе. Вот что выходило. Один сезон руки опустятся, плюну - как хотите. Ать, сезон-то и удачный выйдет. Все планы перевыполним. А другой сезон у меня все жилы вытянет, а хозяйство общее опять в прорухе. Как тут не подумать, что от тебя ничего не зависит.
Лопата Витальки ударяется обо что-то твёрдое.
БОРОДИН /Оборачивается на звук./ Кубышка, никак?
ВИТАЛЬКА / Виновато/. Камень, Петрович.
БОРОДИН. А тут как раз это подрядное дело сверху спустили ко времени... Ведь ещё бы год я промаялся - и махнул бы в город. У Клавдии терпенье давно кончилось. Перекуковала бы ночная кукушка. А тут этот закон аккурат. И ты, Серега, отвоевал, домой живым вернулся, слава Богу. Всё сошлось, и светлое будущее открылось. И вот мы с вами, ребята, вместо тех изб /показывает в сторону полуразрушенной деревни/ усадьбу поставим, новомодную в два этажа, с балконом и колоннами у входа. Всю землю вокруг поднимем. И голов триста заведём в неперспективке. Это же чистая революция! Виталька! Серёга! Соберём и посеем, и вспашем. И всё сами. Вы поглядите, поглядите вокруг: вся эта земелька, все лывы, пасьвы - всё это теперь наше. Когда-то мужиков тридцать тут ломили, а мы с теперешней-то техникой втроём.
3.
Вбегает ИРИНКА и сзади набрасывается отцу на шею.
ИРИНКА. Я уздечку потеряла. Сделаешь новую?
БОРОДИН. Штраф, штраф тебе. Осенью на отаве день попасёшь теляток - только с таким условием будет тебе новая уздечка.
ИРИНКА. С заклёпочками?
БОРОДИН. С заклёпочками.
ИРИНКА. С жёлтенькими только обязательно.
БОРОДИН. Ну да... /В сторону Витальки негромко об Иринке/. Жена-то не хотела. «Стара, стара. Тяжело будет. Года не те!..» Пришлось власть применить. И видишь, какая девка получилась!
Появляется КЛАВДИЯ с корзиной, в которой обед.
КЛАВДИЯ. Чего это ты тут про меня плетёшь? Чего городишь?
БОРОДИН. Молчу, Клавочка. Молчу.
КЛАВДИЯ. Последний раз я к вам бреду. Ишь, ресторан им устраивай!
БОРОДИН. Пикник, Клавочка, это называется - пикник.
КЛАВДИЯ /Накрывая «стол» на поляне/. Хоть бы дорога была. А то по кустам все ноги ободрала.
Работники усаживаются вокруг «стола».
БОРОДИН. Последний раз, Клавочка! Истинно говорю. Завтра сенокос открываем. Перемирие объявляется осинам и ольхам. Будем ближние луга обихаживать. Тебе ещё пуще надоедим. Радуйся, пока в отлучке мужики. Одной тишь да благодать в доме-то.
ВИТАЛЬКА. А не рано, Петрович, сенокосить? Дожди, говорят, впереди.
БОРОДИН. Сегодня Петр и Павел час убавил. Закон крестьянской жизни. А без дождей лето редко прокатывает.
Обедают на поляне. Картина идиллическая. БОРОДИН ест нежадно, ущипью.
КЛАВДИЯ. Сердитые, мимо дома прочесали директор-то с этим...
БОРОДИН. У них служба такая сердитая. В ихней работе радости мало.
ВИТАЛЬКА. Оттого и оклады большие? За вредность?
БОРОДИН. Наплёл кто-то, что я тут махинациями занимаюсь. Подневольный труд развожу. Дурачок какой-то анонимку сочинил. Дурачок, дурачок.
Того не понимает, что скот-то у меня совхозный. Зависть глаза застит. Вот и ложь. /Постепенно воодушевляясь./ А человеку во лжи пропадай. Ведь это же какая зараза! Ого-го! Как чума. Только дай ей верх взять, неправде-то, - и конец жизни, милые вы мои!
СЕРГЕЙ. Ты , батя, чего-то последнее время больно много стал говорить.
БОРОДИН. Намолчались. Хватит. Ишь, много говорить стал. А время такое говорливое. Меня будто прорвало с этим подрядом-то. Голова от мыслей пухнет.
Раздается мощный хлопок реактивного самолета. Затем - заунывный стон там вверху, куда все вскинули головы
КЛАВДИЯ /ворчит и плюется/. СЕРГЕЙ вскакивает, будто опять в Афганистан попал. ВИТАЛЬКА хохочет. ИРИНКА прижимается к отцу.
БОРОДИН. Да, теперь всяк свой голос подаёт./Берёт под козырек/.
Есть, товарищ главнокомандующий, взять звуковой барьер сенокоса!..
Звук реактивного самолета постепенно стихает.
4.
Луг недалеко от дома Бородина. На копне у стожара - ИРИНКА. Подгребает КЛАВДИЯ ВАСИЛЬЕВНА. Мечут СЕРГЕЙ, ВИТАЛЬКА, БОРОДИН.
ВИТАЛЬКА. Петрович, а вот почему с тех, кто не пьет, налог не берут? Ведь несправедливо получается. Мне за вас обоих приходится отдуваться.
БОРОДИН /поднимая навильник/. В Москву предложение подай. Живо сообразят!
Соскочив с велосипеда, появляется ВЛАДЛЕН в шапочке с прозрачным козырьком. Подходит к БОРОДИНУ.
ВЛАДЛЕН /неторопливо, с расстановкой/. Какую песню, интересно, запоешь? Скажешь, не знал, что который год я здесь для своей коровы сено пластаю? Не знал, что мне эта Марьина Шомуша на проценты дадена? В правлении бумага десять лет уж лежит. За мной этот покос - или не знал?
БОРОДИН. Спохватился! На твою бумагу, Владлен Мироныч, моя бумага легла крестовым тузом. И с нынешнего года Марьина Шомуша за моим подрядом числится.
ВЛАДЛЕН. Ты на всю округу раззвонил про свой подряд. Подрядчик, такая мать! Недобиток буржуйский! Подняли голову всякие теперь. Маскировались до поры до времени. Нож за пазухой держали. А теперь кинулись, как волки. Ты, Мишка, все передовиком, ударником прикидывался, с Доски почета сколько лет зубы скалил. А на самом-то деле, получается, выжидал?
БОРОДИН. / Сергею/. Гляди, Серега, как все у нас перевернулось, пока ты душманов-то по горам гонял. Гляди, вот он где, натуральный-то единоличник!
СЕРГЕЙ отмахивается.
БОРОДИН. Нет, ты гляди! Он вроде бы в совхозе состоит, вроде бы земельки не имеет. Батраков не держит. Никого не эксплуатирует. Невидный такой мужичишко. А куркуль наипервейший. Ты, Серега, вдумайся, вдумайся. Ведь эта Марьина Шомуша общественной была с самого тридцатого года. С тридцатого! А ты, Владлен Мироныч, поди уж, десять лет как своей её сделал? Для своей коровы отколол самую лучшую пожню.
ВЛАДЛЕН. А мне что, значит, без кормов зимовать? Корову под нож?
БОРОДИН. Иди кому-нибудь городскому пожалься, Владлен Мироныч, может, там кого и проймешь своей жалобой. А мне-то зачем мозги пудришь? Поезжай за Туйгу, там еще на три таких подряда. Бери подряд-то! Вместе будем фермерствовать. Или конкуренции боишься?
ВЛАДЛЕН. На дурака рассчитано.
БОРОДИН. Лень тебе задницу с печи сволокчи. Хочешь, чтобы с порога да и на пожню. И ведь сколько лет перед такими отступали. Хватит. Наотступались! Теперь в наступление переходим!
ВЛАДЛЕН. Дурак ты, Мишка! Клюнул на эту удочку. Сегодня тебе полную свободу дали, чтобы ты деревню поднял, а завтра, когда дело сделаешь - к ногтю тебя. Ведь было уж такое, было!
БОРОДИН хохочет.
ВЛАДЛЕН /Уходя./ Поглядим, как в суде смеяться будешь.
БОРОДИН. На судебных издержках прогоришь, Владлен Мироныч.
ВЛАДЛЕН вскакивает на велосипед, уезжает.
БОРОДИН. Ну, вот теперь-то, ребята, самое кино и начинается.
5.
КАБИНЕТ Чира.
В кабинет входят ВАРЛАМОВ, МАРИНА с телекамерой, осветитель, звукооператор. Все с аппаратурой.
ЧИР /поднимается, идет навстречу/. Целый "Мосфильм"! "Восемнадцатое мгновение весны"? "Бриллиантовая рука"? "Печки-лавочки"?
ВАРЛАМОВ /представляется/. Варламов. Поморское телевидение. Ближе всего, пожалуй, к «Деревенскому детективу».
ЧИР. Ну, а кто тогда вместо Жарова у вас будет? Жарова не вижу.
ВАРЛАМОВ. Есть тут на примете один талант из местных. Михаил Бородин. Знаете такого?
ЧИР. Какой популярный у нас Бородин стал!
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Откуда, интересно, вы узнали о нём? По каким каналам?
ВАРЛАМОВ. Я родом отсюда. Народная почта донесла.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Постой, постой! Обличье будто знакомое. Это не с Туйги ли? Не Владимира Григорьевича сын? /Чиру./ Это же писатель Варламов!
ЧИР. Не знаю, не читал.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Ну как же!.. "Душа болит"!
ЧИР /настораживаясь/. Но вы сказали, телевидение?
ВАРЛАМОВ. В качестве сценариста.
ЧИР. Ну, тогда пожалуйста сценарий, предъявите, так сказать. Для ознакомления.
ВАРЛАМОВ. У нас импровизация.
Последние слова являются будто сигналом для телегруппы. Вспыхивает софит, красный огонёк камеры, нависает микрофон на «удочке». Начинается интервью.
ВАРЛАМОВ. К нам пришло письмо от Михаила Петровича Бородина. Вопрос в лоб: ваше отношение к этому человеку?
ЧИР. Так, так, так. Понимаю, понимаю. Как бы вам хотелось сейчас запечатлеть растерянность матёрого консерватора. А я, представьте, положительно отношусь. Любой подряд, любая кооперация, даже индивидуальное предпринимательство только укрепляют социализм, делают его динамичнее. Живее. Яснее проявляется его человеческое лицо.
ВАРЛАМОВ. Неужели без проблем?
ЧИР подтверждает жестом.
ВАРЛАМОВ /Достает письмо./ Ну, тогда вот проблема. Бородин пишет, что «тормозят насчет дома». То есть, он задумал строить усадьбу типа фермы. Человек он, видимо, талантливый во всем. Довольно толково эскиз этой усадьбы нарисовал. Тут он о многом ещё пишет, но дом главное. Кто же тогда тормозит?
ЧИР. «Человек талантливый», а не додумался, чтобы послать прямо в наш отдел архитектуры. Все по старинке с жалобами, и все через нашу голову. Все думает - мы ему чужие. /Рассматривает письмо./ Думает, не поймём. Этот эскиз надо сразу в отдел архитектуры, и точка.
ВАРЛАМОВ. Что, действительно можно так прямо?
ЧИР. Могу вот этими вот руками.
Вспыхивает софит. МАРИНА снимает.
МАРИНА /Шёпотом осветителю/. Руки, руки свети!
ЧИР. /Прерывая интервью/. Как с жильем устроились?
ВАРЛАМОВ. У нас палатка. В полевых условиях.
ЧИР. Когда к Бородину?
ВАРЛАМОВ. Не раньше, чем завтра с утра. Пока то да се... /Марине./ Часов в девять?
МАРИНА кивает.
ЧИР. Машина будет.
BAPAMOB. Вы только подумайте! Сплошной зелёный свет!
ЧИР. Звоните. Заходите. Чем можем-поможем.
ВАРЛАМОВ с телегруппой уходят.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Ну вот, с писателем нашим познакомились.
ЧИР. Я его давно знаю. Заочно. Книженцию его потрошили на совещании аппарата еще года два назад. Эту самую, «Душа болит». В ней проколов тьма. И за ним самим грехов числится воз и маленькая тележка. Студентом он этот самый рок начинал в Поморске. И в милиции, и в органах на примете, этот ваш Варламов.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Между прочим, у него дедко первый колхоз на Туйге организовал. "Новые всходы" назывался.
ЧИР. Яблочко от яблони?.. Это верно только в мире ботаники. /Вкладывает письмо Бородина в папку вслед за анонимкой/.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. На меня будешь дело заводить - я тебе папку принесу с золотым тиснением. Именную. С гравировкой на пластинке.
ЧИР. Этим не шути. /Ударяет по дыроколу. Удар усиливается и разносится эхом/.
6.
В доме Бородиных.
В углу свалены осветительные приборы, треножник, камера. Вечеруют БОРОДИН и КЛАВДИЯ ВАСИЛЬЕВНА. Она вяжет, он читает книгу. Вдруг БОРОДИН вскакивает.
БОРОДИН. Михаил-то где?.. Замордовали мужика, крючкотворы! Ох, замордовали!
КЛАВДИЯ. Какой опять Михаил тебе потребовался?
БОРОДИН. Где он оказался, тезка-то мой!..
КЛАВДИЯ. Анисимов, что ли, Мишка?
БОРОДИН. В конюшне оказался! Конюхом! В расцвете сил, а на самой стариковской должности.
КЛАВДИЯ. Он же учительствует!
БОРОДИН. Да не Анисимов! Нет! Пряслин-то, Пряслин! В конюшне! Совсем не у дел оказался. А вот кому бы подряд-то! Вот уж кто выстрадал-то! Ведь он к нему напрямую выходил, к подряду!
КЛАВДИЯ. Давай скорее письмо ему пиши. Надоумь. Научи. Больно разумный так. Он без твоего совета пропадёт. Давай, давай.
БОРОДИН. Это же не в газете, Клавочка, а в книге Федора Абрамова напечатано. В романе Пряслин Михаил это же /сам удивляется/ выдумка! Писателю бы надо писать. Да поздно. Помер писатель.
КЛАВДИЯ. Еще писателям бы он стал голову морочить.
БОРОДИН. Ведь как бы этому Михаилу такое, как наше, дело в пору оказалось, Клавочка. Ведь загнали в конюшню мужика. Так ведь что, порядки тогда были такие. А ведь проклюнулась и ему дальнейшая судьба. /Захлопывает книгу./ Умная мысль мимо уха не пролетела. /Самодовольно./ Молодец, Борода!
КЛАВДИЯ. Ой, отец! Ой, отец! До чего хорошо о себе-то думаешь. Сам себя нахваливаешь. Поглядеть еще надо, как твой ум-то обернется. Все ведь на тебя косо глядят. Только Иринка одна в рот-то смотрит. Так ведь ребенок.
БОРОДИН. Нет уж, не все. Мариночка эта, к примеру, киношница, тоже очень даже ласково на меня глядит.
КЛАВДИЯ. Старый хрыч! На кого похож, а туда же. Мариночка!
БОРОДИН. Она мне силу дает через свою трубу. На весь мир можно своё слово сказать. Когда ещё мужику такая возможность предоставлялась?
КЛАВДИЯ. Только о себе всю жизнь думаешь. И я у тебя всю жизнь в прислугах. Тебе в эту игру поиграть. И я тебя должна ублажать. Ведь по твоему договору-то мне теперь до смерти у плиты спину гнуть. Тебе слава, ты - герой. А я? Обо мне подумал? Правильно говорят, эксплуататор и есть!
БОРОДИН. Вот если я в чём и не согласен с Лениным, так это в женском вопросе. Эту линию на равноправие я у него никак не одобряю.
КЛАВДИЯ. Ой, отец! Ой, отец! С кем рядом становишься! Опомнись! Смешно-о! Смешно-о!
БОРОДИН. Он рядом с мужиком стоять никогда не брезговал.
Входит ИРИНКА.
БОРОДИН. Дочурка моя пришла! Танцорка! Или только кино было, без танцев? Как ухажеры-то поживают? А Серегины невесты как? Он-то был в клубе?
ИРИНКА. Не видела.
БОРОДИН. Что с парнем деется? До армии ни одних танцев не пропускал. А теперь словно подменили. /Начинает шить уздечку./
ИРИНКА усаживается рядом с отцом.
КЛАВДИЯ. Он с тобой упястается за день - никаких сил не остаётся. Ты кого хочешь уморишь. Ломил бы один, коли нравится. Зачем молодых-то впрягать?
БОРОДИН. Труд, Клавочка, основа жизни. Мы где с тобой познакомились? Ну-ко вспомни? В лесу. У пня. С пилой лучковкой. /Изображает пиление лучковкой: «тебе, мене, начальничку»./ Помнишь? Потом в сельсовет на запись! С бубенцами, с лентами. Я с гармошкой. Соловьем заливался.
КЛАВДИЯ. А теперь как старый воробей. Чирикаешь без умолку.
БОРОДИН. Так ведь тогда сколько мужиков у нас в Черницыне было! Нам, молодым, только песни петь и оставалось. А теперь всего трое нас, мужиков, осталось. Не до песен. Поправку надо земле давать. Встанут старики из могил, что я им скажу?
КЛАВДИЯ. Старики-то, чай, не глупые. Встанут, так к начальству пристанут. Ты-то при чём?
БОРОДИН. С меня первый спрос. Я - мужик. И мне нынче из Москвы большие полномочия. Робить, робить надо. Иринкино теперь время песни петь. А мне - ломить. Такая установка, Клавочка. И мы с Серегой да Виталькой это дело одолеем. Да вот с танцоркой моей, главной помощницей. Помощники-то у меня золотые. Золотые помощники-то.
7.
На вырубке.
ВИТАЛЬКА в яме, копает. Появляются БОРОДИН и СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ.
БОРОДИН. Уж атомную станцию под Поморском наладились строить, а у тебя в избе всё керосиновый свет. И в углу Никола Угодник. Или кто там?
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. Святой Егорий.
ВИТАЛЬКА. Ты у нас, Семен Трофимович, сам святой. Наш черницынский угодник. С тебя, Семен Трофмович, тоже пора бы икону рисовать. Жаль, я не специалист по этому делу, а то бы изобразил.
БОРОДИН. Хуторянином с самого тридцатого года. Святой и есть. Не соблазнился на колхозную жизнь. А ведь тогда колхозам-то и трактора сулили, и молотилки паровые. А ты весь хлеб свой на ручных жерновах перемолол, все сам да один. За своеволие-то чего только претерпеть не пришлось, и лагеря, и ссылки. А не сломался.
БОРОДИН выгружает из рюкзака стамески, долотья, напарьги.
БОРОДИН. Ну, вот и гляди, больно уж загорелось так. Здесь летний телятник поставим. Тут колодец. Тут избушку сообразим. Там плотину, мост. Маленькую турбину приткнем. Давай, Семён Трофимович, записывайся к нам в звено. Почетным президентом.
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. /Присаживается на бревно/. Перед смертью-то хоть поглядеть. На поправку земля пошла, неужто дожил?
БОРОДИН. Это твоя правда дожила.
СЕМЁН ТРОФИМОВИЧ. Вот и ты тоже всё сам, везде один. Проворен. В мать. Мать-то твоя, бывало, боронит, на коне сидит и вяжет. Спицей коня хлестнет да опять петли считает.
БОРОДИН /хвастливо/. Мать колхозницей всю жизнь. А я теперь один. Один против всех.
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. Молодой да горячий. Сломают шею-то.
БОРОДИН. А сам-то, сам-то какой был?
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. Как вспомню - реву. Не дай бог тебе такое пережить.
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. /Плачет. Склоняет голову. Задрёмывает/.
ВИТАЛЬКА /Вылезает из ямы/. До чего же слабый хуторянин наш стал, как дите, умаялся.
ВИТАЛЬКА /Прикатывает ручную тележку, расталкивает старика, усаживает на тележку/. Ну, садись, садись, как барина прокачу, нагостился, видать.
СЕМЕН ТРОФИМОВИЧ. До твердой дороги довези, а там я сам как-нибудь.
Уходят.
8.
Кабинет Чира.
ЧИР говорит по телефону с ВАРЛАМОВЫМ, который находится на другом конце провода, в доме БОРОДИНА.
ЧИР. Бородин делает только то, что ему выгодно. Сами посудите, с чего он начал: с того, что подсчитал, выгодно ли ему будет? Сколько заработает? Если бы ему это не приносило дивидедов, он бы не пошёл на это.
ВАРЛАМОВ /по телефону из дома Бородина, где отдыхает вся киногруппа/. Почему мы с вами признаем для себя "выгодно - не выгодно"? Мне выгодно отложить книгу и делать фильм, и я еду. Вам выгодно занять эту должность, и вы ее исполняете. Невыгодно быть простым инструктором, и вы не соглашаетесь. Вы свою выгоду блюдете. А как только мужик начинает думать о своей выгоде, - настораживаетесь. Оскорбляетесь. Начинаете подозревать его в измене вашим идеалам, а идеал-то ваш - сусальный мужичок. Благостный, невыразимо бескорыстный, безропотный пахарь /с издёвкой/, хранитель народного духа. Но ведь это нежизненно! Таких не было и нет. А есть такие как Бородин. Так почему же мы опасаемся, когда он думает о своей выгоде?
ЧИР. Я отвечу вам вопросом, надеюсь, поймете: в коллективизацию, со всеми ее издержками, у нас была высокая идея "помочь слабому", - а какая идея у Бородина?
ВАРЛАМОВ. Помочь слабому, - прекрасная идея! И мы помогли! И слабый стал сильным. Слабые в том понимании, в каком вы имеете в виду, - в Африке теперь, в Эфиопии. Помочь им, слабым, - да это наша высочайшая идея. Но Бородин-то как раз один из тех, кто и осуществляет эту идею.
9.
Вырубка.
ВИТАЛЬКА в яме копает. Появляется ЗИНА.
ЗИНА. Не погода, а кошмар какой-то. Дождь. Сырость.
ВИТАЛЬКА. А нам не на песочке полеживать, пузо греть как вам, дачникам. Нам дождь не страшен. Мы свое сено и по тропическим ливнем поставим.
ЗИНА. Уж вы настоящие труженики. Уж этого у вас никто не отнимет. А как насчет нашего разговора, Виталий? Ведь мой дом - духовная ценность всего района. В память о папе на нем мемориальную доску повесят.
ВИТАЛЬКА, Мужик головастый был, помню. Приезжал на двух «Волгах».
ЗИНА. Михаил Петрович тоже папу уважал. И вот рассуди, Виталий. Как же без крыши? Пропадет дом.
БАТАЛЬ, Доску повесить - это, конечно, им легче. А об крыше пускай кто другой думает.
ЗИНА. И не говори.
ВИТАЛЬКА. Десяток тесин на крышу кинуть - это им неподъёмно.
ЗИНА. А все дождит, дождит.
ВЛАДЬКА. Слышь-ко, анекдот: кругом - сыро. Только закон - сухой.
ЗИНА. /С оглядкой и шепотом/. У меня два талона есть. Михаил Петрович и не заметит десяток-то дощечек.
ВИТАЛЬКА. Это у нас на телятник.
ЗИНА /отдает талоны/. Да он даже и не заметит.
ВИТАЛЬКА /берет талоны/. Мне не отоварят. Продавщице наказано.
ЗИНА. Господи! Я отоварю, конечно! Издевательство просто над народом. Талоны, да еще и не отоваривают. Я отоварю, конечно, Виталий.
ЗИНА. Целует Виталия. С талонами уходит в одну сторону. ВИТАЛИЙ, подумав, тащит доски в другую.
10
Кабинет Чира.
ЧИР пишет . Входят ВАРЛАМОВ, МАРИНА, съемочная группа. Пока Варламов говорит, они готовятся к съемке.
ВАРЛАМОВ /подаёт Чиру газету/. Вот свежий номер вашей районки. Сводка по сенокосу. Двадцать четыре сенокосных звена, их показатели и так далее. А звена Бородина - нет. А ведь в звене Бородина производительность в два раза выше всех. Вымпел, премии - все это должно быть у него.
ЧИР. /Говорит намеренно прямо в камеру/. В звене товарища Бородина - хронический алкоголик, человек, лишенный родительских прав. Есть сведения, что он прогуливает. Товарищ Бородин покрывает его, какие же это передовики?
Пауза, камера работает.
ВАРЛАМОВ. Но разве не вы сделали Виталия алкоголиком? Частично, конечно, но и вы тоже. Бородин помогает ему выбраться из болота. А вы таким отношением окончательно затаптываете человека.
ЧИР /изумленно/. По-вашему, я виноват? Я пил с ним? В горло ему лил?
ВАРЛАМОВ. Вы - человек у власти. Вы сама власть. И отвечаете за тех, над кем властвуете.
ЧИР. У нас у власти - народ! Странно, что приходится объяснять вам элементарные вещи.
ВАРЛАМОВ. /С безнадежной усмешкой/. Значит, и впредь в сводках звена Бородина не стоит искать?
ЧИР. Ах, если бы дело было в одном только пьянстве Виталия.
ВАРЛАМОВ. Что, и Бородин пьет?
ЧИР. Нет, в этом отношении он выдержан. Но, знаете, лучше бы он пил, чем… /Пауза./ Есть информация, и она подтверждает мои самые, самые худшие опасения.
ВАРЛАМОВ. «Самые, самые»... Прямо не знаю, что и подумать... Кровосмешение? Мания убийства? Измена Родине?
ЧИР. Вот именно.
ВАРЛАМОВ. Мания убийства?
ЧИР. Вот вам смешно...
ВАРЛАМОВ. Нет? Не мания? Тогда кровосмешение?
ЧИР. К сожалению, тоже нет.
ВАРЛАМОВ. Измена Родине?!
ЧИР жестом дает понять, что Варламов угадал. Все ошеломлены. Софит медленно гаснет. Камера в руках Марины опускается.
ВАРЛАМОВ. Это серьёзное обвинение. Измена.
ЧИР. Попытка. Но место имела. Подавал прошение, намеревался эмигрировать в Китай, восхвалял тамошние методы ведения сельского хозяйства. И тут ни прибавить, ни отнять. Вы сами меня вынудили к этому. Умолчание та же ложь. Премии, похвальные грамоты…Нет. Бородин - не тот человек.
Вслед за софитом начинает меркнуть общий свет.
11.
Нa вырубке.
Появляется СЕРГЕЙ. Начинает работать и бросает. Опять начинает и бросает теперь уже решительно. Усаживается на бревно. С пустой тележкой появляется БОРОДИН. Начинает говорить еще из-за сцены.
БОРОДИН. Серега! По какому поводу заседание объявил?! Жизнь молодая без пользы проходит. Давай, давай пошевеливайся! Чего задумался? Ну-ка, бери за комель да поухватистей, поухватистей.
СЕРГЕЙ. Разорался...
БОРОДИН. Так ведь как на вас не орать-то?! Виталька смылся куда-то... /Зовет./ Виталий! Ты тоже... в задумчивости, как не орать-то! Да и какое дело на Руси без ора двинется. Ну-ка, давай!
СЕРГЕЙ берется нехотя.
БОРОДИН. /Разочарованно./ Ну-у-у! Этак бы мы с Семеном Трофимовичем
скорее управились.
СЕРГЕЙ. Вот и зови своего Семена Трофимовича /бросает бревно./
БОРОДИН. Жила не выдержала? Терпенье лопнуло?
СЕРГЕЙ. На кой мне все это?! На кой?
БОРОДИН. Да что же тебе надо-то, сынок?
СЕРГЕЙ. /молчит/.
БОРОДИН. Так я тебе скажу!..
СЕРГЕЙ. / Взрывается/Надоели мне твои сказки! Тошнит от твоих разговоров!
БОРОДИН. Молчу, молчу... /Пауза. Думает/ Так ведь все равно ты к этому придешь./ Обводит руками окрестности. Говорит осторожно/. Я ведь тоже долго кружил вокруг да около.
СЕРГЕЙ. А хоть и к этому приду, так сам! А не по твоей указке.
БОРОДИН. Долго ты на меня сердце держал. А ведь я тебя насилу не нужу. Иди с богом, куда душа повелит. Я на тебя не в обиде, и все понимаю, сынок. Иди. Есть, есть и другая жизнь, почище, поспокойнее нашей. И в городах ведь тоже люди живут. И люди хорошие. И живут хорошо... Конечно... Так оно...
СЕРГЕЙ решительно уходит.
12.
ВАРЛАМОВ праздно, с гитарой идет по лугу возле стога. Навстречу быстрым шагом СЕРГЕЙ. Останавливается, увидев Варламова, словно раздумывая, идти ли дальше.
ВАРЛАМОВ /кивая в сторону реки/. Это от старой мельницы, наверное, только сруб остался?
СЕРГЕЙ пожимает плечами.
ВАРЛАМОВ. /Пытается разговорить Сергея./ Еще в пятидесятых годах водяные мельницы действовали. Помню, с дедом ездили молоть, мне лет десять было. А ты их, наверное, только в кино видел?
СЕРГЕЙ молчит
ВАРЛАМОВ. Ты когда демобилизовался? Весной? Осенью?
СЕРГЕЙ. Осенью.
ВАРЛАМОВ. И сразу сюда?
СЕРГЕЙ кивает.
ВАРЛАМОВ. А что тебя заставило именно сюда? Долг?
СЕРГЕЙ пожимает плечами и неопределенно соглашается.
ВАРЛАМОВ. А по-моему, долг это чувство второго порядка. /Испытующая пауза./ А первое, по-моему, любовь. К отечеству любовь. К женщине. Ко всему сущему. Если ты должен кому-то, то чувствуешь себя зависимым. Жить в вечных должниках это же рабство. А любовь даёт свободу. Вот ты к отцу в глухомань вернулся по долгу? Или по любви?
СЕРГЕЙ /с ухмылкой/. Я добровольцем.
ВАРЛАМОВ. Ты прости, если я что не так сказал. Если не по душе, если не согласен - скажи. Я понять хочу. Сам я тоже деревенский. Но так вышло, что в городе живу. Город знаю. И люблю. И деревню люблю. Но теперь не понимаю её. К тебе пристаю. Ведь другие ребята после армии, наверное, как-то по-другому устроились. После дембеля, я помню, такое настроение! Вся жизнь впереди. Будто второй раз родился.
СЕРГЕЙ. Мать звала. Отец писал...
ВАРЛАМОВ. Ты пойми, мне бы очень, очень хотелось, чтобы у вас с отцом это было надолго, навсегда. Хотя тебе, конечно, мои желания по боку. Кто я тебе?..
СЕРГЕЙ. Почему... Мне тоже хочется...
ВАРЛАМОВ. Но ведь ты молодой. Ведь вся жизнь здесь пройдет! С телятами! В лесу! Честно тебе скажу, я не смог бы.
СЕРГЕЙ. /еле сдерживаясь/. А как же ваша любовь к деревне?
ВАРЛАМОВ. Да, да. Видимо, лукавлю. А может, действительно долг выше? А я просто слабак? А может быть, у тебя – выгода!? Материальный интерес? Ведь вы здесь зарабатываете раза в три больше, чем в совхозе. /Перебирает гитарные струны./
СЕРГЕЙ. Меня заработки мало интересуют.
ВАРЛАМОВ. Но вот женишься...
СЕРГЕЙ. У вас «соль» не строит.
ВАРЛАМОВ ./Хватается за колки/. Ты играешь? Поёшь?
СЕРГЕЙ неопределенно пожимает плечами.
ВАРЛАМОВ. Ну, сбацай. Что вы теперь? Как теперь у вас? /Суёт гитару в руки Сергея./
СЕРГЕЙ настраивается, начинает почти речитативом. Далее одушевляясь.
СЕРГЕЙ:
Нам рок сулил - с землей сгореть
В цвете лет и в миг единый.
Иль в семействе помереть,
Почитающем седины.
Нам рок сулил... А нам - под дых!
/Так что многие не встали./
По образцу сороковых
Начеканили медалей.
Обрывает песню.
ВАРЛАМОВ. Ты, наверно, как-то по-своему воспринимаешь эту тишину, эту ночь, эту глушь. С особой требовательностью. Потому и не устраивает тебя многое.
СЕРГЕЙ. /Возвращает гитару/. Ничего особенного. Тишина как тишина. /Уходит./
12.
На вырубке.
БОРОДИН в одиночку ворочает тяжёлые бревна. Они скатываются. Он начинает поднимать их снова. Появляется ВАРЛАМОВ. Откладывает гитару. Бросается на помощь.
БОРОДИН /продолжая работать/. А где моя Маринечка со своей трубой? Эх, у меня сегодня такое настроение! Всю жизнь обскажу, да так, что хоть сразу на народного артиста выдвигай.
ВАРЛАМОВ. C Сергеем сейчас говорил. Что-то не в духе парень.
БОРОДИН. Молодым-то тяжелей... Им-то ещё жить да жить, а я уже одолел. Я в силу вошёл и меня теперь бульдозером не сковырнешь. А его каждым ветром покачивает. Ко мне прислонился, так опять душе тесно. Вот спасибо за помощь. Завтра, если опять дождить будет, я тебя на Туйгу свожу по белые грибы. Километров десять отсюда. Там у меня избушка есть. В дали от всех бурь житейских.
ВАРЛАМОВ. Нет такой дали, откуда бы нас не достали. Вот уж я думал у вас в Черницыне как на другой планете. От начальства моего четыреста километров. А его бдительное око и тут как тут. Звонили из Поморска. Съемки.../вспомнив словцо партаппаратчиков "рекомендовано". Произносит с особой выразительностью/…Рекомендовано приостановить.
БОРОДИН. Так вот оно, значит, почему с гитарой-то похаживаешь. /Бросает работу./ Вот и до тебя, значит, подкоп довели! Сперва под Серегу! /Загибает палец./ Потом - под Иринку. /Загибает второй палец./ На школьном участке девке приказали работать, а то по труду - кол. Теперь, значит, и под писателя. Дурачки, дурачки. Это я знаю, откуда идет.
13.
На вырубку вбегает МАРИНА.
МАРИНА. Лена прибегала... Виталия жена... Плачет... Виталий с моста упал. Мотоцикл утонул. Его спасли. Но он сейчас в милиции... Документы на принудительное лечение будут оформлять. Лена на коленях умоляет вас, Михаил Петрович. Попросите за Виталия ещё раз.
Пауза.
БОРОДИН начинает хладнокровно сверлить напарьгой.
ВАРЛАМОВ /Марине/. Ты сняла её?
МАРИНА. Кого? Лену? Я не могу снимать горе, слезы. Ты же знаешь! Это безнравственно. А Лена к тому же ещё и выпивши была. Такая страшная.
ВАРЛАМОВ. Для профессионалов безнравственно не снять горе и слезы. А может быть, ты уже такая послушная, исполняешь чью-нибудь директиву?
МАРИНА обиженно отворачивается.
ВАРЛАМОВ. Тогда слушай меня. Бегом обратно. Стасику - осветителю полста рублей в зубы и пусть едет в Москву! Все отснятые диски, весь видео- материал прямо в приемную к Прямилову. Стасик все ходы - выходы там знает. Пускай срочно смотрят и решают. В обход Поморска надо. Иначе - фильму гроб. Эх, эту бы Ленку заснять! Ударные бы кадры были! А ты нюни распустила.
МАРИНА. Я как-то не подумала. Да и освещение... Темно... /Уходит./
ВАРЛАМОВ. Ну, если еще мы будем темнить!.. /Подходит к Бородину./
Михаил Петрович, письмо в китайское посольство было?
БОРОДИН /продолжая сверлить/. А они тебе еще не рассказали, как я голосовать отказывался? Как ко мне с урной пришли пьяные председатель избирательной комиссии, да и депутат едва живой явился, и как я их с крыльца спустил, - про это ещё не рассказывали? Ну, значит, это они приберегли на крайний случай. У них ведь такая манера. Сразу всего не выкладывают. Бьют одиночными. Чтобы наверняка.
ВАРЛАМОВ. Так как же с Китаем, Михаил Петрович?
БОРОДИН. Про Китай, значит... Поймешь ли ты мою обиду? Ты не мужик. В общем, когда я за эту ферму битву начинал, то в таком отчаянии был, что на последний шаг решился. И на испуг решил взять. Вот вам! Думаю, проймет. Уж если русский мужик в двадцатом колене не ужился на родной земле, так значит что-то худо на этой земле. Значит, порядки надо менять.
ВАРЛАМОВ /Сделал вывод, все объясняющий/. А поменять вас решили. На этого Владлена, к примеру. А ваше письмо зачислили как попытку измены Родине.
Долгая пауза.
БОРОДИН. /Оставляет напарьгу/. Я изменил? /Пауза./ Изменил? /Пауза./ Я?! /Пауза./ Да... И всю жизнь буду изменять! /Пауза./ Только это разве родине измена? Серёга для меня - родина. Виталька - родина.
Появляется ИРИНКА.
Иринка вот родина. Обводит руками пространство./ Вот моя родина! Разве я ей изменил?! /Пауза./ А им /показывает в другую сторону/ я до окончания веков буду изменять. Они думают, обложили меня, как медведя в берлоге. Серёгу переманили. Витальку - в психушку. Иринку от отца отнимают. И думают, я ручки кверху?! Но я воли нюхнул, писатель! И выдоха от меня не ждите. /Поднимает кнут, уходит за сцену. Щелчками начинает собирать по опушке телят, сгонять в стадо./ Телятушки, ребятушки, поднимайтеся! Во поход собирайтеся! Покажем им такую измену, зелена корень, что не видать им ни квартального плана, ни годового... Руки вверх!.. А вот выкуси! Ого-го! Ха-ха-ха! Измена! Зелена корень, они завтра за телятами намылятся ко мне, до плана у них, видите ли, не потягивает. А от телят-то только лепехи останутся! Изменять так изменять! Вперёд на Туйгу! Объявляется законченной Бородинская битва! Отступаем, но не сдаёмся! Телятушки, бравы ребятушки, а ну, шевели копытами! Прямым ходом в эмиграцию! Ать-два, левой!..
БОРОДИН шагает по вращающемуся кругу. Хлещет бичом направо и налево. За ним бежит ИРИНКА, «погоняет телят» вицей. Звучит музыка (песня на стихи А.Яшина) - лейтмотив спектакля.
Мошкара, комары
Стон, звон, гуд...
Не сожрут до поры,
Так с ума сведут.
Сколько их,
Да не счесть!
Просто - тьма!
Говорят, нечисть есть.
Вот она.
Как туман от болот,
Застя белый свет,
Он плывет, гнус, плывет,
Спасу нет.
Разжигаю костер,
Больше не могу:
Запалю я весь бор!
Всю тайгу сожгу!
Лучше в пекле, в аду
Бедовать беду,
Чем такой надо мной
На земле вой.
Конец первого действия
15
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Ночь в суземе. На сцене темно. Слева светящееся окно избушки. Справа - блуждающий керосиновый фонарь. Он в руке Бородина. Его голос в темноте. Кругом движутся тени телят.
БОРОДИН. Это кто ко мне пришел? Кто это мне под бок тычется? Это Борька пришел. Бо-орька! Бо-орька! Вот до чего, Борька, дожил твой хозяин, ни сахару, ни сольцы тебе не сунет. Будто нищий. Борька-то! Хороший парень. Борька-то! Борь- ка! Ну-ко, рассуди, милый ты мой, разве я не прав? Ведь не нами с тобой сказано: земля крестьянам. Я двадцатом колене! И значит, какой отсюда вывод сделает твоя большая голова? То-то и оно, земля моя. И в Черницыне, и тут, на Туйге, мое крестьянское царство-государство. И поли- тика моя тоже крестьянская: семя в землю закладывать, да вас, дураков, растить на заклание всему народу. Что качаешь рогатой головой? Согласен? А тебя никто, брат, и не спрашивает о согласии-то. Для тебя круг жизни задолго до твоего рождения начерчен. Как и мой, крестьянский. И ведь, Борька, рогатая головушка, не нами с тобой придуманы круги-то эти. И даже не президиумом Верховного совета. Выше бери, мокрогубый. Выше! Если хуторянином нашим любезным Семеном Трофимовичем Егорий-победоносец да Никола угодник верховодили, то ведь я уже на такое верховодство не согласен. Ого-го! Я сам себя и в угодники, и в победоносцы назначаю. Только так, зелена корень! Ведь я, мужик, вечен, как бог. И вера у меня в самого себя - единственная. Это я теперь понял окончательно. И за эту веру стоять буду сколько получится. А это еще кто ко мне пришел? Кто это с другого бока тычется? Это Васька ко мне пришел. Васька-то, Васька-то, хороший парень. Да нету у меня, ребята, ни сольцы, ни сахарку...
ГОЛОС ИРИНКИ /со стороны избушки/. Па-поу! Грибовница сварилась!
БОРОДИН. Иду-у! Ну, спите давай. Далеко в лес не ходите, коли жизнь дорога. А ведь дорога тоже, тоже дорога. Комару и тому песни петь хочется. /Входит в суземную избушку. Садится, ест./ Без хлеба-то мы с тобой, девка, тут недолго протянем.
ИРИНКА. А нам по истории рассказывали, что раньше скотоводческие племена вовсе без хлеба жили.
БОРОДИН. Так ведь мы-то с тобой не кочевого племени, а крестьянского. Годов пятьсот назад наши с тобой предки сюда из Новгорода пришли. Вот так же начинали жить. Придут, значит, наскоро землянку устроят вроде нашей избушки. Да начнут корчевать. А то выберут себе место обочь заливного луга, ну, который приглянется. Идут и смотрят место, давай будем тут жить. Вот ведь какие еще времена-то были.
ИРИНКА. А почему из Новгорода-то ушли?
БОРОДИН. Ох, куда ты забираешь! Головастая ты у меня. А потому ушли, что худо там стало. Сначала была воля. А потом московский царь покорил. Свобода кончилась. А к ней уж привыкли было новгородские-то мужики, к свободе. И кинулись опять её искать. Кто на юг, в казаки пробрался. Там саблей да пикой мужики за себя стояли. А кто сюда, в леса. Здесь сабля и пика нужны были, только чтобы с мишкой лохматым сражаться. В лесах-то наших свобода была мирная. Добрел до речки, вроде, место по душе. Ну, и давай жить. Выжил значит, и счастья достиг своего мужицкого. Песни стал петь, пляски плясать. Детей народил. А те дети своих детей. Так и до нас с тобой, доча, очередь дошла. Только потом и здесь схорону не стало мужику от властей. Сначала налогами душили, потом колхозами. И вовсе кончилась свобода. А на ней все держалось. За ней сюда шли, за свободой. За нее, Иринка, лишенья от природы терпели. А как ее не стало, так и разбежались кто куда. Остатки война доконала.
ИРИНКА. А нам по истории не так говорили. Нам говорили, что колхозы бедному крестьянину счастье принесли.
БОРОДИН. И это правда. Кому счастье, кому горе. Вот ты завсегда так и слушай - обязательно в два уха. И потом соединяй. Тогда правда настоящей будет. /Оживляясь./ А теперь опять свободу дали - подряд-то наш. Огромное, конечно, спасибо. Только я за то на колени вставать всё равно не буду. Я его не вымолил. Я свое взял, Иринка! Я за подряд ухватился, как ты за свой магнитофон, помнишь, когда у тебя Сергей хотел его с собой на рыбалку взять.
ИРИНКА. Конечно, ухватилась. А если бы из лодки уронил в реку, и все?! Да! Конечно...
БОРОДИН. Вот и я так же. И я тоже не отдам.
В избушку входит СЕРГЕЙ.
БОРОДИН. Легок на помине!
ИРИНКА. Долго жить будешь!
ИРИНКА укладывается на топчан спать. БОРОДИН укрывает ее, садится рядом.
СЕРГЕЙ. Она школу-то бросать наладилась, что ли?
ИРИНКА. А это уж не твое дело, понял?
СЕРГЕЙ. Телятам хвосты крутить лучше?
БОРОДИН. До первого-то сентября всяко лучше. А потом и за парту. Выучится на зоотехника. Будет у нас семейный начальник заместо матери. /Сергею./ Поешь с дорожки. У нас тут грибовница осталась.
БОРОДИН укладывается спать вместе с ИРИНКОЙ.
К этому времени обстановка, освещение и звук на сцене должны стать несколько ирреальными. Голоса будто нездешними. Будто все происходит во сне.
БОРОДИН. Это еще только начало. Такого ли еще худа про меня люди наговорят. Им моя свобода поперек горла стала. Я их понимаю. Я завидовал свободным людям, вот и ринулся на этот путь. Они тоже тому же завидуют, да храбрости не хватает насиженные места оставить да свободными художниками стать. Это ты с их слов говоришь, Серёга. Так чтобы тебе сердце не рвали чужие люди, я тебе сам наперед все худое скажу про себя. Да такое, что им и не приснится. Из первых уст послушай. Мои слова верные. У людей одни догадки, а у меня голая правда. Тебе кажется, что и людям про меня все известно? Вот скажи тогда, какое у меня самое сильное желание?
СЕРГЕЙ. Кусок земли отхватить пожирнее.
БОРОДИН. Велик ли кусок-то? Как думаешь? Люди что говорят?
СЕРГЕЙ. Гектаров сто.
БОРОДИН. Ошибаешься, Серега. Я всей русской землей хочу править. Хочу быть крестьянским президентом. /Голос ощутимо реверберирует, не оставляя сомнений, что на сцене – ирреальность./ Силы в себе чую монаршьи. Только бы здоровья хватило. А вся Русь подо мной будет - это верно! Только бы в психушку опять не уторкали. Будет мужик гегемоном! Мой, мой черед настал! Всем мужикам волю дам. Леса - мои, телята земля - моя. Воля!
СЕРГЕЙ. Без острастки, сами по себе на воле твои мужички скорехонько глотку друг дружке перегрызут.
БОРОДИН. Уйму! Найду управу! Они мне поверят. Пойдут за мной. И что ты думаешь, будет следующим моим шагом?
СЕРГЕЙ. И этот больно широк. Не устоишь.
БОРОДИН. А вторым моим шагом будет - крестьянский террор! Голодом буду казнить! Голодом! Вековые обиды вымещу! За все издевательства над землей воздам сторицей. Великий стон пойдет по городам. Спесь-то укорочу. Накручу хвоста. На коленях заставлю ползать. Землю заставлю целовать. Солнцу молиться.
СЕРГЕЙ. Бред собачий.
БОРОДИН. Такую вот веру крестьянскую наведу на всей России - матушке. А то что это такое получается, Серега? Если я, русский крестьянин, прячусь в своей-то земле, как вор, прячусь? Вот где бред-то так бред! Что бредовее-то может быть? Черные мечты мои или наша светлая явь?!.. А ты людей слушаешь. Про глупости разные на ус мотаешь. Это ли бред? Ты меня послушай. Я тебе все, что есть в человеке черного, сам обскажу. Чтобы тебя с ног свалило. Чтобы ты знал копеечную цену людской молвы. Все хотят откровенья. Все надо мной следствие ведут. И ты с ними. Ну, так слушай. То была присказка. Сказка только начинается. Самую кощунственность скажу. Думаешь, сынок, пока ты за душманами по горам бегал, я сильно переживал за тебя? Да иной раз и не вспоминал-то по месяцу. И если бы тебя там угробили, одной бы заботой страдал - поскорее бы тебя земле предать, поскорее бы от этих неурочных хлопот отделаться, да к своим разлюбезным бычкам убежать. Любой из них мне дороже тебя... Всем черное хочется. Ну, так и получайте. Тешьте свою святость. Я из своего сердца это черное-то вынул да вам на ладони и поднес. Тычьте теперь в меня пальцем. Притесняйте. Гоните! Кидайте камнями. Вершите справедливый суд. Святость свою тешьте!
Во сне плачет навзрыд ИРИНКА,
БОРОДИН гладит ее, успокаивает.
СЕРГЕЙ. Ты ври да не завирайся. Наговоры-то мне твои ни к чему. Мать рассказывала, как ты в военкомате разорался, когда меня ранило там.
БОРОДИН. Нет, Серега, если я допустил, чтобы в моего сына стреляли, значит, худой я отец. Значит, я твоей смерти хотел. Значит, мне бычки дороже.
СЕРГЕЙ. Хорош давай молоть-то.
БОРОДИН. Людям своеволье мое хозяйственное злом мнится. А зло-то в сердце глубоко, глубоко... Хочу богатым быть! Богатым и сильным! Сильным и свободным! Потому должен я быть гнилым внутри. Не перечь! Голь перекатная, пьянь да лень - эти завсегда милее были для Руси. Я - сплошное разложенье. У меня баб было, Серега, кроме твоей матери, десятка два. Детей на стороне с пяток, а то и больше. Такого еще люди тебе не говорили?
СЕРГЕЙ. Эй! Хватит ерунду молоть!
БОРОДИН. Земля - она крестьянская... Гектаров сто...Мировой голод... Черный человек...
Светает. БОРОДИН вскидывается. Хватает ружье. Трезво и здраво. Вполне реально.
БОРОДИН. /Сергею./ Пулей заряжено?
СЕРГЕЙ. Жаканом.
БОРОДИН. Пойду серых пугну.
СЕРГЕЙ. А то они тебе, многоженцу, устроят мировой голод.
БОРОДИН. Что? Опять во сне говорил?
СЕРГЕЙ. Добро побеседовали.
БОРОДИН. Ты мне следующий раз на магнитофон запиши эти речи. Самому интересно послушать. /Берет топор./ Заодно пасьву почищу. Для разминки. /Уходит/. В полутьме его голос./ Борька-то, ох ты, рогатая головушка... Васька-то у меня... хорошие ребята...
Слышен стук топора и треск падающего дерева.
2.
На вырубке возле деревни. Доски, окладной венец сруба. Горка песку или земли. Вдали полумертвая деревня Черницыно. ВИТАЛЬКА глубоко в яме копает. С трудом вылезает, выставляет первое ведро воды. Слышит голоса за лесом. Ставит ведро. Спрыгивает в яму. Лопатой задвигает доски над головой... На вырубке появляются ВЕРТЮК, ЖЕЛТИСТОВ, ЧИР И ДИРЕКТОР СОВХОЗА. У Чира в руках папка. Останавливаются вокруг Виталькиного убежища. Все отмахиваются от комаров.
ВЕРТЮК. Перекур пять минут. Это что? Похоже – сруб? А это? Яма какая-то. Похоже, колодец копают? Осыпается, черт... Или ловушка для зверя?
ЧИР. Это все Бородина затея. Сам лес рубит. Сам строит. Вот так вот социализм по бревнышку, по бревнышку и...
ВЕРТЮК. Так это, мужики, смотря о каком социализме печалиться. О социализме пустых прилавков? О социализме пьянства? Общественной апатии? О социализме наших с вами привилегий? Спецмашин, спецмагазинов, спецквартир? Если об этом социализме, так эти бревнышки давно прогнившие.
ЧИР. Но ведь и народ живет неплохо. Спросите только не у молодых, этим все плохо. Не у Бородина. Этот со своим характером на рожон лезет. А спросите у старух, которые войну пережили.
Осыпаются края ямы, - все отступают на шаг.
ВЕРТЮК. Ох уж эти мне районщики! Как всем вам хочется быть святее папы римского. Все о социализме печетесь. Вообще, так сказать. А с одним конкретным мужиком управиться не можете.
ЧИР. Да, представьте себе, я горжусь тем, что у нас в районе нет базара... Не завелось в нашем народе этой страстишки торговой... У нашего народа чистая душа. Никто не на ком не наживается. А Бородин давит. Свое счастье на чужой беде строит. Для него торговля - мечта. И ведь было же это все! Было!
ВЕРТЮК. Это ли, мужики, беда для народа - торговля, базар, подряды, кооперативы...
ЧИР. Вам там наверху хорошо теоретизировать. А здесь у нас - практика.
Опять отступают на шаг от осыпающейся земли под ногами.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Такую промашку дал Бородин - не укрепил. Что-то на него не похоже. Ведь уж первую воду, было, подняли... /Берет ведро./ Мутновата, правда, не отстоялась. Недавно поднята, видать. Надо бы закрепить стенки. Иначе вся работа насмарку.
ЧИР. Народ живет неплохо...
Все отскакивают от ямы.
ДИРЕКТОР СОВХОЗА. Ну, кто же без опалубки яму копает?! Завалило подчистую.
ЧИР. А если делячество расцветет, корысть - это будет духовная смерть для народа.
ВЕРТИК /ерничая/. А может быть, душа народа бессмертна? Вы как не полагаете? Ох уж эти мне районщики! /Обнимает Чира./
ЧИР. Я говорю, что, может быть, не так сытно народ живет, но зато... Спросите у старух. А горлохваты, спорщики эти - им все плохо. Интеллигенты - то же самое...
ВЕРТЮК. У меня такое впечатление, что вы не причисляете себя к интеллигенции. В связи с этим вопрос на засыпку: к какому классу принадлежим все мы, идущие по этому лесу? Вопрос на засыпку...
ЖЕЛТИСТОВ. Здесь сыро. Досочку надо кинуть.
Уходят. Голоса затихают. На вырубке пусто. Тихо. Вбегает ЖЕЛТИСТОВ, сдергивает доску с обсыпавшегося колодца и убегает с ней. Снова тишина на вырубке. Ни движения.
3.
В суземе, около избушки. ЧИР, ДИРЕКТОР СОВХОЗА, ВЕРТЮК, ЖЕЛТИСТОВ - с одной стороны. С другой - БОРОДИН И СЕРГЕЙ.
БОРОДИН. Быков вам не найти, а и найти, так не взять. Меня не взять. Или, может, у кого пистолет под мышкой? Так у нас ружьецо. До боевых действий дойдет? Или миром порешим?
ВЕРТЮК. Давай сперва поговорим, Михаил Петрович. А потом видно будет. Так ведь в международных делах водится. Вот я недавно в Испанию ездил... Очень выгодный договор подписал с испанцами на закупку говядины. Неужели с тобой не найдем общего языка?
БОРОДИН. Милый ты мой! Да я только тем и занимаюсь, что общий язык ищу.
ЕРТЮК. Ну так в чем же дело? Выставляйте свои условия.
БОРОДИН. Условия мои такие. Только не падайте. Такие условия. Полная свобода. Счет в банке. Право на кредит. Выход на свободный рынок. Вот хотя бы в ту же твою Испанию. То есть, чтобы не они нам говядину. А мы - им. Так что не падайте, зелена корень! Любые налоги определяйте, только дайте свободу!
ВЕРТЮК. Причина? Я не пойму, зачем вам это нужно. Подряд и так дает достаточно свободы.
БОРОДИН. А я хочу полной. Полной!
ВЕРТЮК. Свобода – это осознанная необходимость. Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества.
БОРОДИН. А я - хочу! Ты мне - нельзя. А я - хочу! Ты мне осознанную необходимость. А я еще больше - хо-чу!
ЧИР что-то шепчет Вертюку на ухо,
ВЕРТЮК. Так вот оно что! Ну, я тебе прямо скажу. Михаил Петрович, мы подобные сплетни в расчет не берем.
БОРОДИН. Ого-го! Чувствуется дипломат. Теперь поверю, что по Испаниям ездишь. Лихо повернул. Находчиво. Все, мол, сплетни. Это тебе выгодно сейчас мой китайский загибон сплетней повернуть. Да и шито-крыто. Но я ни от каких своих слов не имею моды отказываться. Ни от письменных, ни от устных. Ни от каких иероглифов. Что было, то было. Сплетни - это совсем другое. А тут чистый документ. /Пауза./ Я хочу до конца дойти. Промыслили- то и вы в нашем крестьянском вопросе до упора. То есть, чтобы землю крестьянам, которые того желают. Ну, так теперь и дело, давайте, доведем до того же упора. Мне в совхозе тесно. Вырос я. Сам могу хозяйствовать. Один. Да и то сказать, в общей-то упряжке я честно свое отходил. Дайте вольно скакнуть потомственному крестьянину, пока силы есть. Воля, так уж чтобы воля была. Любить, так королеву, зелена корень! А вам страшно! Милые вы мои! Чего вы-то боитесь, которые в галстуках да в шляпах?! Мы, мужики, не страшимся один на один с тайгой остаться, с землей. Нам не страшно. А вы-то чего боитесь?-
ВЕРТЮК. Коль пошла такая пьянка, так – собственника в тебе и боимся, Михаил Петрович. Вот ведь взял да и увел стадо в лес. Вот и управы на тебя нету. Этого самого и боимся.
БОРОДИН. А не вынуждайте меня к этому. Я таким манером свою честь и свое крестьянское достоинство защищаю.
ЧИР. Вот это как раз и есть собственнические проявления. Совхозный рабочий так бы не сделал.
БОРОДИН. Милый ты мой! Да вон твой дружок, совхозный рабочий Владленко-то - он собственник-то, каких еще на Руси не было. Он самолучшую землю от совхозной себе прирезал. Он, Владленко, молоко дачникам по полтиннику за литр продает. Да еще они ему весь сенокос ставят. Вон где чистый наем-то! Вот кого вам бояться-то надо. А я весь на виду. И по глазам вижу - директор-то не против меня. И ты, Москва, вижу тоже по глазам /приседает, заглядывает под очки Вертюку, скоморошествует/, к моей стороне прибиваешься. Вот только дорогой товарищ Чир думает, что не осилить нам с Серегой да с Виталькой этот наш крестьянский план.
ЧИР. Можно подумать, что у твоего Сергея языка нет. Парню двадцать лет, а ты за него все решаешь.
БОРОДИН. Конечно, были у него колебания, да кончились. Коли сюда прибежал.
ЧИР /Сергею, строго/. Ты сегодня должен быть на центральной усадьбе.
БОРОДИН. Почему это он сегодня должен быть на центральной усадьбе? У меня другие планы.
ЧИР. Потому что твои планы теперь Сергея не касаются. Он с сегодняшнего дня по приказу на центральной усадьбе. Согласно его личного заявления.
БОРОДИН /Сергею/. Чего он мелет?
СЕРГЕЙ /уходя/. Идите вы все!..
БОРОДИН. Ты куда, сынок?
СЕРГЕЙ /Оглянувшись/. В Ялту загорать!
ВЕРТЮК. Было - сын на отца, теперь сын от отца? Туда – сюда.
ЧИР /победоносно/. В гордом одиночестве остаетесь, Михаил Петрович?..
БОРОДИН /берет ружье, кнут/. И побредем мы с телятушками от сузема к сузему. От избушки к избушке. Яко странники. В гордом одиночестве. В полной свободе и я, и мои телятушки. На зависть всем вам. /Хлещет кнутом./ А ну, телятушки-ребя- тушки, во поход собирайтеся. В дальнюю дорогу...
ВЕРТЮК. Не порите горячку, Михаил Петрович. Что за вестерн разыгрываете! Ковбойщина какая-то, право. Если хотите знать мое мнение, а я вас уверяю, что оно кое-что значит, так я – «за». И где надо в Москве, это свое мнение я выскажу. Уверяю вас, мое слово там будет весомо.
БОРОДИН /моментально отказывается от намерения уйти в леса/. Молодец, Москва! Мы тебе премиальные начислим из фонда звена. А то и вовсе иди к нам четвертым. Мы тебе оклад выделим. Будешь у нас в Москве ходатаем.
ВЕРТЮК. Покупаешь, крестьянин?
БОРОДИН. Почему бы и не торгануть? Ведь все равно кто-то тебя покупает. Кому-то продаешься. Почему бы не нам? Ах, да! Скажешь, идее служишь. А у идеи-то у твоей какое поголовье? Севооборот? Идея-то твоя от какой деревни кормится? Не от моей ли Чернинцыны случайно?
ВЕРТОК. Ладно, свободолюб, паси своих телят как хочешь и где пожелаешь. Будешь у нас подопытным. Во всероссийский эксперимент запишем. Валяй, пробуй. Как бог на душу положит.
БОРОДИН. Воля?!
ВЕРТЮК. Но теперь держись, мужик!
Вбегает ИРИНКА с корзиной грибов.
ИРИНКА. /Бородину/. Папа, что с тобой? Почему ты плачешь?
БОРОДИН стоит уставший до изнеможения. Группа начальства удаляется. Доносятся отрывки разговора.
ЧИР. Вот приехал барин.
ВЕРТЮК. Вы - Иван Грозный районного масштаба.
ЧИР. Высшая политическая цель... Бухаринщина.
ВЕРТИК. Я же ясно сказал - эксперимент.
ЧИР. Реальная угроза безработицы…Заигрыванье с крестьянином.
ВЕРТЮК. Это жупел! Надо быть гибче... Любой эксперимент имеет свой конец!
Между этими фразами все отмахиваются от комаров и чертыхаются.
Звучит лейтмотив – песня «Мошкара-комары».
4.
На вырубке. Та же деревня Черницыно вдали. Те же бревна и доски вблизи. Та же картина запустения.
БОРОДИН ставит свежий крест на месте засыпанного колодца. У него за спиной останавливаются ИРИНКА И ВАНЬКА.
В кладбищенской тишине раздается оглушительный хлопок реактивного самолета, затем нудный высотный стон.
БОРОДИН. Вот тебе и прощальный салют получай, непутевая твоя голова. Зелена корень, с кладбища новую жизнь начинаем. /Замечает детей./ 0! Витальевич пришел!
ИРИНКА /Шепотом/. Папа, а можно, Ваня будет у нас жить? Он не хочет в детдом.
БОРОДИН. У него своя мамка есть.
ИРИНКА, Я у тети Лены спрашивала. Она согласна.
БОРОДИН /С горькой усмешкой/. Она согласна!..
ИРИНКА. Ну, пожалуйста, пусть он у нас живет.
БОРОДИН. А что? Может, так и лучше. Судьба. Он отца в этой заварухе потерял. Я - сына. Друг к дружке прибьемся - обоим хорошо будет.
ИРИНКА. Так я к маме побежала. Скажу, что ты согласный!.. /Убегают с Ванькой./
БОРОДИН /Вдогонку/. Да я ведь это так, к слову. Это ведь не котенка завести! Слышишь, Иринка?! /Остается один. Оглядывает вырубку, смотрит вверх./ Господи! Солнце- то какое! Какое солнце-то, Господи!
Переворачивает бревно. Укладывает доски. Все более одушевляется. Хватает топор. Уходит в лес. Слышится стук топора. Треск срубленных деревьев. На сцене пусто. Раздаются голоса в зале из динамиков усилителей.
ИРИНКА. Папо-у!
БОРОДИН. А-y-y-y!
ИРИНКА. Тебя по телевизору показываю-ют!
БОРОДИН. Ну-у!
ИРИНКА. Иди скоре-е-е!
БОРОДИН. Некогды-ы-ы!
Стук топора. Где-то еще начинает стучать топор. К нему прибавляется еще один. Еще. И еще...
Занавес опускается, а топоры продолжают выколачивать ритмы, будто воскресные колокола на звоннице. Слышно мужицкое «хаканье» на все лады.
Занавес