- Куда ты лезешь?!
Тимка дёрнул рулем, объезжая выскочившего чуть ли не на середину трассы мужика, и, проскочив еще метров пятьдесят, остановился. Затем развернулся и упёрся светом фар в лимонного цвета такси. Это же Клепа – Пашка Клепалов! Электропроводка, поди, замкнула вот и стоит без габаритных огней.
Уж кого-кого, а Клепу Борщев всегда узнает… Голой пятернёй Клепа сжимал витки троса.
Надо бы помочь человеку. И Тимка уже включил передачу, норовя подкатить поближе, да замешкался. Будто бы кто-то другой, второй такой же Борщев, только более настырный и жёсткий, положил свою руку ему на кисть и придержал. Помочь, говоришь, собрался, а ты сам, выходит, не человек?! По тебе, выходит, и потоптаться можно… Ты же для Клепы пустое место! Это он сейчас ежится от холода, а тогда-то, прошлым летом, что было? Вот и пускай попрыгает! Поторчит час-другой на морозе, так поймет, что земля круглая!
И, разворачиваясь в сторону города, «Волга» сердито ткнулась задним бампером в снежный сумет.
Тот яркий, как апельсин, день вряд ли забудешь. Тимка стоял у рынка. Хлебное, как говорится, место. Ошеломленные обилием товаров, покупатели буквально вываливались с сумками и коробками из ворот и устремлялись к асфальтовому пятаку обочины. Но в этот час в магазинах рынка был обеденный перерыв и потому к Тимкиной «Волге» никто не спешил. …Ну да Бог с ним! Тимка никуда и не торопился. Он любовался работой маляра, что красил чугунную ограду рынка.
Молодой русоволосый мужик расположился в нескольких метрах от основной группы рабочих и самозабвенно колдовал валиком, как бы втирая зеленую до глазной рези эмаль в завитки ограды.
- Здорово, братишка!
Тимка вздрогнул от неожиданности – около его машины стоял высоченный здоровяк. Буйной волной свисали до мягкого от жары асфальта синие спортивные штаны, в карманах которых покоились здоровенные лапы – Клепа! Кто Пашку Клепалова не знает, тот таксопарка не видал.
Клёпа лениво вытянул из штанов правую пятерню и ткнул ее в проём двери:
- Здорово, братишка! – повторил. – Чего встал?
- Как чего? – не понял Тимка. – Работаю…
- А-а… - Клепа оттопырил мизинец и звучно поскреб им безволосый затылок. – Ты, видать, в отпуске был. Не знаешь еще… Так вот, - назидательно похлопал ладонью по крыше такси, - здесь наша бригада работает, понял? …Катись отсюда! – И опять хлопнул по крыше.
Несильно вроде бы хлопнул, но в салоне отдалось так гулко, что ударило по ушам. Тимка аж вскипел:
- А ты бригадир что ли?! – То-то у рынка тачки, что раньше в аэропорту отирались, замелькали. Не до самолетов нынче народу, вот Клепа и его дружки, чтобы не потеть за рулем, собирая рубли со случайных прохожих на улицах, другую кормушку нашли. Вырвали место под солнцем!
- Чего, Пахан, не понимает товарищ? – Скрипнули тормоза, и рядом с Клепой остановилась синяя «Волга». Наверное, кто-то из местных. – Помочь?!
И еще скрип тормозов.
- Вы что, с ума посходили?! – Тимка с треском захлопнул дверь и крикнул в окно: – Третесь у корыта, не дай Бог, кто ваш кусок перехватит! Так что ли?
- Так, так… - Клёпа сунул башку в салон: - Еще подъедешь – пешком отсюда пойдешь! А колеса - в шиномонтажку покатишь.
* * *
Трасса вымахнула из лесу, ветер царапнул крышу машины, закрутился винтом и полетел следом. Холодно сегодня! К сорока, поди, градусам жмет. За те километры, что Тимка проскочил от Щекино, лишь один грузовик навстречу и попался. Хлопая пологом кузова, он промчался мимо, и долго еще помаргивали сзади, захлестываемые брезентом, фонари. Не сильно, знать, хотелось хозяину вылезать из теплой кабины и увязывать полог.
А может вернуться, помочь Клепе? Сейчас замерзнуть - пара пустяков… И Тимка хотел уже было остановиться, но вновь, как совсем недавно возле выжидательно замершего с тросом Клепалова, спохватился: нет уж! Ему ведь тогда в лицо плюнули, да ещё и потоптались на нём.
Ведь если бы не Михалыч, не усатый москвич с лоснящимся от комфортной жизни портфелем, Тимка век бы на этой трассе не оказался! Тем более в мороз. Вот теперь и представь, что ни Михалыча, ни его портфеля и близко не было! …И пускай Клепа тут мерзнет.
Но ведь москвич-то был! Тимка в отчаянии даже кулаком по баранке пристукнул.
…Он встретил его в среду. Респектабельный усач стоял на привокзальной площади и жадно всматривался окрест. Все на нем вопросительно ерошилось: и норковая шапка, и незаношенная дубленка. Портфель он держал под мышкой. Заметив подрагивающую двигателем «Волгу», бросил последний взгляд на громаду вокзала и уселся в машину:
- Вот, - выдохнул, - не узнаю город-то! …Давай-ка по центру прокатимся, а потом уже домой поедем, к старой барахолке. Я ведь, брат, тут сто лет не был! Засосала Москва…
Тимка вырулил с вокзального кольца и, минуя светофор, повернул к городскому саду:
- Как столица, - поинтересовался, - шумит?
Усач снисходительно взглянул на таксиста:
- Х-ха, это она раньше шумела! – сжал кулак и воинственно тряхнул им. – Теперь она, брат, шуршит… Доллары считает!
Иногда, не узнавая прежних мест, пассажир привставал, впивался глазами в сие преткновение мысли, затем радостно плюхался на сиденье, восклицая навроде:
- Тут мы с пацанами западенки и ставили! Птичек ловили. Такие пустыри были… - произносил мечтательно. – И воровали друг у друга те западенки. В засаду, помню, заляжешь: наловлю, думаешь, пичуг, да на крючки и свистульки обменяю. А сам уснешь. Потом хвать – нету западенки! …Как-то поймал такого воришку. Зареченский, подлец! Лет десяти. А он скукожился, вот так! – пассажир деланно съежился, показывая позу давнего обидчика. – И говорит: «Только под дых не бей!» А почему это, спрашиваю, не бей? «А потому, - говорит, - что я от поддыха икаю». Я и бить-то сразу передумал! …Сейчас бы его увидеть, а-а? Расцеловал бы в обе щеки… Хорошо было!
- Хорошо, - не согласился Тимка, - а зачем тогда в Москву уехал?
- О-о, - москвич стушевался, затем повернулся к заднему сиденью и бросил на него шапку. - Я раньше, думаешь, такой был? – Покрутил рукой, прикидывая с чем бы сравнить себя, но, не найдя в салоне ничего подходящего, отмахнул ею над бардачком около двух вершков: - Во, хмыреныш! Но сильный, собака, кандидат в мастера спорта по штанге! На меня Степка, старший брат, всегда спорил. Пойдем в выходной по рынку, а там у магазина чего-нибудь разгружают. Он и говорит: «Спорим, что этот шкет два мешка подымет!» Мужики: «Куда ему!» И спорят, на бутылку. А я хлоп оба мешка на себя и несу. Потом, бывало, и выпьешь с братом… А так и спиться можно!
И потому, окончив школу, он решил не в местный институт поступать, а в Москву уехать. Пока учился, частенько домой наведывался – тосковал, но последние два десятка лет ни разу здесь не был. И сейчас бы не оказался да получил тревожное письмо. Спился Степка! Он ведь шофер по специальности, но шофер-то плохонький:
- Я вот еду с тобой, - Михалыч уважительно посмотрел на Тимку, - и ноги скрестил. А со Степкой нет, у него все углы резкие. …Теперь вот спился. Стал на Луну летать. …В Новый год в подполье залез и до утра там просидел. Потом вылезает: на Луне, мол, был!
Как прочитал Михалыч то письмо, сразу к шефу направился. Он ведь земляк, из Щекино. Всего сто пятьдесят километров от нашего города. «Езжай, - говорит, - в чем вопрос? Заодно фирму глянешь, что Щекинские дельцы нам осенью за долги обещали!»
- Вот я здесь и оказался! – Михалыч доверительно похлопал Тимку по плечу. – Вот так... – И вдруг предложил: - Отвези-ка меня сейчас домой, к толкучке, а завтра в Щекино махнём! Как со временем?
* * *
И вот уже и добродушный Михалыч, и Щекино, и даже попавшийся на дороге Клепа остались далеко позади. Кувыркнулись в историю и будто бы не было.
Прострелив остатки громадного снежного поля, «Волга» влетела в перелесок, пересчитала фарами редкие силуэты деревьев, затем сплошь черная стена побежала вдоль трассы. Здесь уютнее. Ветер будто бы подавился колючками сосен и в изнеможении залег непонятно где.
Нет, зря он не помог Клёпе, зря! То, что Пашка дурак, яснее ясного, дурак и сволочь! Но Тимка ведь не Пашка, повыше разумом…
Надо вернуться! Подумаешь, десять километров проскочил, не пятьдесят ведь…
Впереди показался дырчатый силуэт железобетонной конструкции. Автобусная остановка. Здесь дорога чуть пошире за счет присыпанного снежком кармана. Тут и развернемся.
Кино ведь, ведь не жизнь! То вперед летишь, то назад. А с чего? От психа это: сначала от Пашкиного, потом - от своего. Сейчас спросит: «Почему сразу не остановился?» «А потому! - ответит Тимка. – Потому что ты ватная голова! И дурак ещё…»
Уж не проскочил ли он Пашку? Ночью все кошки серые. Борщев до боли всматривался в темноту. …Нет, вон он, тот лес!
Свет встречной машины оранжево скользнул из-за поворота, метнулся вбок и, наконец, уперся в «Волгу». Видать, рейсовик, любят они себя «противотуманками» украшать. Поравнявшись, тягач мигнул фарами.
А это что?! Там где трасса, выпутавшись из поворотов, норовила скакнуть прямо, на обочине дороги стоял, накренившись, огромный колесный трактор. Он бы, наверно, свалился в кювет, но его удерживала волокуша: металлический лист со стогом сена на нем.
Тут же поперек дороги замер «Уазик» с крыши которого бил, ярко освещая трактор и всю ширину кювета, прожектор. И только сейчас Тимка увидел торчащий из глубокого снега раззявленный багажник «Волги», и исковерканный задний бампер. И будто бы кровь чернела на нем.
Увидев остановившуюся «Волгу», из вездехода выскочил водитель:
- Слышь, шеф! Милицию бы…
- А Пашка-то где?
- Какой Пашка? – не понял парень. – Таксист, что ли? Механик его в больницу повез, если довезет, конечно. Мы же вдвоем ехали, две машины. А мне наказал милиции дожидаться. Да за трактористом, говорит, посматривай!
Теперь Борщев заметил торчащее из сенной горы бревно, на конце которого сидел тракторист: чумазый мужичонка в засаленном ватнике и лохматой шапке. Услышав приближающиеся голоса, он поднял башку, но шапка лезла на глаза, и поэтому он сдёрнул её и сунул за пазуху. Виноватая улыбка скользнула по страдальчески скуксившейся физиономии:
- А я что?! Я же кричу! Уйди, мол, не маши руками… Вот и домахался! …А я что? – И неожиданно предложил: - Ну, дай мне по морде, дай!
Да что толку-то… Тимка опустошенно ткнулся на скрипнувшее сиденье такси, тут бей каждого второго - и всё в аккурат будет. Всё к месту…