Когда я это поняла, а поняла я, что никто мне ничем не обязан, наверное, прямо с рождения, жить мне стало гораздо легче.
Конечно, себя до рождения я помню смутно. Это даже не память, а какие-то состояния, проникающие в сознание этой жизни, из той реальности, где я - это все, вся вселенная. Но сейчас не об этом.
Члены нашей семьи, мои предки-казаки привыкли жить самостоятельно. Вот они должны были - жить, обрабатывать свою землю, защищать свое и чужое, растить детей, молиться Богу. А им никто и ничего должен не был. Они сами полностью отвечали за свой мир.
Больше всех я обожала своего деда Ивана. Он был худым, поэтому спать ночью меня с младенчества клали к нему - не раздавит. Бабушка была грузна и боялась задавить.
Родителей вообще считали детьми - мать-то была городская. Как ей "дивчину" доверить? Никак. Поэтому меня доверили деду. И правильно сделали.
Он был очень смуглый, черновоолосый, голубоглазый. Работал с утра до вечера, кормил и обучал меня. И еще лечил. Он выращивал кроме всего прочего самосад. Курил его по вечерам. У него была красивая трубка. Вот этим самосадом он и лечил от всего.
Если я приходила с синяком или кровоподтеком - пепел из дедовой трубки в него втирался. Если рана была открытой, то ....ну, опущу, чем у нас лечили открытые раны (но тоже заживало быстро). Если болело что-то внутри, чаще всего живот, то дед заворачивал в свой полушубок из овчины и клал спать на печь. Там все и проходило.
Спать ребенку одному было нельзя - к утру замерзнет. Ведь дом был деревянный, большой. Топился печью. Утром в ушате с водой на кухне был лед.
В моем детстве мне уделяли внимания ровно столько, сколько его было нужно, чтобы я могла выжить и научилась ходить в храм. Остальное от жизни мы, дети, брали сами. Это был великолепный опыт. И поэтому теперь, когда уже полжизни прошло, я никого ни в чем не виню. И ни о чем не жалею. Понимаю только, что жизнь снова меняется. И я ее за это благодарю, как и своих родных. А на фото - мой дед Иван после войны с товарищем. Мой дед сидит. Он тут совсем юный, как сама жизнь, в которую он меня и привел, отогревая морозными ночами и до самой своей смерти. А теперь отогревает и душу.