А МЕСТО ЛИ СОВРЕМЕННОМУ ХУДОЖНИКУ В ДВОРЯНСКОЙ УСАДЬБЕ?
Татьяна и Екатерина Спасоломские, и два Владимира, Мартиросов и Амодео, — в грибоедовской «Хмелита»
Только современное вИдение даёт ценностно целостное звучание прошлому, только близость традиции и вырастание из основы, сохранённого цивилизационного остова, укоренённые во истекшем времени, дают актуальному культурный вес. Жемчужина елизаветинского барокко нашей национальной усадебной коллекции, грибоедовская Музей-заповедник «Хмелита» давно претворяют это убеждение в своей выставочной, экспозиционной стратегии в практику, щедро отпуская живым авторам всех возрастов и направлений свои площадки под творчество и эксперимент. Как в экспозиции, так и в технических, служебных помещениях можно встретить произведения авторов, для которых «Хмелита» дорогА и дорОга, например, живописные полотна патриота и подвижника Усадьбы, Владимира Александровича Десятникова, который передал музею не только свои авторские работы, но и богатое собрание, среди экспонатов которого, пожалуй, — самый популярный и радикальный современный автор, стоЯщий особо над всеми и стОящий совсем не мало, Анатолий Тимофеевич Зверев!
«Портрет в саду, или Сад расходящихся тропок» (по Хорхе Луису Борхесу, куратор Татьяна Спасоломская), 23 02 2024 — 07 04 2024, с успехом проходящая сейчас и закономерно, по текущему вызванному интересу, продлённая Выставка четырёх авторов — новая ступенька поступи этого экспериментального движения подъёма: старинное — современное, временное — постоянное. Выставка выстроена куратором Татьяной Спасоломской, экспозиционером и участниками, будто продолжение и положение театральности, как таковой, что, пожалуй, самый органичный ход формирования и подачи материала в гостях у хозяина усадьбы, автора бессмертного шедевра, комедии «Горе от ума», Александра Сергеевича Грибоедова. Спасоломские, мать и дочь, — птенцы одной устойчивой и мощной театральной традиции, ученицы прекрасного художника и педагога, заведующего Театральным отделением Московского областного художественного училища имени-памяти 1905 года (исчезнувшее название того времени, в этом Училище у своих прекрасных педагогов на Оформительском отделении в 1973 — 1977 учился и я) Татьяны Ильиничны Сельвинской. Владимир Мартиросов — активно действующий сценограф, постановщик, выпускник ГИТИС-а, ученик Сергея Бархина. Бронзовые девы Амодео артистичны, не говоря уж о самом авторе с итальянскими корнями: как-то даря композицию «Репетиция», скульптор честно признался прессе, что его скульптуры ближе всего танцу! По известному выражению “Театр начинается с вешалки” произведения встречают нас прямо с порога, сопровождают в гардеробе, причём в нижнем, совершенно нежданном, регистре зрения, да ещё незаметно в углу при ногах, и дале не отпустят. Помнится, впервые попав в ‘’хорошие места‘’ на Западе, я был шокирован, встречая в различных интимных местах, заведениях и площадках дорогие картины и ошеломительного (того времени и уровня печати) качества воспроизведения с фактурой и передачей градаций блеска факсимильные репродукции мировых шедевров живописи. Это подчёркивало, что нет не сакрального пространства пребывания человека на земле, и того времени и занятий, когда нет посвящения себя высокому и предназначения к высшему, созерцанию ли, размышлению, чувству! Экспозиция — это росчерк личности; и вот такие её неожиданные жесты, как картина при переобувке, заставляют наклониться и присмотреться не только к обуви, но и к тому, каков дар художника на полотне под вешалкой? — ведь качество не только на передней стенке на освещённом месте сразу при входе, как обычно вешают то, что думается продать скорей и подороже, но его потрудись и сам углядеть там, где не сразу отыщешь, низко в тени.
В отличии от московских выставок, где просто нет места под повеску по действующей, так сказать, „цене и значимости“ площадей, «Портрет в саду, или Сад расходящихся тропок» насыщена экспонатами элементарно большого числа по предоставленной Усадьбой «Хмелита» художникам возможности показать Выставку в просторных залах Музея. Здесь никто из представленных авторов не отделался репликами, но написал свои повестки и повести жизни, представ в полный весь свой творческий рост и качеством и количественно. Кстати говоря, именно количество даёт представление о ровном дыхании при работе (как при стайерском беге в длинные годы дистанции): за любыми экспериментами, репликами, soundcheck-ами и пробами должна быть личностная, хорошо проглядываемая и узнаваемая авторская плоть и речь. Не стоит забывать, что объём сделанного, показываемого, ведь это не только, не столь и не просто "информация", так сказать, но выверенный ритм исшедшего, жития, при котором художник трудился годы и плодотворно. Бесспорно, можно слыть, как и быть, увлечённым и разнообрАзным, разноОбразным, но нельзя вечно ломаться под увлечениями и другим, не твоим, не своим, пусть и гениальным. Безусловно, помним слова великого мыслителя, лирика Поля Валери „Лев состоит из переваренной баранины“, находя верный ключ к оценке художника. надо сказать, что все представленные в `выставочном саду` «Хмелиты» авторы, несмотря на влияния, узнаваемые ассоциации с христоматийными художественными канонами (проглядываем Матисса, Кольдера, Модильяни...), состоялись; а объём показанного говорит, что художники не просто „нашли себя“, а "пашут" свою (узнаваемую) ниву давно. И всем творениям найдено ещё своё органичное место. Выставка эмоционально едина, хотя, на первый взгляд, перекличек у авторов маловато. Видно, что, скорее, выставочный коллектив сшит не единством творческих ``Credo``, но личными, личностными отношениями; — но разве это ново, плохо и зазорно или запрещено?
Конечно, идея автопортрета своей экспозицией каждого из участников в запутанном лабиринте (любимая тема Спасоломской-философа — станковиста-живописца) общего пространства Выставки — дело правильное, но вот для следования мистике Хорхе Луиса Борхеса, надо ещё бы работать <...>; и я бы не соединил мысль "Портрет в саду", в целом отличную, подходящую вполне для данной Выставки авторов, с «Садом расходящихся тропок» по Борхесу, где у которого есть идея бесконечности в сочетании многих не сходящихся друг с другом Потоков Времени, параллелей, в которых (однако?) единовременно существует Персона, Личность, Человек: нет более линии, как пути, есть кружево, в котором ты — множество с многими судьбами разом! Бесспорно, образ Сада, как Рая, на Земле ли, на Небе, это то, что будет вечно возбуждать и побуждать авторов на творческий подвИг, пОдвиг творчества; и усадьба, особенно такая, как грибоедовская «Хмелита» — не лучшее ли этому место? Но Борхес куда сложнее; и можно было назвать Выставку вне ссылки на него, упрощая и уплощая без потери, «Портрет в саду»: лишний замах не всегда красит удар!
Ещё один удачный эксперимент Выставки — "Лаборатория", отдельно отстоящая "выставка в выставке", "книга в книге", "рамка в рамке", как говорят, где, как бы, показываются те вещи и близкие авторы, которые формируют круг, вкус и дух наших четырёх экспонентов. Я слышал, что изначально предлагалось сделать персональную выставку Спасоломской, но она преобразила её в квартет (четырёх), но а Екатерина Спасоломская пошла ещё дальше по кругам, показывая друзей друзей уже... Ах, как благородно вписывать в своё братское! И обе Спасоломские, мать и дочь, высоки тут! Но ведь могли же запросто\легко заполнить всё только своим? — Несомненно, работ у каждой из них предостаточно. Ну не поступили же так? Вот спасибо им! — Заметили; и ценим. В "Лаборатории" неожиданно можно встретить и живописные полотна земляка Грибоедова, живущего сейчас неподалёку Музея, Игоря Васильевича Кислицына, иконописца, живописца, но и сценографа, чьё творчество ныне определяется также высоко, как и его друзей, нонконформистов — участников знаменитых выставок начала 70-х в московском Измайлово, в том числе, легендарной, так называемой, "Бульдозерной". Игорь Кислицына тоже помню ещё и по родному тому же Училищу, глубокую прививку которого мы все получили в бесценные нам молодые годы учёбы в Alma Mater, всегда ностальгируя по ним, ушедшим, мелькнувшим...
Если Спасоломские — декоративны, праздничны, ярки, а Амодео очень комфортен и коммуникабелен, то есть в этой Выставке и свой парадокс, акцент: звучащие 'мобили' Мартиросова, кинетические art-объекты особой красоты и созерцательности, сшибающие зрителя с привычных ему "катушек" и ходов восприятия и мышления. Их рождением, по словам Владимира, он обязан несколькими месяцами занятий в детстве в кружке авиамоделирования, где и научился многому из того, что умеет, применяет и делает сейчас. Не могу не сказать, что по самой сути, пожалуй, мистике философии Сада соответствуют, как раз, более всего из Выставки именно они, движущиеся крайне медленно и однотонно скульптуры Владимира. Ба! — вглядишься? так увидишь на лопастях его art-объектов ещё и ядра цветов, лепестки, пестики, тычинки, крылышки, лапки и глаза насекомых, извечных жителей растений, бабочек\стрекоз, а то и лопасти внеземных летательных аппаратов будущего или, наоборот, ожившие скелеты воздушных кораблей с чертежей гения Леонардо? А не ангелы ли так выглядят, как 'мобили' Мартиросова? Мало того, так скульптуры Мартиросова ещё и звучат! Это происходит неожиданно. Становится даже страшно. Музыка ли? Ищешь источник звука... А найдя, скорее выглянешь, засмотришься в окошко с испугу (чуда всегда поначалу чураешься, пугаясь) и прислушаешься: как цветы и листья говорят нам под ветром за стеклом? Мартиросову удалось многое этим возбудить в зрителе, он что-то открыл! Не буду описывать, что (конкретно)... При всей его механистичности, инженерии, сцено-графичности, — это, правда, — о Тайне Природы. Уместно вдвойне армянину, Владимиру Александровичу Мартиросову, родившемуся, тем более, в Тифлисе, делать Выставку в Музее-заповеднике «Хмелита», в гостях у павшего за нас, за наш на\род армянский, Александра Сергеевича Грибоедовах, востоковеда, композитора, поэта, схороненного в Тифлисе, в гроте под Храмом Святого Давида на горе Мтацминда, с супругой, прекраснейшей Нино Александровной Чавчавадзе, с которой ему, Александру Сергеевичу Грибоедову, довелось прожить\провести вместе лишь несколько недель; о Боже! ужас...
Музей пошёл в этот раз впервые, представьте (почему не раньше?) и ещё на один эксперимент, устроив московским и вязёмским гостям Вернисажа праздник, выездную однодневную экскурсию из Москвы, привезя специальным музейным автобусом художников и гостей также и из Вязём. Честно говоря, этот "формат" очень давно и надо было внедрять. Вспомню из своей выставочной практики многолетнюю, более 5 лет, историю сотрудничества с легендарным Пархомовским историко-художественным музеем имени А.Ф. Лунёва в селе Пархомовка Краснокутского района Харьковской области Украины, лучшим сельским музеем на Свете, где мои выставки видели ежемесячно тысячи. И это было достигнуто легко: в Пархомовку ежедневно привозили экскурсантов автобусами из трёх соседних братских республик\стран, России, Украины и Белоруссии. Ограничиться только этой хвалой Пархомовки невозможно. — Это чудо! Давайте вспомним, что чудо всегда возможно. Пархомовский музей в средней школе создал с своими учениками и для них, для села, сельский учитель, Афанасий Фёдорович Лунёв. Но он начал вояж, лично общался и обращался к художникам (Конёнков, Фаворский, Сарьян...) и в лучшие музеи мира, дружил, и ему, его Музею, дарили, поражайтесь, это совершали: Дрезденская картинная галерея, берлинский Музей Боде, Московский Кремль, Эрмитаж, Русский, Пушкинский, Третьяковка... Теперь Музей имени А.Ф. Лунёва в селе Пархомовка — в графской усадьбе Подгоричани, хранит, вдумайтесь только, не чудо ль: Ван Дейк, Пикассо, французские импрессионисты, Писарро, Ренуар, Гоген, Кандинский, Малевич, Русский модерн и авангард, Кипренский, Айвазовский, Репин, Шишкин, Левитан, Серов, Сарьян, Юон, Головин, Бенуа, Рерих...
Я бы вот что отметил, что критиковать Выставку решились (глубоко извиняясь, при этом) лишь приглашённые вязёмские художники; а не для них ли, для "местных", как говорится, и должно быть всё это? Важно, как раз, стирать культурные дамбы и шлюзы, зазоры между жизнью в районах и в столицах. Этот "перепад высот" нужно сокращать и стирать, как можно скорее и немедленно! Хорошо было бы, если бы были встречи с художниками (каждому — по отдельному посвящению, Вечеру). Важно и просветительство, художнику нужно самому пытаться рассказать о себе и своих "делах" людям, которые живут творчеством, но также, людям, от него совершенно далёким. Выставка — это сцена. Так разве может вырасти The Artist вне и без неё, тем более, театральный художник, сцено\граф, каковые все есть наши тут мастера с этой Выставки?
Напомню и обращу внимание и вот на что, в Пархомовке, да и везде, где я контактировал и работал в музеях: Абрамцево, Мураново, Музей протоиерея Александра Меня в Сергиевом Посаде (я один из основателей, создателей), Суриковский, 5 болшевский подмосковных музеев и так далее, — отлично понимали, что контакт с современными авторами — это ключ к публике, к интересу, многоплановому живому общению и к посещаемости, к привлечению нового круга лиц, молодого поколения и к актуальному креативному языку, а также к формам его пластического воплощения и перевоплощения. Выстраивание мостика разговора между поколениями, временами, совершенно необходимо. Кстати, занятия Абрамцевского художественного училища имени Васнецова (бытовое название) всегда начинались с посещения в их первый день Музея-заповедника «Абрамцево». Там первокурсников в первый день занятий встречали мы, искусстоведы, реставраторы, хранители. Вспомню о двух наших абрамцевских легендах! О керамике Врубеля им, начинающим свой ученический и творческий путь в первый день занятий вещал собиратель, исследователь, хранитель и реставратор керамики Михаила Врубеля, Невский, Вильямс Алексеевич, а о прекраснейшей коллекции новой по тем годам живописи: Пётр Кончаловский, Надежда Удальцова, Александр Древин, Михаил Соколов, Илья Машков, Василий Рождественский, Татьяна Маврина, Николай Кузтмин и многие другие, собранной уже на плечах знаменитого "Мамонтовского кружка", — им повествовал Куншенко, Алексей Иванович, ходивший и писавший за живыми художниками, так горячо, преданно и искренне друживший с художниками, что те многое и очень охотно ему просто дарили в Музей... Да я бы ещё поспорил, реставрируя, как сотрудник, Музея-заповедника «Абрамцево», что более завораживает, "мамонтовское" или "советское" («Отдел Советского искусства» — так тогда называлась `вотчина` Алексея Ивановича)?
Сейчас в «Абрамцево» выставляют Лазаря Гадаева и Наталью Нестерову, — уже тоже классика!
Закончив Абрамцевское художественное училище, выпускники приходят в наш Музей работать, иногда даже после занятия ответственной преподавательской должности, могу в связи с этим назвать, привести примером нынешнего реставратора керамики Музея-заповедника «Абрамцево», выпускницу Училища, Анну Воробьеву, под руководством которой, как Заведующей учебной частью, я тоже имел честь в свои годы преподавать в Абрамцевском училище.
Да кстати, не „время лечит“ и, как выражаются „рассудит и всё расставит на свои места“, а со временем являющиеся люди, имеющие ясность взгляда на вещи, назовут наконец смело их точными своими именами...
Традиция наша — из рук в руки, от сердца к сердцу. Музеи строят люди, понимающие, что память — это корни, из корней — стволы, ветви, листва, цветы, плоды, дети наши и будущее!
февраль 2024 — 2024 апрель, Артём Киракосов, реставратор