Здесь мы с руководителем провинциального ансамбля средневековых инструментов сходили в один католический храм. Он специально договорился поиграть с местным органистом. Не помню уже, как этого нашего музыканта звали, но играл он на многих старинных инструментах. В этот раз взял с собой то ли гобой д'амур, то ли флейту-траверсу – сейчас тоже не вспомню. А играли они с пожилым и очень красивым итальянским органистом отрывок из Пасхальной оратории И.-С.Баха, а пятеро мальчишек из церковного хора пели. Но… опять в деталях не вспомню. В который раз я пожалел, что в свое время не вел ни дневника, ни даже журнала. Эх, если бы мне попались тогда воспоминания великого нашего соотечественника А.Н.Болотова, я бы обязательно вел хоть какие-то записки… а теперь – вот только на память и надеюсь, но она ведь несовершенна. А дальше круиз пошел с какой-то жутко повышенной скоростью. Дошли до Марселя, стоянка была пару дней, а что там делали – не помню. Смутно вспоминаю, что с Ильей, Ниночкой, «дочкой» и Глаговским куда-то ездили на автобусе, а куда и зачем - как отрезало. Вот о стоянке на Мальте кое-что помню. Это был порт приписки нашего парохеда, поэтому мы себя чувствовали, как дома. Много купались в заливе, километры накручивали пешком по брусчатке улиц старинных, иногда чего-нибудь «принимали на грудь», но очень умеренно. А на одной улочке увидели странную картину: сидит на табуретке перед открытой дверью в дом мужик, спиной к дороге, и пристально смотрит внутрь. Хм… Подходим ближе, а оказалось, что он так телевизор смотрел, который стоял в глубине квартиры – видать, жарко было внутри, нагрелось его каменное жилище, вот он и выполз на холодок… А на другой день мы гуляли себе, гуляли и дошли до какого-то большого, монументально-солидного здания из песчаника, украшенного гербами на фасаде. Выяснилось, что это была ихняя главная мальтийская тюрьма. Сидел там грустный какой-то дядька в красивой форме, очень прилично чирикавший на американском суржике – оказался начальником этого заведения. Поболтали немного о погоде, и так – вообще. Он экскурсию провел по тюрьме, показал нам камеры, столовку, библиотеку, спортзал – все мило и чистенько. Но - пусто нам там показалось. Ага, говорит – нету заключенных, потому что не совершают у нас люди преступлений, ибо живут все хорошо. Ну, то есть, один-то есть – убийца, но я его на выходные домой отпустил, к деткам. Как можно, говорим, такого общественно опасного типа отпускать – сбежит! А он говорит, да нет, не сбежит – он парень хороший, и слово его твердое. Так убийца ведь, говорим! Ну, да, говорит, он жену за измену с пирса в море сбросил – ну, так, попугать хотел. А она отчего-то не выплыла (так-то она хорошо плавала, да тут на Мальте все хорошо плавают, но вот – не выплыла, башкой о камень стукнулась, что ли). Трагическая случайность, говорит. А может, и кара Господня за ее грех, кто знает? Ну, вот теперь наш невольный убийца ждет, что ответит наш президент на его прошение о помиловании. Может, и помилует, а то дети-то без мамы остались, так что ж – их теперь и отца лишать?
Такие вот там, на Мальте, шекспировские страсти разыгрывались. Не знаю, чем дело кончилось. А только потом мы в Александрию пошли. Там тоже немного погуляли, на экзотику разную поглазели. Меня там больше всего прикололи мальчишки-разносчики, которые из кофеен и чайных разносили клиентам чай и кофе в стеклянных и фарфоровых чашечках. А клиенты могли быть и в разных конторах, и просто на улице в тенечке сидеть. Ловкие мальчишки там бегали – ни капельки не проливали. А из Александрии мы ездили на автобусе в Гизу, оттуда к пирамидам. Ну, то еще «удовольствие». Даже и вспоминать не хочется – пыльно, грязно, машинки у таксеров-арабов были старые, опасные, сами они наглые (пока не рявкнешь и кулака не покажешь – прикидываются вениками). Сейчас, говорят, там получше – но верится с трудом.