Шумно у Ермошки - сам Ястребов гуляет. Попадает иногда, раз, примерно, в год вожжа под хвост бубликом наипервейшему в губернии скупщику и хищнику, куролесит он тогда по самым затрапезным кабакам, собирая вокруг себя бывалошних знакомцев, хоть и возвысился прежний жулик, но старобывалошное накрепко помнит, начинал ведь еще со знатным промышленником Иваном Пятаковым по прозвищу " Куплю и выкуплю ", тем самым, что на Пасху саму купчиху Громову в церкви перебил трешками, а потом вынесен был гайдуками и обобран напрочь.
- Ожадела баушка Лукерья, - жаловался тонким противным голосом пьяному Ястребову Мыльников, нетвердо подпирая закоптелый потолок кабака нелепой шапкой, - на опохмел души копейки жалкует, все пучится, я, мол, ста да я - ста, мы даже с Палачом ухойдакать ее чуть не порешили.
- Чуть не считается, - натужно хрипел Ястребов, заливая вином нечистую столешницу, - а хошь вот, напримерно, рупь целковый срубить ?
- Хочу, - смущенно признал правоту хищника Мыльников, придвигаясь вплотную.
Ястребов протянул ему стакан водки алой и горячечно зашептал, заплевывая лицо Мыльникова мелкой злобной слюной :
- А иди вота к Ермошке, скажи ему, что хочешь песку золотого продать за недорого, а сам нож ему в бочину и тычкни.
Мыльников испугался. Затрясшись и скособочившись лицом завсхлипывал, хватая Ястребова за руки.
- Ой, - выл Мыльников, придурковато оглядываясь и дрожа, - не губи душу православную, не подбивай на грех - то, а ну как ...
- Ничего не как, - отводил его руки Ястребов, звеня в кармане червонцами. - Э - ге - ге, да как звенит !
- Э - ге - ге, да как блестит ! - вторил ему Мыльников, заулыбавшись. - Это Гоголь, Кокий Пармяныч, украинская классическая литература.
- Що нэ вмэрла, - сурово подтвердил Ястребов, оборачиваясь тут же за столом бандеровцем и блогером. - Ступай.
Мыльников осторожно просочился в чистую, куда Ястребов, попадая в загул, заходить брезговал, как ни уговаривал его хозяин заведения. Статусная чистая была сооружена обочь основной залы трактира, предназначалась купцам или жуликам знатным, пропивавшим хабар, там обычно и обитал сам Ермошка, красуясь тщательно выверенным пробором на макушке щедро сдобренной деревянным маслицем продолговатой головы.
- Ухойдакать решил ? - скучным голосом поинтересовался Ермошка, наставляя на Мыльникова кулацкий обрез. - Подручным бандеровцев заделался ? Где твой патриотизм, Мыльников ?
- А вот тута, - скинул пестрядевые шароваришки отчаянный Мыльников, - видишь, сука, яйца отчекрыжены ?
- Это тебя чечены кастрировали, - заметил Ермошка, щелкая курками, - на первой войне еще. А в жопу - то трахнули ?
- Бог миловал, - вернул шкеры на законное место Мыльников, бесстрашно доставая из - за голенища сапога кривой свой нож, - на клыка только вальнули. С тех пор я, - заскрипел жутко зубами Мыльников, надвигаясь на Ермошку, - именуюсь Бабченкой.
- Блогер, - захохотал от дверей в чистую донельзя довольный Ястребов. - Несогласный и социально - активный.
- Ну а я, стал быть, - разрядил оба дула обреза, внавал забитых картечью, в Мыльникова Ермошка, скривившись лицом, - член комитета Двадцать пять.
- Бей ! - орал Ястребов, благоразумно не отходя от дверей. - Убивай !
- Во имя дедов, - шептал побелевшими губами Ермошка, цинично топча тело павшего сапогами, - во имя правды и восставшего Дамбаса, в память дней побед и прочей давно сгнившей х...ни.
Проезжавший мимо кабака на съезжую исправник загадочно ухмыльнулся в густые с прожидью усы, понимая, что пока неистовые в своей оголтелости бойцы подсознания обитают тщательно и скрупулезно выверенными площадками возможностей, быть ему исправником вечно, а там, кто знает, возможен и социальный лифт, что приведет прямо на небо. В генералы ФСБ или МВД, по х...й. Да хучь в Александрову или Преображенскую, потому тута наименование не столь и важно, главное - суть.