Глава девятнадцатая
На следующий день Гурьев пришёл на службу в семь часов утра. Открыл окно, закурил папиросу и на чистом листе бумаги написал:
СЕКРЕТНО
Начальнику Ростовского окружного жандармского управления ротмистру Апостолову А.И.
20 июня 1891года
Господин ротмистр, докладываю Вам, что после тщательного изучения дела агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ» и долгой беседы с секретным сотрудником «Байрон», работавшим по этому делу, я пришёл к выводу, что все факты, за исключением 09 января сего года, были полностью сфальцифицированы поручиком Швачкиным Павлом Степановичем.
Поручик Швачкин совершил должностной подлог.
Дело агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ» в действительности существует только на бумаге.
Поручик Гурьев.
«Так один документ уже готов!» - с удовлетворением подумал Михаил после того, как вслух прочитал докладную записку.
Он выкурил ещё папиросу и начал делать копию донесения секретного сотрудника «Байрон» от 19 июня 1891 года.
- Господин ротмистр у себя? - спросил Гурьев у адъютанта ровно в одиннадцать часов.
- Да! - сухо, как всегда. ответил Кирсанов.
- Я могу пройти к нему?
- Сейчас доложу! - важно заявил адъютант и открыл дверь кабинета Апостолова. - Александр Иванович, к вам Гурьев!
- Пусть входит! - раздался голос начальника окружного управления.
- Здравия желаю, Александр Иванович! - поздоровался Гурьев, зайдя в кабинет начальника.
- Здравствуйте, Михаил Иванович! А я уже собрался звать вас к себе! Вы, надеюсь, пришли с планом реализации? - ротмистр открыл верхний ящик стола, что-то пытаясь в нём найти.
Долго шарил. Открыл нижний. Закрыл его и вздохнул.
- Присаживайтесь, Михаил Иванович! Показывайте чего это вы там написали!
- Вот мои очень короткие выводы, - Михаил протянул ротмистру свою докладную записку.
Апостолов взял и принялся читать. Сначала его лицо сделалось красным, а затем принялось менять свой цвет на бледный.
- Поручик, что это вы себе позволяете! Я спрашиваю вас, что вы здесь написали? - ротмистр выскочил из-за стола.
Гурьев поднялся со стула и стоял по стойке смирно.
- Я написал то, что произошло на самом деле. Без фантазий и подлогов! - Михаил пристально смотрел на Апостолова.
- Вы догадываетесь, что с вами будет за то, что вы оболгали честного офицера поручика Швачкина? Или нет? Так я вам сейчас всё обрисую...
Михаил молча сунул в руки начальнику донесение «Байрона».
- Прошу вас, господин ротмистр прочитать, а затем делайте со мной, что хотите! - холодным тоном заявил Гурьев.
Апостолов вновь сел за стол и принялся читать первый лист. Затем второй... Лицо у него уже не было смертельно бледным, оно позеленело. После чтения третьего листа губы у Апостолова стали дрожать. Он попытался взять графин, чтобы трясущимися руками налить себе воды, но не смог.
- И что мне с этим теперь делать? - тихо произнёс он, словно спрашивая сам у себя.
- Закрыть дело агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ» так, как факты не подтвердились, - усмехнулся Михаил.
- Нет! Нет! Это невозможно! - попытался закричать ротмистр, но вместо этого у него получились малопонятные хриплые слова. - В Новочеркасске от нас ждут блестящей реализации, в Санкт-Петербурге настаивают на скорейшем разоблачении хорошо законспирированной опасной антигосударственной группы... Это невозможно! Вы понимаете это, Гурьев! - Апостолов приложил ладонь правой руки к сердцу. - Ах как сильно здесь начало жечь. Как сильно....
- Может быть телефонировать доктору? - встревожился Гурьев.
- Здесь, здесь доктор не ... не поможет, - ротмистр закрыл глаза.
- Тогда у меня есть ещё один вариант, как решить этот .. этот, - Михаил никак не мог подобрать нужного слова, - это вопрос, скажем так.
- Говорите! - махнул левой рукой Апостолов.
Гурьев начал объяснять предложение, которое ему подсказал вчера вечером Шубинский. С каждой его фразой ротмистр становился бодрее. Сначала он положил руки на стол, затем начал меняться цвет его лица, а после того, как Михаил закончил, у Апостолова заблестели глаза.
- В принципе, в ваших словах есть что-то рациональное! Оставьте мне бумаги и можете заниматься делам службы. Позовите мне Грабовского! - с каким-то облегчением выдохнул ротмистр.
- Слушаюсь! - Михаил вышел из кабинета начальника и сразу же в коридоре наткнулся на штаб-ротмистра.
- Николай Васильевич, здравствуйте! Вас срочно зовёт к себе господин Апостолов! - сообщил Гурьев.
- Иду! - ответил тот.
Михаил вынул кипу бумаг, которые должен был обработать, но ,почему-то, не мог ни читать, ни писать. В голове у него засела другая «заноза»: «Что же будет дальше?»
Во время обеда Гурьев довольно рассеяно ел горячий острый борщ. Напротив него, за столом, сидела Антонина, и подперев подбородок правой рукой, с любовью в глазах наблюдала за Михаилом.
Он ел молча и быстро, как никогда.
- Мишенька, что-то случилось? Ты ничего мне не говоришь! Борщ не понравился, а? - с тревогой спрашивала она.
- Тоня, вкусно, как всегда, - односложно ответил Михаил.
Калмыкова заулыбалась. Вздохнула.
- Ой,Мишенька, вспомнила! Только сегодня узнала, что прям напротив Собора, на улице Московской есть магазин Келле-Шагинова, - она загадочно посмотрела ему в глаза.
- Чего замолчала? Что за магазин? Налей мне, пожалуйста, ещё одну тарелочку борща, - попросил Гурьев.
- Ой, Мишенька, сейчас! Сейчас, мой родной! Вот кушай на здоровье! Хлебушек у тебя есть? Ага, есть! Магазин называется «Офицерские вещи». Я его раньше не видела, а может просто не замечала. Даже и не знаю. Там вход узкий, незаметный такой. Разобрало меня любопытство, и я зашла. Мамочка моя родная! Чего там только нету! - Антонина всплеснула руками.
- Да ты что!? Надо мне будет обязательно туда зайти, - одобрительно хмыкнул Михаил. - На следующей неделе вместе с тобой сходим.
- Правда, Мишенька? - искренне обрадовалась Калмыкова.
- Конечно, правда! На второе что там у тебя есть? Рагу? - спросил он.
- Да, Мишенька, рагу! Сейчас принесу!
В шесть часов вечера в кабинет Гурьева зашёл Кирсанов.
- Михаил Иванович, обязан вам сообщить, что ротмистр Апостолов заболел. Обязанности начальника Ростовского окружного жандармского управления исполняет штаб-ротмистр Грабовский. Поручик Фёдоров завтра уезжает в командировку по волостям. Вас срочно приглашает к себе штаб-ротмистр Грабовский! - официально и строго сообщил Кирсанов, - вы должны быть у него без промедления! - добавил он.
Гурьев постучал в дверь кабинета Грабовского.
- Да! Входите!
- Разрешите, Николай Васильевич! Добрый день! У меня есть полный портси..., - Михаил хотел было полезть в карман за портсигаром, но застыл, увидев как неприязненно и холодно смотрит на него штаб-ротмистр.
- Гурьев, принесите мне, прямо сейчас, дело агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ»! Идите! - приказал Грабовский.
- Слушаюсь... - растерянно произнёс Гурьев и вышел.
Через несколько минут с папкой в руках он стоял перед столом штаб-ротмистра. Грабовский молча что-то писал.
- Сколько страниц насчитывает дело? - коротко бросил он.
- Какое дело? - не понял Гурьев.
- Как какое? То, которые вы держите в руках! - раздражённо, как идиоту, пояснил Грабовский.
- Шестнадцать страниц, - ответил Гурьев.
- Шестнадцать страниц! - повторил Грабовский и поставил витиеватую подпись. - Я написал акт приёма -передачи дела агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ». Расписался. Теперь вы, Гурьев, ставьте свою подпись. Вот вам ручка! Вот чернила! Расписались? Прекрасно! Я сейчас приложу пресс-папье, и документ будет готов. Кладите мне папку на стол, затем берите акт и отнесите его Кирсанову! Вы поняли, Гурьев? - Грабовский облизал свои сухие тонкие губы.
- Понял! Разрешите идти?
- Да!
- Михаил Иванович, завтра служба у всех нас начинается в восемь часов утра! Это приказ начальника! Всем быть в мундирах! Вы поняли? - предупредил Гурьева адъютант.
- Конечно понял, Дмитрий Ильич! - ответил Михаил.
«Они меня за придурка стали считать? Разговаривают как с умственно отсталым человеком. Странно всё это! Ладно, посмотрим, что будет завтра».
Всю ночь ему было как-то неспокойно. Михаил целовал Антонину, гладил её горячее тело, а в голове сидела «проклятая заноза»: как закончится дело «ВЕСЕЛЬЧАКИ».
«Никогда и ничто меня так не мучило, как эта история, которую придумал Швачкин. Он совершил подлог! Преступление! Страдаю, почему-то, я? Это же в корне неправильно, я понимаю, но сделать пока ничего не могу. Что будет завтра?»
Ровно в восемь часов утра Грабовский начал проводить совещание. Присутствовали Кирсанов, Гурьев, Потапенко.
- Гурьев, почему на вас мундир пехотного поручика? - штаб-ротмистр скривил свои тонкие губы.
- Не успел ещё пошить, Николай Васильевич! - встал из-за стола Михаил.
- Не годится! Сделайте всё, чтобы у вас в кратчайшее время был мундир Отдельного корпуса жандармов! Садитесь! - недовольно произнёс Грабовский.
- Слушаюсь! - Гурьев сел.
- И так господа, сегодня мы начинаем реализацию дела агентурной разработки "ВЕСЕЛЬЧАКИ". С шестнадцати часов начинаются задержания всех подозреваемых в антигосударственной деятельности. Всего их 6 человек. Мы должны "помочь" преступникам "по своему желанию прибыть" в управление для "добровольной" дачи показаний, которые будут нами потом оформлены, как явки с повинной. Задержанные доставляются в городское управление полиции и помещаются в клетки для криминальных преступников и прочего сброда, который там временно содержится. Мужчины к мужчинам, женщины к женщинам. Вместе с нашими унтер-офицерами, одетыми только в цивильное платье, будут задействованы шестеро городовых в мундирах. С заместителем полицмейстера вопрос уже решён. Ответственным за задержание и доставку подозреваемых лиц назначаю Потапенко! - Грабовский посмотрел на вахмистра.
- Слушаюсь! - подскочил со стула Потапенко.
- Главная задача этой, так называемой "групповой явки с повинной", в том, чтобы все лица, проходящие по делу агентурной разработки "ВЕСЕЛЬЧАКИ", написали признания в том, что 9 января 1891 года на квартире Амосовой Надежды они слушали, как Бурлаков вслух читал прокламацию, которую сам и принёс. Для того, чтобы "весельчаки" сделали свои "признания" быстро и без упорства, мы на несколько часов поместим их в камеры для криминальных преступников. Допросы начинаем после двадцати двух часов, по моему личному указанию. Работать, возможно, придётся всю ночь, поэтому все могут уйти на обед в двенадцать часов пополудни для того, чтобы вернуться на службу в шестнадцать часов. Иногда я могу быть занят, допрашивая некоторых задержанных. В этом случае при появлении каких-либо вопросов обращаться к Кирсанову. Он будет являться координатором всех наших действий!
- Слушаюсь! - с покрасневшим от ответственности момента лицом подпрыгнул со стула адъютант.
- Теперь я буду разговаривать с каждым из вас индивидуально! Остнется Гурьев! Остальным ждать вне моего кабинета! - приказал Грабовский.
- Слушаемся! - все встали.
- Гурьев, присаживайтесь! - сказал штаб-ротмистр, после того как остальные вышли из кабинета. - Михаил Иванович, ваша основная задача - это откровенный, по душам, разговор с «Байроном», которого привезут самым последним: в двадцать два часа. Его ни одного мгновения не будут содержать в «клетке», а прямиком доставят в ваш кабинет. Вы должны добиться от него следующего. - Далее Грабовский минут двадцать объяснял Михаилу, какие результаты он должен получить от своего агента.
- Я всё понял, Николай Васильевич! - заверил начальника Гурьев.
- Очень хорошо! Также, Михаил Иванович, за вами допрос супружеской четы Сартуковых. Уверен, что для вас он не составит особого труда. Если у вас нет вопросов по «Байрону», можете быть свободны!
- Слушаюсь! Разрешите идти? - встал Гурьев.
- Да, идите! Теперь ко мне пусть зайдёт вахмистр Потапенко! - распорядился штаб-ротмистр.
До двенадцати часов Михаил не мог себя заставить заниматься какими-либо другими делами. Он начинал читать запросы из других жандармских управлений, но через несколько секунд ловил себя на том, что думает о предстоящей реализации и своей роли в ней.
-Тоня, меня сегодня рано не жди! И поздно тоже! Завтра, думаю, приду домой, - Гурьев прижал её к свой груди.
- Мишенька, ничего не случится? А, Мишенька? - на глазах Антонины заблестели слёзы.
- Родная моя, что может случиться? Служба. Рутина, одним словом, - Михаил поцеловал Калмыкову в губы и вышел из квартиры.
Задержания начались строго по расписанию. Первыми приехали за Сартуковыми. Они были дома.
- Жандармское управление! - входя в квартиру, рявкнул невысокий младший унтер-офицер Кириллов, одетый в партикулярный костюм.
За ним, гремя шашкой, громко сопя, в комнату ввалился высоченный городовой.
- По какому праву вы врываетесь в чужую квартиру! - визгливо завопил Сартуков, - вскакивая с кресла, где читал газету. - Вы, что не отдаёте себя отчёта в том...
- Молчать! Жандармское управление! Вы кто такой? - заорал Кириллов.
- Я... я ... Сартуков Андрей Андреевич, - тихо прошептал хозяин, - вы чего хотели?
- Вы задержаны для совершения дознания о государственном преступлении! Собирайтесь! С собой должны иметь паспорт...
- Андрюша! Что случилось? - комнату в халате колобком «вплыла» маленькая и толстая Сартукова.
- Я-я-я-я-я- - Андрею Андреевичу не хватало воздуха, - он открыл рот, пытаясь что-то сказать и, неожиданно, стал непроизвольно мочиться.
Сначала лужица была маленькая, которая увеличиваясь на глазах, превращалась в большую лужу. Она расползалась по под креслом, затекая под ковры.
- Какого чёрта! - завизжала хозяйка, - чиво вы тута делаете!
- Молчать! - вдруг громко заорал городовой. - Чё, не видно, что власть пришла? Хде уважение и покорность?
Все замерли. Сартуков в мокрых штанах замер в кресле, а его жена истуканом стояла рядом с ним.
- Госпожа Сартукова Магдалина Крикоровна? - тихим голосом осведомился младший унтер-офицер.
- Да-а-а-а, а чего? - протянула хозяйка, в её чёрных раскосых глазах появился страх.
- Госпожа Сартукова, вы задержаны по делу о государственном преступлении! - с важным видом произнёс Кириллов. - Собирайтесь! С собой обязательно возьмите свой паспорт. Паспорт своего супруга тоже не забудьте!
- Куда это собираться? - у Магдалины стал бледнеть кончик её широкого некрасивого носа.
- В тюрьму! - коротко объяснил Кириллов.
- Зинуля! Ты слышала, Зинуля? В тюрьму! В тюрьму! Это ошибка... - лепетал Андрей Андреевич и вновь стал мочиться в штаны.
Сартуковых определили в подвальные камеры Ростовско-Нахичеванского городского полицейского управления.
Кириллов поднялся в кабинет Гурьева и вручил ему паспорта задержанных.
- Мужик так испугался, что мочится всё время. Воняет уже! - хохотнул он. - Будут какие-нибудь указания, Михаил Иванович?
- Нет! Отравляйтесь в распоряжение Потапенко! Спасибо! - Михаил спрятал паспорта Сартуковых в сейф.
В начале восьмого вечера Гурьев почувствовал, что его желудок начинал тихонько «ныть». Он немедленно направился в кабинет Грабовского и отпросился у того пооужинать на тридцать минут.
- Разрешаю, Михаил Иванович! Только не долго! Перекусите и немедленно возвращайтесь! - штаб-ротмистр дул на горячий чай в стакане, стоящем у него на столе.
- Слушаюсь! - ответил Гурьев и почти бегом пошёл к выходу.
У Саркиса» уже думали закрываться.
- Неси колбасу, сыр, кофе, хлеб! Всё, что у тебя осталось! - сказал Михаил мальчишке- половом и сел за столик у окна.
- Хорошо! Это всё есть, а вот мяса и горячих блюд уже нету! Мы вот уже начали окна закрывать! - сообщил тот.
- Быстро! Не тяни - поторопил Гурьев.
Пока он ужинал на скорую руку, закончили привозить всех задержанных по делу агентурной разработки «ВЕСЕЛЬЧАКИ».
- Николай Васильевич, для меня есть какие-либо распоряжения? - спросил Гурьев, вернувшись из шашлычной.
- Нет! Ждём! Не подведите, Михаил Иванович! Если что-то будет развиваться не нашему замыслу - немедленно сообщайте лично мне! За вашим агентом ещё не выехали!
- Грабовский курил папиросу за папиросой, напряжённо о чём-то думая.
- Слушаюсь! - отчеканил Гурьев и ушёл к себе.
Стук в дверь.
- Позволите, Михаил Иванович? - в кабинет с блюдом, на котором стоял чайник с горячей водой, заварной чайник, тарелка с баранками, вошёл младший унтер-офицер Калашников. - Самовар всегда под парами! Если пожелаете, дайте знать! Приятного вам аппетиту!
«Интересно, а кто это позаботился? Кто купил баранок? Ого, здесь даже блюдце с кусочками сахара есть! Надо же! Не иначе, как Грабовский! А кто иначе?» - подумалось Гурьеву, и он налил себе кипятку из чайника.
Время тянулось ужасающе медленно. Михаил пил чай и думал. Прикидывал разные варианты развития событий. Грабовский был прав: от влияния Гурьева на «Байрона» зависело всё или почти всё.
Выпил ещё один стакан чая. Ещё один. Посмотрел на часы. «Скоро должны выехать за агентом, а вдруг его нет дома? Такого не может быть! Завтра ведь на работу в аптеку! Где ему шляться? Грабовский, я думаю, всё продумал. Я уверен, что всё продумал».
Стук в дверь.
- Михаил Иванович, только что привезли Бурлакова. Сопровождают к вам! - шёпотом сообщил Кирсанов и немедленно вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Бурлаков вошёл в коридор и застыл от ужаса. Такое ему могло присниться только в очень дурном сне. В коридоре, ярко освещённом керосиновыми лампами, на лавке возле двери сидели Сартуковы.
- Александр Иванович, добрый вечер! Вы тоже были в тюрьме? - таинственным голосом поинтересовался Андрей Андреевич, - а вот мы были. Сейчас здесь...
- Разговаривать нельзя! Молчать! - почти закричал на них невысокий мужчина в голубом мундире, стоящий рядом.
Из дальнего угла коридора послышались женские всхлипы. Бурлаков присмотрелся. На другой лавке, прижав ладоши к лицу, плакала Надежда Амосова. Рядом с ней также находился невысокий человек в синем мундире.
- Надежда? И вы здесь? - Бурлаков бросился к Амосовой.
- Стоять! На месте! - закричал на него мужчина в гражданском костюме, который с городовым доставил Бурлакова в это страшное место.
Открылась дверь. В коридор вышел Кирсанов в своём тщательно отутюженном голубом мундире.
- Можете вводить! - строгим голосом приказал он.
Гурьев напрягся, когда в его кабинете появился «Байрон». Холёное лицо агента было серым. Губы дрожали. Ухоженные волосы превратились в остатки вороньего гнезда.
- Михаил Иванович! Михаил Иванович! Слава Богу! Вы здесь! Что случилось? Что происходит? Я не...
- Александр Иванович! Какая радость! - Гурьев встал из-за стола и пошёл навстречу агенту.
Протянул ему руку. Похлопал по плечу.
- Чего же стоите, Александр Иванович? В ногах правды нет! Садитесь, уважаемый мой! - Гурьев подтолкнул «Байрона» к стулу.
- Что происходит, Михаил Иванович! Я ничего не могу понять! - было слышно, как у секретного сотрудника клацают зубы.
- Водички выпьете или лучше чаю? Я вам приготовлю! - предложил Гурьев.
- Воды! Дайте воды! - «Байрон» был в старом пиджаке, без галстука. Из под штанин вылезали штрипки от кальсон.
- Да, вот! Пожалуйста! - Гурьев налил стакан воды и протянул агенту.
У Бурлакова тряслись руки. Он с трудом выпил половину и поставил стакан на стол.
- Спа-спа...
- Успокойтесь, Александр Иванович! Почему вы так возбуждены? - ласково, как с ребёнком, разговоривал с ним Гурьев.
- Ска-ска -скажите, что это про-происходит? - наконец, сильно заикаясь, выдавил из себя Бурлаков.
- Как что? - громко удивился Михаил, - мы начали реализацию дела, которое возникло благодаря вашему доносу.
- Так Павел Степанович мне сказал, что ничего не будет! Он объяснил мне, что чтение одной прокламации не является тяжким преступлением, - Бурлаков протянул руку, чтобы взять стакан с недопитой водой.
- Александр Иванович, если Швачкин вам так сказал, то он абсолютно прав! Это не самое тяжкое государственное преступление, но всё равно преступление! Вот вам том 15 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» Часть 1. Смотрите! - Михаил взял толстую книгу лежащую на сейфе, где уже на нужной странице была сделана закладка.
«Байрон» находился в полной прострации. Он смотрел в одну точку и молчал.
- Александр Иванович! Очнитесь! Вот вам том «Уложения». Вот здесь несколько статей с небольшими уголовными и административными наказаниями, предусмотренными за такие «шалости». Берите! Берите! - Михаил сунул том в руки секретному сотруднику.
Бурлаков в растерянности принялся листать толстую книгу.
- Вы закладочку найдите! Я сделал. Там сами и прочитаете! - посоветовал Гурьев.
- Ничего не вижу! Ничего! Перед глазами пелена какая-то стоит, - отчуждённо прошептал он.
- Тогда я вам расскажу своими словами. Читать не буду. Все, за исключением вас, разумеется, будут наказаны. Если повезёт, то высочайшим указом слушатели прокламации будут высланы на три года в северные губернии Российской империи. Нарым, например. А вот для чтеца и владельца прокламации наказание будет суровее. Я не знаю, разумеется, на сколько. Уверен, что она, например, вы знаете, о ком я сейчас говорю, проведёт в местах высылки на несколько месяцев больше, - Гурьев подвинул свой стул ближе к Бурлакову, почти вплотную, и сел.
- Это что, Надю вышлют в Нарым? - встрепенулся «Байрон».
- Может быть в Иркутскую губернию или в Архангельскую. Я, простите, этого не знаю, - изображая на своём лице глубокое сожаление, вздохнул Михаил.
- И Сартуковых тоже? - глупо смотря в лицо Гурьева, спросил секретный сотрудник.
- Я повторяю вам, Александр Иванович, всех! За исключением вашей персоны! Вы, как наш помощник и верноподданный императора российского, останетесь на свободе, - Михаил легонько похлопал Бурлакова по плечу.
- Дайте бумагу и перо! Я буду писать! - с уверенностью заявил, вдруг, «Байрон».
- Пожалуйста! Устраивайтесь поудобнее за столом! Вот вам чернильный прибор. Там есть ручки. Выбирайте! Вот пачка бумаги! Берите! А что вы, Александр Иванович, писать собрались? - Гурьев склонился к лицу Бурлакова.
- Покаяться хочу! Покаяться! - почти закричал «Байрон».
- Кайтесь! Это ваше право! - пожал плечами Михаил и стал за спиной агента, чтобы хорошо видеть всё то, что он будет писать.
Бурлаков аккуратно обмакнул кончик пера в чернила и, несмотря на ещё подрагивающие пальцы, вывел.
«Я, Бурлаков Александр Иванович, полностью виноват в том, что произошло с моими товарищами. (Я был уверен) - «Байрон» зачеркнул и продолжил: Я остро нуждался в деньгах, поэтому рассказал то, о чём должен был молчать. Прошу всех, кто занимается этим делом освободить всех арестованных, а оставить только меня».
- Хорошо, только поставьте сегодняшнюю дату и подпись тоже! - указал Гурьев. - Что вы хотите, чтобы я сделал с вашей бумагой?
- Моё признание вполне достаточно для того, чтобы все были отпущены? - он затравленно посмотрел на Гурьева.
- Не знаю? - пожал плечами Михаил, - я должен спросить у моего начальника. Для этого мне нужно выйти. В моё отсутствие вы не можете здесь находиться.
- Кириллов, - позвал Михаил. - выведите задержанного! Пусть подождёт в коридоре, до тех пор пока я не вернусь!
- Есть, ваше благородие! - козырнул старший унтер-офицер. - Встаём! Выходим в коридор! Молча! Молчать! - приказал он Бурлакову.