Как мама лишила меня государственной премии

Виталий Лазовский
 
    Седеть я начал в 35 лет, когда мой лучший друг перевернулся в  машине, в кабине  которой сидели моя  жена и  дочь. Но седина  на висках появилась  очень оригинально, странным образом  напоминая окрас бурундука.   В это время бушевала компания по освоению отрядов и комплексов в сельском  хозяйстве. Мы (коллектив СибИМЭ) в неё с энтузиазмом углубились.  Половина лабораторий института, которые я курировал, будучи замдиректора,  на фоне  прочих достижений  получили отличные результаты. Какому-то высокому чину пришла в голову идея наградить наиболее отличившихся  Государственной премией. К нам пришла правительственная депеша с предложением выдвинуть от коллектива одного сотрудника для получения Государственной премии.
     Как сейчас помню, в нашем  актовом зале  нового корпуса, куда мы недавно переехали, проходило общее собрание коллектива с одной повесткой - кого выдвигать.  Накануне этого собрания наш парторг П. Г. Кулебакин,  мой сосед по коттеджу, сообщил мне, что принято решение выдвинуть меня.  Я в душе этому решению, конечно, обрадовался, представив, что буду носить на лацкане пиджака значок, да и премия не хилая, на половину «жигулёнка» как раз хватит.  На собрании слово взял Кулебакин, что, мол, по согласованию с районными и областными партийными органами, предлагается для выдвижения Лазовский Виталий Васильевич. Кто за? Кто против? Коллектив единодушно меня поддержал. И вдруг поднимает руку Геннадий Чепурин, такой же кандидатишка, как и я, завлаб хлебоуборки и говорит: «Я считаю, помимо Виталия Васильевича  мы должны выдвинуть и Владимира Алексеевича (директора института) поскольку он очень многое сделал, чтобы всё у нас успешно получилось». После некоторого замешательства председатель  поставил этот вопрос на голосование. И коллектив единодушно проголосовал «за».  И тут слово берёт Владимир Алексеевич и заявляет, что Геннадий Ефимович в эту работу внёс большую долю  труда и энергии и достоин быть лауреатом. Проголосовали и за него единодушно под  смешки  зала. Мой друг Алексей Удалов тоже кандидат технических наук, зав. лабораторией тихонько на ухо сказал: «Вот,  подхалим сраный. Попомни моё слово, никто из вас не получит премии. Нечего выпендриваться». А я подумал: «Хорош наш директор. Он уже отхватил членкоровское звание, готовится стать академиком и лауреатство пропустить не хочет».  Решение собрания  телетайпом было отправлено куда надо. И мы на некоторое время забыли об этом событии.
      Уже иногда сыпали белые мухи, был конец октября, охота на зайцев и тетеревов была в разгаре, вдруг приходит телеграмма. Вызывается представитель института  на заседание комиссии по присуждению Госпремий. Отряжают меня. Отчётливо помню воскресный день, когда я должен  вечером  лететь в Москву. Недели за 2 до этого дня ко мне из Ленинграда прилетела мама. Вот она-то и стала причиной неудачи, постигшей нас. В обед она мне говорит: «Витька, что ты такой полосатый как бурундук поедешь в Москву, давай немного подкрасим  тебе виски, чтобы они были одного цвета».  Я согласился. Помыв голову, мама намазала волосы хной,  обвязала влажным полотенцем  и сказала,  когда  строго по минутам надо его снять и снова вымыть голову.
      Как на грех в это время заходит мой сосед, тот самый Петр Григорьевич, и предлагает  сгонять  одну партию в шахматы. Он играл намного сильнее меня. Но в этой партии я начал его поддавливать. Мама говорит: «Витька, пора мыть голову». А я в предчувствии победы задержал этот процесс минут на 15. После мытья обнаружилось, что  волосы на висках стал ярко рыжими. Я  и не подозревал, что теперь эту хну отмыть невозможно. Я так разбушевался, жена  с дочкой хохочут, мама глотает нитроглицерин, Петр Григорьевич смылся. – «Ну и как я поеду  в Москву с такими висками?»
       До отъезда в аэропорт я побежал к соседу, отец которого по совместительству иногда работал парикмахером. У него была немецкая  машинка    для стрижки,  которую он привёз из плена, где   провёл 3 года. А после освобождения наши добавили ему ещё 7 лет. И эта машинка спасала его от голода.  На мою просьбу избавить меня от рыжих волос, он заявил, что это невозможно, если только не сбрить их начисто. Сошлись на том, что он  состриг волосы  на висках. Как утверждала моя дочь, особа  8-ми лет, если смотреть на мои виски прямо, то почти незаметно. А если под углом, то рыжина проступает явно. С этим я и отбыл в Москву. Перед заседанием комиссии, которое проходило в ЦК КПСС,  все представители организаций, в которых работали претенденты   встретились в юсуповском  дворце по Харитоньевскому переулку  в президиуме ВАСХНИЛ.  Мой хороший знакомый из Ростовской области Эдуард  Иосифович Липкович (светлая ему память) увидев меня, спросил: « Ты что? Специально для комиссии покрасился?»   Я его послал на 3 буквы и сказал, что шансов у меня нет, так как наш коллектив решил заграбастать три премии вместо одной.  На что Эдуард мне ответил: «У меня тоже мало шансов. Я же еврей». С этой  формулой  «я же  еврей,  у меня шансов нет», он таки стал лауреатом Госпремии,  через пару лет  стал  член-кором, а затем и академиком.
         На следующий день нас пригласили на Старую площадь  в ЦК КПСС.  В большой ярко освещённой комнате  собралось человек 20. Из всей этой публики я знал только  пятерых. Ощущая  свою ущербность с ярко рыжими висками, я забился в дальний угол. Рядом примостился Эдуард Иосифович. Командовал этим действом мужичок средних лет, довольно симпатичный. Фамилию  его я не запомнил.  Он начал с переклички представителей различных регионов. Когда назвал Сибирь, я поднял руку. Он так внимательно на меня посмотрел,  и мне показалось, что    мысленно он произнёс: «Это что за клоун тут крашеный?» Ведь освещение было не в мою пользу. Опросив всех, он стал уточнять фамилии кандидатов на звание лауреата, и когда дошёл до нас, то спросил меня: «Вам известно, что от вашего региона должна быть выдвинута одна кандидатура? А тут у вас три.  Кубышев, Лазовский, Чепурин. Кто такой Кубышев?»  -  « Это директор нашего института». -  «А кто такой Лазовский? –  «Это я».  Он опять внимательно посмотрел на мою морду и даже улыбнулся.  – А кто такой Чепурин?  -  «Зав. лабораторией хлебоуборки». Он немного подумал и спросил: «Вы уполномочены утвердить одну кандидатуру?» Эдуард снизу мне шепнул: «Назови, дурак, свою фамилию».  Я ответил:  «Нет». На этом разговор со мной был закончен. Эдуард Иосифович тут же спрогнозировал  развитие ситуации, заявив,  что он не пройдет,  потому что еврей, а я - потому что дурак. Но, он слегка ошибся, став в тот раз лауреатом Госпремии. А нас всех троих катанули, хотя  мы сделали даже чуть больше тех, кто получил Госпремию. Я очень подозреваю, что решение того цековского мужичка  связано с цветом моих волос не в последнюю очередь, в чём и обвинил, вернувшись домой,  мою маму. Больше всего огорчались по этому поводу мои дочь и жена. Первой я обещал с полученной премии  купить  в замен ненавистного ей пианино, гитару,  а второй –стиральную машину- автомат . То и другое они получили на несколько  лет позже.
    В коллективе случившееся восприняли двояко. Одни говорили, что так и надо подхалиму  Чепурину.  Другие - что я на собрании не занял принципиальной  позиции.  Третьи радовались тому, что Кубышев не получил премии. Но в целом коллектив как был, так и остался  дружным и без склок и подсиживаний.
На этом и закончилась та  история.  Судьба этих трёх кандидатов в лауреаты сложилась следующим образом. В. А. Кубышев  вскоре получил звание академика и отбыл в Москву в кресло вице-президента ВАСХНИЛ. Геннадий Ефимович  через пятилетку стал доктором наук, профессором, а, заняв  кресло директора нашего института, заслужено получил звание члена-корреспондента.    Я прошёл примерно тот же путь, что и Геннадий Ефимович, но  директором  стал раньше на 9 лет, а  членкором  на 3 года., хотя докторскую защитил  позже.
       Вернувшись из Москвы, я, привирая,  рассказал о процедуре в ЦК КПСС и заявил маме: «Если бы не твоя хна, то может я и стал бы лауреатом. А  так меня окрашенного не восприняли всерьёз». .
  Мама задумалась и произнесла: «Таким дурачкам, как ты,  звание лауреата не следует давать». И вскоре отбыла в свой Ленинград. Мои тётушки ее сёстры об этой истории узнали из её уст , по её версии  оказывалось, что не дали мне премию из-за одного подхалима.
     История забавная, но поучительная.
 20.04.2024 г. Минск