В пуху тополином город –
июльский несносный снег.
Откуда такой ты родом,
задорный девичий смех?
Лукавые, вы откуда,
лучшего в мире литья
с хитринкой манящие губы?
С каких виражей небытья?
А вы, распрекрасные очи,
Чей свет не оценишь в словах?
Какой же диковинный зодчий
молнию вашу ваял?
А сам я не с Севера родом,
не с юга далёкого я.
Мой отчим – такой же город,
где в белой шуге тополя.
А мачеха – слава-забава,
ей приговор лишь один:
пускай себе там прозябает
в своём расписном позади.
Я вспомню её ненароком,
скажу ей спасибо за то,
что я с пожелтелых пелёнок
пошёл неудачный такой.
И будто укушенный кем-то,
где в масть, а где не умастя;,
порвал и, наверно, во веки
духовные узы родства.
Сегодня, тайгой коронован,
вступая в рассветную рань,
я кланяюсь царственным кронам,
в свой сан посвятивших меня.
Крещён. Не церковной водою
кропил с облаков Купидон –
весёлые волны Ольдоя
меня причащали хмельно,
встречали Янканские ветры,
вот это, взаправду, родство,
и шли мы уверенно – верно
оплечь и в полный рост.
И, вроде бы, всем я утешен,
но только, став чувствами груб,
острей понимаю здесь нежность
и слов неслучайных, и губ.
Здесь, властвуя полно и гордо,
задумаюсь вдруг: а не грех?
Что хочется вырваться в город,
В июль в тополиной пурге.
1979г