" И вскричал тогда Лычарда гласом велиим, подобным конскому, будто незабвенный Боэмунд, обращавший шестьдесят тысяч воинов в бегство, но зловредный круль франков оборотил мощь и превалирование по молоку и мясу вспять ".
Народный академик Ломоносов раздраженно отбросил гусиное перо и зябко пошевелил могучими плечами, позволяя подбитой беличьим мехом шубейке пасть на заплеванный пол горенки. Сидевший с ногами на столе секретарь усмехнулся и протянул барину оловянный жбанчик с сухарным квасом, одновременно двигая по столу нарядный штоф водки алой.
- Кочевряжишься, кочевряжишься, - пробормотал Ломоносов, кашалотом заглотав обжигающий горло напиток квасом, - быстрых сумнением Невтонов превосходишь плепорционно, а всяк же видит, что язык говенный, искусственный, как вот, Ванька, зоб твой.
Зачем - то пучивший глаза Барков хрипло рассмеялся пропитым баритонцем, дребезгливо рассыпав по горенке выпавший из кармана сюртука горох.
- И гороху надыбал, сволочь, - брюзжал академик, щупая подкатившуюся к нему горошину зубом, - а мне вот хоть вывернись, не спустит граф Шувалов задержки с поэмой.
- Ты Михалвасилич, - посоветовал ему секретарь, весело и бездумно свешивая ногу в рваном опорке со стола, - по - русски орудуй, хрена ты выеживаешься.
- По - русски ? - зловеще переспросил Ломоносов, пока еще не понимая улыбки Судьбы, подарившей ему просто так и от нечего делать близкое знакомство с первым истинным отцом русской литературы, если считать вторым Давыдова, а третьим, разумеется, Пошкина. - Это как, например ?
Барков кашлянул и звучно произнес, смачно катая твердые звуки вообще - то напевной народной речи между враз повлажневшим языком и жостким небом :
- Стая воробушков к югу промчалась,
Знать, надоело говно им клевать.
Эва : ворона на дубе усралась.
Ну и природа, е... ее мать !
- Знатно.
Академик, едва не рухнув с кресел, обернулся к двери, откуда прозвучал негромкий голос. В дверях, основательно упершись тростью в пол, поигрывал правой бровью Шувалов.
- Благодетель ты наш, - просипел Барков, спрыгивая со стола на пол.
- Не балуй, - отвел его протянувшиеся к пышному жабо на горле гостя руки граф тростью, слепя пьяные глаза Баркова серебряной рукоятью. - Шалишь.
- Шалю, - тряхнул кудрявой головой Барков, отскочив к столу, - а как не шалить, батюшка граф, ежели у барина вместо слов понятных Невтоны выходят всю дорогу. Какие, я вас спрашиваю, Невтоны х...вы ?
- Ху...ые, - наконец - то улыбнулся и Шувалов, вынимая из - за обшлага камзола какой - то свиток. - По - аглицки он звучит как Чёрчилль, на немецком Хитлер, но наши вечно выкомаривают, ежатся, фуфел какой - то выдумывают. Ньютон ! - пристукнул он тростью. - Если и изображать, то правильно.
Ломоносов устало потянулся за свитком, растопырив его на пальцах, и поддел Шувалова к месту прозвучавшим замечанием :
- То - то у тебя орудие или пушка единорогом каким - то наименована. А отчего не василиском ?
Смешавшийся Шувалов с благодарностью принял из трясущихся вечным похмельем рук Баркова полную чару пенной романеи и осушил ее единым духом, вызвав почтительную декламацию разбитного секретаря :
- Полну кружку ! Бабу голу !
Нет Джавдета, так Саид,
Что еще и надо для того,
Чтоб встретить старость ?
- Чота не рифму ни х...я, - сказал Ломоносов, одобрительно прикрякнув за Шувалова, со стуком поставившего опустевшую чашу на стол, - до этого у тебя складнее было.
- А это не мое, - пожал плечами Барков, пожимая графу руку, - это коалы.
- Зверек ушаст, собой из меха, вегетарианский и добродушный, насмешливый и ложащий с прибором. Большим, - счел нужным уточнить образовавшийся в Италиях Шувалов, закуривая коротенькую голландскую трубочку - носогрейку.
- Знаю, - мрачно поник пьяной головой Ломоносов, - на своей вот шкуре испытую чуть не ежедень, знаю, что уважает меня коала из своей далекой Австралии, а удержаться от высмеивания не может.
- Пусть уж лучше коала высмеивает, - произнес Барков, разливая зелено вино по стаканам, фужерам и бокалам с рюмками и стопками до кучи, - чем нарот ржот.
Ломоносов и Шувалов унисонно кивнули, выпивая, а затем закусывая. Они ведь не только вино пили и на рыбалку ездили, но и сознавали невежественность ржущего народа, неприхотливо предпочитающего мразь ургантовщины потупчиковизма всеядной свиньи Шараповой и прочих говноедов и уродов с негодяями и мерзавцами, в полной мере нисколько, впрочем, не заморачиваясь такой чепухой, ибо ( шикарное словечко ! ) каждый сам вправе и полной воле выбрать себе интеллектуальное развлечение по вкусу и росту.