Феномен Владимира Набокова 5. Набоков и Прево

Юлия Реутова
В этом эссе буду искать параллелей в творчестве таких разных писателей как Владимир Владимирович Набоков и французский писатель XVIII века Антуан-Франсуа Прево, больше известный как Аббат Прево. Если сравнивать по 9 основным темам творчества великого писателя Владимира Набокова, обозначенным мной на международной конференции «Набоковские чтения-2017», а именно: «Трагичность судьбы героев», «Утрата земного рая детства», «Восхищение ускользающей красотой», «Наличие двойников и двоящихся реальностей», «Одиночество творческой личности», «Возвращение в Санкт-Петербург», «Метафизическая насмешка», «Желание разгадать загадку жизни и смерти» и «Бессмертие сознания и литературная преемственность», то совпадение будет только по четырём – и то с оговорками. Кроме того, из множества книг, написанных Прево, для моего исследования подходит только одна небольшая повесть. Эта повесть называется «История кавалера де Грие и Манон Леско», но она имеет решающее значение для моего исследования.
Если сравнивать самую известную книгу Набокова - роман «Лолита» с этой повестью Прево, то сразу заметно, что, в общем, у них сходный сюжет: побег с главной героиней, многочисленные соперники и препятствия, попытки скрыться от полиции и осуждения общества, трагический финал…
И всё же: эта повесть Прево выбрана мной не случайно, поскольку то, что связывает творчество этих двух авторов, является основным. Банально. Просто. Немного скучно. Но это любовь. Примечательно то, что это - тот редкий вид любви, который одинаково редко встречается как в жизни, так (почему-то) и в книгах. Это – безотказная, сильная, смелая, храбрая, верная любовь-всепрощение. Она и есть ни много ни мало как прямая дорога к бессмертию. Она способна творить самые невероятные вещи. Вот как она проявляется у наших двух авторов.
Первое: эта любовь приходит мгновенно, её сразу легко узнать. Кавалер де Грие мгновенно воспылал к Манон «чувством, до самозабвения», едва только увидел её возле гостиницы, Гумберт впервые видит Лолиту на веранде Гейзовского дома: четверть века его жизни исчезает бесследно, в порыве внезапного узнавания, у него задрожали колени, а «губы были как песок». Герой другого набоковского романа «Камера обскура» добропорядочный семьянин Бруно Кречмар встречает шестнадцатилетнюю Магду в тёмном зале кинематографа, и понимает, что именно с ним случилось. «Началось…безумие началось», подумал он. Всё изменилось вокруг, и не дождь барабанит, а счастье, и он ощутил переход в «другую, ясную, эпоху». 
Второе: эта любовь способна полностью изменить характер и жизнь главного героя. У Прево де Грие из превосходного ученика духовного учебного заведения, становится азартным игроком. Мошенником. Лицемером. Убийцей. Но ни разу не предаёт свою любовь. Потому, что считает себя «с избытком вознаграждённым одним мгновением, проведённым с Манон, за все печали, испытанные ради неё». Сразу вспоминается признание Гумберта из «Лолиты» Набокова: «Да, мы ссорились, да, она бывала прегадкой, да, она чинила мне препятствия, но, невзирая на её гримасы, невзирая на грубость жизни, опасность, ужасную безнадёжность, я всё-таки жил на самой глубине избранного мной рая – рая, небеса которого рдели как адское пламя, - но всё-таки рая», говорит Гумберт. Набоковский Кречмар из верного мужа превращается в одержимого страстью безумца. Он начинает изменять жене, обманывать её, потом уходит из семьи, становится причиной того, что заболевает и умирает его маленькая дочь. В конечном итоге Кречмар теряет зрение, а затем и собственную жизнь. Но примечательно, что на каждом этапе этих трагических событий он и не помышляет остановиться, а если и помышляет, то не делает этого. Совершенно иной случай происходит у Набокова с Гумбертом, страстным любителем нимфеток. Пережив горечь физической утраты Лолиты после её побега, а затем не меньшую трагедию от осознания того, что Лолита выросла, перестала быть демоническим ребёнком, он всё же не перестаёт её любить и ею интересоваться, как многие и подумали, включая меня, подбираясь ближе к концу романа. Наоборот – он понимает, что любит её «больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете или мечтал увидеть на том». А далее происходит преображение (момент, когда все плачут): «грех, который я, бывало, лелеял в спутанных лозах сердца…сократился до своей сущности: до бесплодного и эгоистического порока; и его-то я вычеркивал и проклинал. …Неистово хочу, чтобы весь мир узнал, как я люблю свою Лолиту, эту Лолиту, бледную и осквернённую, с чужим ребёнком под сердцем, но всё ещё сероглазую, всё ещё с сурмянистыми ресницами, всё ещё русую и миндальную, всё ещё Карменситу, всё ещё мою, мою…». То есть он осознаёт, что теперь любит её не только как нимфетку, как дитя с колдовскими чарами, а любит её такой, какая она есть сейчас, независимо от его воображения, - как взрослую женщину, как личность, как человека. Именно эта идея автора и не даёт относиться к Гумберту абсолютно отрицательно.
Третье: эта любовь переносит любые трудности. Это очень хорошо описано в повести Прево. Когда Манон отправили в ссылку, кавалер де Грие решил даже ценой своей жизни выкрасть её у охраны, а когда это не удалось, то решил отправиться в ссылку вместе с ней: «решил следовать за ней хоть на край света, дабы заботиться о ней, служить ей, любить её и неразрывно связать воедино наши злосчастные участи», его слова мне напомнила слова Гумберта в конце «Лолиты», когда он просит Лолиту оставить случайного Дика, сделать несколько шагов до старого автомобиля, и жить, и умереть – всё вместе с ним, и что он сотворит нового бога, и будет боготворить его с пронзительными криками, если она только даст микроскопическую надежду. Она, конечно, ответила «нет».
Четвёртое. Такая любовь ничего не просит взамен. Мечтает о взаимности, но не требует её. Поэтому страдает, но прощает все измены в любом их количестве. В романах Набокова Бруно Кречмар не хочет замечать измен Магды с Горном, просто не хочет видеть их, а впоследствии уже и не сможет увидеть, а Гумберт хоть и ревнует Лолиту к каждому встречному мальчишке, и подозревает наличие очень похожего на него самого, но более счастливого соперника, всё равно старается оправдать изменницу и все её насмешки списать на собственные галлюцинации. Хоть Гумберт не раз называет по тексту Лолиту своей Кармен, но последовать примеру Хосе из «Кармен» Мэриме, то есть убить её, он даже и не думает. Просто любовь-всепрощение этого не предполагает. Гумберт будто отвечает читателю, который подозревает что-либо подобное: «Убить её, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил её. Это была любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда». Очень похожее в этом смысле поведение и кавалера де Грие по отношению к Манон в повести Прево. Даже в тот роковой момент, когда он осознаёт, что потерял всё, что «другие люди чтут и лелеют», он счастлив, что владеет «сердцем Манон, единственным благом», которое чтит. Больше всего он боится не её измен, которых более, чем достаточно. Уже в самом начале их связи, Манон переходит на содержание к богатому откупщику господину де Б., затем уходит от де Грие к пожилому господину де Г. М. (почти что Г.Г.), а после – к сыну пожилого господина… При этом она часто клянется кавалеру де Грие в своей любви к нему, но описанное количество её измен очень мешает читателю поверить в это. Но поразительным кажется то, что, каждый раз раскрывая измены Манон, де Грие не только прощает её, но и делает себя виноватым, в том, что тревожит её своими подозрениями. Больше же  всего на свете он боится увидеть Манон в нищете, увидеть её несчастной.
Пятое, важнейшее качество. Такая любовь всегда не взаимна. Именно эта невзаимность и придёт настоящей любви её величие. Она делает её будто разомкнутой в бесконечность. Всех подвигов и жертв от неё вечно мало. А в ответ всегда – насмешка. То есть любовь эта самая настоящая, почти библейская. Это любовь тому, кто не любит, и даже отвечает обманом и презрением. Но это ответное отрицание ни на что не влияет, оно всего лишь образует диалектическую пару с сильной любовью главного героя, что вполне в порядке законов мироздания.
В книгах Набокова такой беззаветной формой любви наделены многие мужские персонажи. Здесь уместно вернуться к парадоксу, почему же Гумберт, совершающий ужасное преступление против маленькой девочки, не кажется многим читателям абсолютно отрицательным героем. Дело в том, что любовь его не взаимна, а счастье присвоил его двойник. Ведь Лолита полюбила не своего ровесника, что было бы логично, а такого же взрослого мужчину, как Гум, да ещё и занимающегося ещё большими пакостями, такими, что и Гуму рассказать стыдно. И Гумберт знает это. Но продолжает любить. Именно поэтому нам хочется, где-то в глубине души, чуть-чуть его пожалеть. Именно из-за такой же слепой любви мы начинаем немного уважать бесхарактерного Кречмара из «Камеры обскуры». Именно из-за такой любви мы будем ещё больше жалеть приговорённого к смертной казни Цинцинната Ц., которому всю жизнь изменяла его единственно любимая жена Марфинька, изменяла при нём, в его же доме, родила двоих детей не от него, и даже поддерживала всеобщее обвинение в непрозрачности! И как горько-сладко будет щемить сердце у читателя вместе с Цинциннатом, когда приговорённый будет рад одному тому, что Марфинька просто кинет свою бумажку «За помилование» в зале суда, сама считая его виновным. 
Параллели по теме «Трагичность судьбы героев». В повести аббата Прево великолепная, юная красавица Манон Леско умирает среди тягот и лишений ссылки, а должна была бы, по словам беззаветно любящего её кавалера де Грие, «занять первый престол мира», если бы все люди имели его глаза и его сердце. В «Лолите» Набокова очень похожий финал. Мечтавшая стать актрисой, Лолита умирает от родов в далёком, грязном посёлке, где «не видать кретинов из-за копоти». Умирает от сердечного приступа и сам Гумберт Гумберт, успев незадолго до этого убить своего насмешливого соперника Клэра Куильти. Умирает от пули Магды ослепший Бруно Кречмар. Будет казнён через отсечение головы Цинциннат Ц. Умирает Яша Чернышевский из романа «Дар». Умирает Марта из романа «Король, дама, валет». Умирает неудачливый путешественник Пильграм. Умирает, выбросившись из окна, великий шахматист Лужин. Умирает сын главного героя рассказа «Рождество». Умирает жестко замученный маленький сын Адама Круга Давид. Умирает некрасивая дочь Джона Шейда. Даже феина дочь умирает, утонув в росинке. Трагическая участь постигает множество других - главных и второстепенных - персонажей Набокова.  Даже длительная по протяжённости жизнь Вана и Ады не является, на мой взгляд, примером счастливой жизни, поскольку она наполнена трагизмом постоянных разлук и роковым обстоятельством их близкого родства. Набоков отлично чувствовал это дополнение красоты её диалектической парой - смертью, неразрывную связь красоты со своей быстротечностью. Даже определение искусству Набоков даёт через красоту и трагизм: «Красота плюс жалость – вот самое близкое к определению искусства, что мы можем предложить». И далее он поясняет: «…Где есть красота, там есть и жалость, по той простой причине, что красота должна умереть: красота всегда умирает, форма умирает с содержанием, мир умирает с индивидом». Сомнительно, чтобы знакомство с повестью аббата Прево стало причиной именно такого понимания искусства Набоковым, но оно вполне могло стать одним из подтверждений этого формировавшегося в сознании Набокова тезиса о диалектической взаимосвязи любви и смерти.
Указанная выше параллель тесно связана со следующей, общей для этих двух писателей темой – темой «Восхищение ускользающей красотой. Здесь главная параллель – юный возраст главных героинь. Манон на момент встречи с кавалером де Грие шестнадцать лет. Правда самому де Грие – семнадцать. Возраст главных героинь набоковских книг – всегда достаточно юный. Часто они – нимфетки (9-14 лет), или молодые девушки, которыми увлекаются как ровесники, так и взрослые мужчины. Магде, например, на момент встречи с Бруно Кречмаром, шестнадцать лет (как Манон). По внешности сравнивать труднее, так как де Грие очень мало описывает свою прекрасную Манон. Лишь один раз он говорит, что ни в ком не находил «ни тех неясных и томных очей, ни той божественной стройности, ни тех красок, как бы наложенных кистью бога любви». Также он называет её самым совершенным и милым, что есть на земле. Вот, пожалуй, и всё. Как видно, довольно размытое, слишком метафорическое описание. Но из текста повести мы узнаём, что в Манон влюбляется всякий, кто хоть раз её увидит. Так было и с состоятельным господином де Б, и с пожилым де Г.М. и с его сыном, и даже с сыном начальника колонии в ссылке, куда была отправлена Манон, а это очень роднит её образ с набоковскими героинями.
Героини Набокова описываются при помощи самых разных методов и средств так убедительно, что кажутся реально живущими людьми. У Аннабеллы, например,  «медового оттенка кожа», «тоненькие руки», «подстриженные русые волосы», «длинные ресницы», «большой яркий рот», у Лолиты «тонкие, медового оттенка плечи», «шелковистая, гибкая, обнажённая спина», у безымянной девочки из повести «Волшебник» «оживлённость рыжевато-русых кудрей», «весёлый, тёплый цвет лица», «летняя краска оголённых рук с гладкими лисьими волосками вдоль по предплечью»,у Колетт из «Других берегов» «эльфовое, изящное, курносенькое лицо», Магда из романа «Камера обскура» обладает «медленным погасанием продолговатых глаз». Если всё это перечитать, сравнить описание Манон и всех женских персонажей у Набокова, то становится видно, что это квинтэссенция одного демонического существа, обладающего теплотой, томностью и стройностью. Есть очевидные сходства и в характерах. Манон аббата Прево обожала красивую, беззаботную, богатую жизнь, все возможные развлечения. Это можно сказать и почти про все женские персонажи Набокова: Лолиту, Магду, Мариэтту, Лауру.
Интересна при рассмотрении этой темы сама игра слов. Об ускользающем свойстве красоты больше писал Набоков, Прево же писал просто о красоте.  Но у обоих писателей были «ускользающие» прекрасные героини, которые оставляли любящих их мужчин. У Набокова Лолита сбежала от Гумберта с драматургом Куильти, а Магда – с художником Робертом Горном. У Прево прекрасная  и ветреная Манон часто и легко оставляла верного ей кавалера де Грие ради более богатых поклонников.
Параллели по темам «Одиночество творческой личности» и «Метафизическая насмешка» я бы засчитала частично. В книгах Набокова почти все главные герои писатели, философы, мыслители: Цинцинат Ц, Гумберт Гумберт, Адам Круг, Фёдор Константинович, профессор Пнин, Себастьян Найт, Вадим Вадимыч, Ван Вин и др. и также много насмешников (Клэр Куильти, Роберт Горн) и насмешливых ударов Мак-Фатума. В повести Прево одиночество главного героя не так ярко выражено, его всегда, например, был готов поддержать верный друг Тиберж. Насмешек над де Грие было не так уж много, главным образом, от легкомысленной Манон. И я бы совсем не стала отмечать параллелей по эти двум темам, если бы не увидела в повести Прево вот такого отрывка, говорящего о том, что де Грие относил себя не к широкому кругу обывателей, а к «людям более высоко склада», которые, «могут волноваться на тысячу разных ладов; кажется, будто они наделены более чем пятью чувствами и способны вмещать чувства и мысли, преступающие обычные границы природы; и так как они сознают своё превосходство, возвышающее их над толпой, они ценят его больше всего на свете. Поэтому их так ранят насмешки и презрение, поэтому всего мучительнее переносят они чувство стыда». Они наделены, более, чем пятью чувствами? Осознают своё превосходство? Мне это напомнило идею набоковского Себастьяна Найта о том, что его мысли и ощущения всегда содержат «на одно измерение больше, чем мысль или ощущение ближнего».
Вывод: я нашла не так много параллелей в творчестве писателей Владимира Набокова и аббата Прево. Но факт влияния творчества аббата Прево на сознание Владимира Набокова для меня очевиден. При сравнении произведений этих двух авторов я увидела зарождение образа юной, пленительной и неверной возлюбленной с трагичной судьбой. Увидела я и образ одинокого мужского персонажа, не без оснований осознающего свое превосходство над пошлостью толпы, но боящегося её насмешки. В повести Прево можно различить и сюжетную схему будущих романов Набокова «Лолита» и «Камера обскура». В своих книгах Прево совсем не касался тем великой тайны перехода из жизни в смерть, а также способов обретения бессмертия, по которым Набоковым впоследствии сделаны открытия, максимально возможные для человеческого сознания.
Главная же параллель заключается в том, что самые известные книги этих авторов обладают общим магическим кристаллом. Подаренная их главным героям великая любовь-всепрощение является как для Прево, так и для Набокова ключом к непреходящей ценности их великих произведений, к их эстетической элитарности. Именно это стало причиной того, что их книги стали классикой мировой литературы.