«Я счастлива только тогда,
когда чувствую себя игрушкой в твоих руках.
Только так и не иначе.
Властно, жёстко, но всегда бережно. С любовью.
Но та любовь, которая мне нужна — особенная.
Я не хочу быть фарфоровой статуэткой,
на которую страшно дышать,
чтоб не дай Бог не разбить.
Я хочу быть воском в твоих руках,
из которого ТЫ слепишь свой шедевр.
Свою игрушку, рабыню, принцессу, «уличную шлюху»,
любимую наложницу шейха или ведьму,
уличённую в сговоре с дьяволом…
Я буду ВСЕМ, чем ты захочешь»
© Мирабель Браун
Так, с его подачи Чехова потеряла несколько адекватных кавалеров из хороших семей. Парней, мечтавших в будущем взять её в жены. И прекрасно понимая, что пока возле неё будет крутиться Глеб, ей не видать будущих женихов как своих ушей, она перестала назначить им свидания.
Так целиком и полностью сосредоточившись на общении с Рудаковским, который вел себя тогда ниже травы, боясь даже ухаживать за ней в присутствии Глеба, она все больше замыкалась в себе, продолжая избегать общества сводного брата.
Да, она обещала поставить отца в известность об отвратительном поступке его сына, но то были пустые обещания, которым не суждено было воплотиться в реальность. Глеб утверждал, что ей никто не поверит, а его мать и вовсе воспримет её обвинения как клевету, что было не так уже и далеко от правды. И прекрасно понимая, что он в какой-то степени говорил верные вещи, и очернить его репутацию, да ещё столь нелепым образом, у неё вряд ли получится, Валерия была вынуждена оставить попытки ему отомстить, начав мечтать с той поры только об одном: поскорее вырваться из этого дома и начать собственную жизнью.
Удерживала её от побега привязанность Дениса к этой семейке «Адамс», которую она терпеть не могла, видя все в черном цвете.
Особенно это касалось Аллы и её не в меру продуманного сыночка, бросавшего в её сторону похабные взгляды.
Убедившись, что все сложилось самым лучшим образом, и его никто ни в чем не подозревает, как-то снова оставшись с Чеховой наедине, Глеб поспешил тут же поставить её в известность, что если она опять начнет поднимать эту тему и на что-то намекать его отцу, то все повториться, только в следующий раз он не будет её щадить.
Теперь же этот момент проигрывался по новой, но уже в других условиях и по другой причине. И «продуманный сынок» ненавистной женщины уже не казался ей таким мерзавцем как обычно.
Чехова тщетно пыталась убедить себя не совершать очередной глупости, но уже было поздно. Всецело отдавшись воле Провидения, она поступила так, как подсказывала ей интуиция, не думая больше ни о чем.
Все, что имело для неё сейчас значение, это их страсть, взаимный магнетизм, и просторная спальня. Почему она должна была откладывать эти вещи на потом?
Звезды так сошлись, что по-другому они действовать не могли. Если идти, то до конца. Как знать, возможно другого шанса повторить что-то подобное у них не будет. Не было смысла больше медлить.
Нависая над ней так, что мог спокойно следить за выражением её лица, опираясь на руки, Глеб ехидно улыбался, чувствуя, как она ерзает под ним, доводя его своими нетерпеливыми движениями до кипения. А сам он, даже не думая от неё отворачиваться, скользил взглядом по её фигуре, чуть не свернув себе шею от зашкаливающего любопытства.
Обнаженная Чехова со стекающими каплями воды по соблазнительному телу была для него сейчас самым желанным объектом, провоцируя его на определенные действия.
— Предлагаешь нам заняться кхм…этим прямо сейчас? — задыхаясь, осведомилась он, впиваясь взглядом в её расслабленное лицо.
— Только при одном условии, — предупредила его Чехова, пробуя приподняться слегка с постели, но тут же перехватив её инициативу, Глеб снова прижал девушку к кровати, фиксируя её так, чтобы она не могла пошевелиться.
— Хочешь со мной побездельничать? — осведомился он, раздеваясь и швыряя на пол свою одежду. — Я могу тебе это организовать.
И едва Валерия успела сообразить, что конкретно он собирался предпринять, окончательно избавившись от одежды, как повалив её снова на постель, он принялся покрывать её тело поцелуями, граничившие уже с нетерпением.
Прижимаясь к ней все теснее и теснее, он яростно целовал её плечи и шею, пока её прерывистое дыхание не сменилось еле слышными стонами, заставивших его слегка улыбнуться в ответ. И едва он, перейдя последнюю границу, приблизился к её губам, как обхватила его за плечи, и закрыв глаза, чтобы получше прочувствовать столь интимный момент, Чехова с тихим стоном ответила на его поцелуй, впиваясь в его губы словно это было предопределю заранее, и оба не могли больше противиться взаимной страсти.
Возможно завтра им придется снова надеть прежние «маски», возвращаясь к устоявшимся ролям, чего ей не хотелось после такой близости, когда они буквально принадлежали друг друга. Но пока у них существовала возможность побыть самими собой, больше не сдерживая своих чувственных порывов, они наслаждались отпущенными им минутами «порочного» единения, словно это была последняя ночь в их жизни, повторение которой потом казалось им мало осуществимым.
Мгновенно обмякнув в руках сводного брата, Чехова продолжала жадно целоваться, запуская пальцы в его волосы, и будучи не в состоянии никак насытиться этими поцелуями, она старалась не думать о том, на что будет похож с утра её рот, едва ей посчастливиться предстать в таком виде на занятиях перед Гордеевым и любопытными одногруппниками.
Руки Глеба гладили и ласкали её чувствительное тело, и по-прежнему продолжая таять от его прикосновений, она не хотела, чтобы их близость ограничивалась одними поцелуями. Её телу требовалось намного больше, отчего она даже стеснялась своих пошлых желаний.
— Нет, я, конечно, подозревал, что ты ненасытна в постели, но не настолько же, — усмехнулся Глеб, слегка отстраняясь от неё, чтобы перевести дух.
Непонятным для него было одно: почему из всех парней, включая безнадежно влюбленного в неё дурачка Рудаковского, для постельных утех она выбрала именно его?!
Да, Чехова вела себя сейчас не совсем разумно, но сама мысль о скандальности их связи придавала некую остроту ощущениям, ведь в случае её разоблачения им обоим грозило получить «по первое число».
Первым делом от его истерически настроенной по отношению ко всему матери. Но раз Чехову это не заботило, он был готов пойти ради неё на все, с учетом, если она сделает ему одолжение, и не будет вспоминать о своем «светиле» хотя бы в этой спальне.
— Нет, ну раз ты так хочешь… — жарко прошептал он ей на ухо, заключая девушку в объятия. — К черту Гордеева! Иди сюда.
Валерия нетерпеливо ерзала под ним, так что ему стоило немало усилий заверить её, что свое она непременно получит, а пока что им нужно было немного привыкнуть друг к другу, и не спешить с сокращением расстояния.
Откинув слегка назад его голову, она попыталась приникнуть к его шее в дразнящем поцелуе-укусе, когда со словами: «Лежи. Я сам», Глеб попросил её снова лечь на постель, отшвыривая прочь ставшее ненужным её полотенце.
Очутившись снова на спине, Чехова закрыла глаза, чувствуя, как он плавно опускается на неё, обжигая своей горячей кожей. Уткнувшись лицом ей в шею, он принялся слизывать с её ключиц капельки воды из-под душа, по-животному касаясь её языком. Сказать, что это было волнующе, значит, ничего не сказать.
А ведь были времена, когда она считала себя невосприимчивой к подобным ощущениям. И едва Чехова, настроившись на саркастический лад, хотела отпарировать ему парой-тройкой едких фраз, чтобы напомнить ему, с кем он имеет дело, со словами: «А ты горяча», Глеб потянулся к прикроватному столику за средствами контрацепции, устраивая вскоре свою ладонь на её груди. Через секунду его поведение изменилось и, дотронувшись губами до её правой ключицы, он впился в неё зубами, заставив девушку затрепетать от невыразимых ощущений.
Обхватывая его спину руками, Чехова не замечала, с какой силой впивалась ногтями в его кожу, оставляя на его теле отметины.
— Свет выключить? — поинтересовался он, пошарив рукой по столу в попытке отыскать выключатель. Валерия отрицательно кивнула.
— Хочу тебя видеть.
— Ну, что ж, если ты действительно этого хочешь, — картинно вздохнул Глеб, прикасаясь губами к её скуле.
На самом деле ей не очень хотелось заниматься любовью при ярком свете: вокруг царило слишком много раздражителей, отвлекающих её от самого процесса. Но когда имеешь дело с таким совершенством как её «братец», это следовало видеть. В конце концов, талантливая игра заслуживала достойного освещения. Он вошел в неё почти без подготовки, зажимая её крик ладонью, и ведя себя словно изголодавшаяся по ласкам девица, Чехова подалась ему навстречу, открываясь ему полностью и вновь становясь уязвимой, чего ранее за ней водилось.
— Теперь ты только моя, — хрипло шептал Глеб, словно утверждая свое право на обладание её прекрасным телом. — Чтобы больше никакого Гордеева!… Ты меня поняла?
Застонав, Чехова лишь сильнее впилась своими ноготками в его спину, больше не сдерживая себя и словно заново открывая для себя полузабытые ощущения. Убедившись, что с ней все в порядке, и она не собирается от него закрываться или как-то его отталкивать, Глеб начал двигаться, медленно и аккуратно, ожидая момента полного раскрепощения недоверчивой пассии.
— Давай быстрее, — прошептала она, перестав обращать внимание на боль под влиянием адреналина и эндорфинов, завладевших её мозгом и уже проникающих в кровь, усиливая ощущение сладострастия.
Вскоре у неё возникло ощущение, будто она попала в какой-то бесконечный порнофильм, и по-своему расшифровав этот призыв, Глеб задвигался более настойчивей, заполняя её собою до предела и краем глаза отмечая, с какой силой её пальцы впиваются в простынь, лихорадочно скользя по постельному белью.
Выгибаясь под ним, Чехова что-то еле слышно простонала, никогда ранее не испытывая чего-то подобного, и не догадываясь, что вообще можно было так «пламенеть» в чьих-то руках, воедино сливаясь с тем, чья страсть вполне удовлетворяла её жадную чувственность.
— Так лучше? — почти задыхаясь, переспросил он, следя за выражением её лица.
Вместо ответа Чехова лишь запрокинула голову, все громче и громче постанывая в такт его движениям. Их обоих накрыло горячей волной, а в мозгу запустился сигнал ожидания экстаза. Сильнее вжимаясь в неё, Глеб с удовлетворением отметил, что она едва сдерживает стоны, закусывая губы. Их тела плавились, а логика была вовсе отключена.
Удовольствие накатывало волнами, неумолимо нарастая, и услышав в бреду чей-то хриплый стон, Чехова не сразу поняла, что он принадлежал именно ей, — с такой силой Глеба прикусил ей мочку уха.
В какой-то момент боль и удовольствие смешались для неё в одно целое. Все было сильно и жестко. Именно так, как ей нравилось и хотелось: резкие толчки, впивающиеся в её тело пальцы и грубые поцелуи, после которых теперь на её теле точно останутся синяки, а заодно и вопросы у Гордеева.
Каждое движение Глеба причиняло ей боль и одновременно приближало к чему-то невероятному. Это было именно то, в чем она нуждалась и то, что было необходимо ей сейчас, в данную минуту, не понимая, как могла раньше жить без всего этого.
Её стоны были слышны на весь дом. Чехова была даже рада, что в этот раз дом пустовал, и никто не мог слышать их постельной возни, перемежавшейся её редкими вскриками на грани.
Ей ещё ни разу не приходилось заниматься любовью столь самозабвенно, упиваясь собственной похотью и похотью парня, подставляя ему свои плечи и шею для бесконечных поцелуев. Его движения стали ещё более резкими, и оказавшись спустя пару минут во власти охватившей её сладострастной судороги, ещё крепче сдавив Глеба в объятиях, она внезапно почувствовала, как её накрывает с головой неведомое дотоле ощущение, вынуждая её против воли выгнуться в неестественной позе.
Закричав, Чехова судорожно заскользила пальцами по прикроватной решетке, царапая и раня свою нежную кожу о железо. И не спеша выпускать её из объятий, Глеб продолжая двигаться уже рефлекторно, добирая последние капли удовольствия, оставив её в покое, когда ощутив на себе тяжесть его тела, Чехова попыталась столкнуть его с себя.
Вздохнув, он нехотя лег рядом и подтащив её поближе к источнику света, заглянул ей в лицо, нависая сверху. Что пытался он там рассмотреть, для Валерии так и осталось загадкой. Но когда он вдруг наклонился к ней и поцеловал её, словно пытаясь стереть этим поцелуем нанесенные ей ранее им обиды, не ожидая от него такой реакции, Чехова слегка напряглась.
Если после столь бурного единения он надеялся с ней снова пообниматься и поболтать, то все это зря. Сейчас в её голове было настолько тихо и пусто, что мозг казался совсем неспособным на воспроизведение каких-либо адекватных мыслей вообще.
Все, о чем она могла думать, восстанавливая дыхание после жесткой схватки, так это о посещении душа, куда позже и отправился Глеб, отрываясь наконец от рассматривания её лица.
Так, за ночь свое страстное единение они повторили ещё несколько раз, не сдерживая себя больше ни в эмоциях, ни в фантазиях, оторвавшись друг от друга, когда часы пробили ровно три. До рассвета оставалось всего ничего.
Изнуренные, но довольные тем, что теперь больше не было нужды изображать равнодушие и ненависть как раньше, когда все так прекрасно разрешилось, эти двое ещё долго приходили в себя, прислушиваясь к тяжелому дыханию друг друга.
Особенно непросто пришлось Чеховой, не имевшей ранее опыта в подобного рода марафонах. В её висках пульсировало, отдавая куда-то в голову, а сердце колотилось как сумасшедшее, готовое выскочить из груди. Она боялась себе даже представить, каким у неё сейчас был уровень давления. Скорее всего эти показатели сильно зашкаливали. И вместе с тем на душе у неё давно было восхитительно легко как никогда ещё. Будто с её плеч свалилось тяжелое бремя и ей даже легче стало дышать.
Определенно, ей хорошо было с Глебом в постели. Порядочно отточенные им за это время навыки в делах любовных были практически на высоте. От такого любовника она бы не отказалась.
Что ни говори, но занятия любовью её приятно взбодрили, заставив окончательно встряхнуться и порвать с прежней собой — аморфной, амебной и ненавидевшей весь мир за несправедливо отобранных у неё родителей.
Совсем иные чувства испытывал сам Глеб, уверенный, что после этой ночи Чехова его точно возненавидит, и о дальнейшем примирении не могло быть и речи. Причем он был уже не уверен, что это была обычная страсть, и они все это затеяли, чтобы просто снять напряжение и разойтись по сторонам, снова играя в «ненавидевших» друг друга сводных.
Однако почувствовав вскоре, что Чехова уже успела прийти в себя и даже слегка зашевелившись, обхватив её руками поперек живота, он прижал её к себе, упираясь подбородком ей в макушку.
— Глеб, — еле слышно пролепетала Валерия, поворачивая к нему голову.
— Да? — спокойно произнес он, невольно прищуриваясь.
— По-моему, мне пора, — добавила она, вздрагивая от прикосновения его губ к её шее.
— Пора что? — не понял он, целуя её в макушку.
— Я имею в виду вернуться к себе комнату, — пояснила Чехова, признавая в глубине души, что была не прочь провести эту ночь с ним, если, конечно, не сильно утомляла его своим присутствием, и он не хотел от неё отдохнуть. — Ты же сам знаешь, что будет, если нас застукают в одной постели. Подумай о своей матери. Как она это воспримет?
Валерия не хотела его подставлять. Ей было даже страшно себе представить, что подумает о ней Алла, меньше всего желая обнаружить ненавистную падчерицу в постели своего сына. С другой стороны, он сам подбил её на это, ворвавшись в ванную комнату в неурочный час, но винить кого-либо в происшедшем, кроме себя самой, ей было некого.
— А мне кажется, тебе и здесь неплохо, — отозвался Глеб, погружаясь в новые размышления. — Рядом со мной, — и решив, в конце концов, остаться, раз он так сильно её об этом просил, Чехова принялась рассматривать спальню, едва её глаза достаточно привыкли к темноте.
Пожелав ей спокойной ночи и слегка коснувшись губами её виска, он отключил настольную лампу, укладывая Чехову рядом с собой. Пробормотав в ответ что-то невнятное, она всего лишь перевернулась на бок, пока и вовсе не провалилась в сон, кутаясь в тонкое одеяло.
***
Если бы Валерия рискнула когда-нибудь составить рейтинг своих самых ужасных утренних пробуждений, тогда это пробуждение заняло бы верхнюю строчку её персонального «хит-парада».
Проснуться в одной постели со сводным братом и обнаружить стоявших напротив кровати непрошеных визитеров с открытыми от недоумения ртами, а именно Инну и вернувшейся раньше времени из командировки Аллы Евгеньевны — это было слишком даже для неё.
— Глеб… У нас гости, — еле слышно проронила Валерия, толкая в плечо едва продравшего глаза парня, приподнимаясь с постели и моментально натягивая край простыни до подбородка под пронизывающим взглядом его матери и его бывшей подруги Инны.
Усевшись в постели, Лобов окинул ироничным взглядом собравшихся здесь знакомых лиц, инстинктивно поправляя на голове свою взъерошенную после бурной ночи челку.
— С добрым утром! — ядовито поприветствовала эту парочку Алла, смерив ненавистным взглядом сначала испуганную падчерицу, а потом останавливаясь на прекрасно владевшем собой сыне.
«За что?» — говорил общий вид скандализованный женщины.
Взгляд Инны, скрестившей руки на груди, тоже не отличался особой доброжелательностью по отношению к блудному кавалеру, нашедшего в этот раз отраду в объятиях своей «сестренки», чьего общества он ранее чурался.
Перехватив спокойный взгляд ещё сонного, но невозмутимого Глеба, который не видел особой проблемы в выяснении отношений с шокированной матерью, Валерия вдруг отчетливо поняла, что это был конец.
Конец её проживанию с Дениской под крышей дома этой семьи, её обучению в институте и карьере будущего нейрохирурга под руководством Гордеева и не только его.
Так начался ещё один херовый день в непредсказуемых буднях доктора Чеховой.
Глава 69
http://proza.ru/2024/04/19/754