Лапка. Глухариный ток

Кабаков-Кабацкий
               
... Вскоре наступила весна, отбиваясь от контрнаступлений не сломленной ещё зимы.
  Однажды, вместе с Лапкой Андрей пошёл на глухариный ток...
  Сильный, холодный ветер гнал тёмно-серые снизу облака по холодному небу и из них порывами падал крупными хлопьями белейший снег.
  Набухшие сиреневые берёзовые почки, серая земля с пятнами нерастаявшего по обочинным канавам снежного наста, свист ветра в ивняке в низинных местах - всё заставляло охотника ежится, и спешить к спасительной зимовейке, стоящей на краю полянки, в сосновом лесочке, за речкой.
  Лапка надолго исчезла где - то распутывая следы, хотя она сама, в каждое мгновение знала где находится её хозяин.
  Андрей шел и рассматривая березняки вдоль дороги, вспоминал французских импрессионистов: Дега, Моне, Сислея - нечто подобное по цветовой гамме бывало и на их полотнах и особенно конечно у Ренуара, с его тяготением к тёмно-синему...
  И Андрей, глядя на холодную красоту природы его окружавшей, только сегодня понял желание этих художников запечатлеть на холсте впечатление от живой жизни, в попытке передать единство и отдельность красок и теней, которые нас окружают везде, но которые особенно пронзительно мы замечаем веной, на природе.
  И эта живопись - импрессия, по сравнении с классическим портретом или пейзажем, смотрелась как цветная фотография, в сравнении с чёрно - белой.
"Казалось бы пейзаж - вид местности один и тот же, но каково богатство оживших оттенков и цветовых рефлексов у импрессионистов! - думал он, мерно вышагивая по заснеженной дороге.
- Сиреневые березняки на чёрно - белой стынущей земле, с добавлением холодного ветра пахнущего мороженным - это и есть подлинное переживание красоты мира, нас окружающего..."
    Андрей только недавно заметил, что березняки, весной, во времена глухариных токов, становятся дымчато-сиреневыми и словно обретают вес и форму, перед тем как заполнить все свободные пространства обилием сочно-зелёной паутины неисчислимого количества клейких листочков!

  …На подходе к зимовью, уже вечером в сумерках, Лапка выпугнула глухаря, слетевшего с токового дерева на краю маленького тока, и севшего на крупную, развесистую ёлку.
  Андрей осторожно крался к ели через открытую луговину, когда услышал и увидел, что собака пытается залезть на дерево - запрыгивает на нижние ветки, а потом карабкается выше, пока не поскользнётся и потеряв равновесие, спрыгнет на землю, чтобы проделать новую попытку, добраться до глухаря самостоятельно!
  Охотник впервые видел лазающую по деревья собаку и от неожиданности, расхохотался. Заметив хозяина, Лапка отскочила от ствола, и стал лаять на затаившуюся птицу размеренно и звонко.
  И когда рассерженный глухарь стал сердито скрипеть и крякать на назойливое четвероногое существо под деревом, Андрей увидел его, сидящего совершенно открыто на самой маковке ели, изредка покачиваясь на неустойчивой, тонкой крестовине хвойных веток.
  Не торопясь, охотник прицелился и выстрелил. Глухарь сложив крылья упал вниз и с глухим стуком ударился тяжёлым телом о землю. Лапка прыгнула, схватила его, помяла и тут же бросив, подбежала ко мне ожидая похвалы.
  Птица оказалась, старым и крупным "петухом" с яркими, ало - красными "бархатными" бровями и длинным, черно - блестящим хвостом, с переливом чёрного в перьях на шее в сторону тёмно -изумрудного...
 
  ... Утром, Андрей, ещё в темноте проснулся в зимовье, попил крепкого, чёрного как дёготь чаю, немного отошёл от постоянного недосыпа, завел Лапку в зимовье, и прикрикнув на неё, вышел, захлопнув скрипнувшую в ночи дверь...
 
  Ток был на горушке, за сухим болотом и разогревшись от ходьбы охотник остановился, где-то посередине подъема и замер.
  На небе, на восточной его стороне, проклюнулась синеватая полоска зари, и почти тотчас же, из мрачной глубины крупного сосняка, в прохладной тишине уходящей ночи раздался первый сухой щелчок, потом ещё один и ещё... и ещё...
  И вот щелчки в первый раз слились почти в непрерывное тэканье и вслед, раздался звук напоминающий точение ножа на бруске...
  Первый глухарь - регент и распорядитель весеннего хора - опробовал голос и через несколько минут в ответ, на непрекращающуюся песню разошедшегося токовика, ответил другой "петух", потом третий, четвертый.
  Из тьмы несся шквал сдавленно - яростных звуков: шипения, точения, звонкого, кастаньетного тэканья!
 
  Андрею на мгновение стало страшно - ему показалось, что он перенёсся на многие тысячи лет в прошлое, когда на месте посёлков и городов стояли дремучие хвойные леса.
Но и тогда, многие тысячи лет назад, весной, по утрам, из темноты неслись точно такие же звуки, указывая на наступление новой неистово - яростной и благодатной весны!
  Чуть рассвело, когда Андрей, "подскакав" ближе, под глухариные простенькие песенные переборы, высмотрел петуха, чёрного и сердитого, трясущего в песне бородкой под клювом на шее, сводящего и распускающего веером полукруг длинного хвоста.
  В этот момент, словно звук серебряной трубы, раздались с дальних болот голоса проснувшихся журавлей, и оттуда же донеслось гулкое бормотание и чуфыканье токующих тетеревов...
  К этому времени заметно рассвело и стали видны уже не только силуэты сосен, но и отдельные ветки...
  Глухарь на минуты замолк, потом щёлкнул разок и сделал паузу...
  "Проверяет - улыбаясь, подумал охотник. - Если бы я в это время запрыгал, ожидая обычного продолжения песни, то петух услышал бы меня и улетел..."
 
  Через время петух вновь запел, разогнался и ему, пробиваясь сквозь нарастающий гомон пения проснувшихся птичек, отвечали из округи, с расстояния в сотню метров, соперники - петухи.
  "Наверное, пора - подумал Андрей и почти с сожалением, выцелив глухаря под точение, нажал на курок.
  Раздался оглушительный выстрел! Птица упала под дерево с громким стуком и на мгновение в округе воцарилась тишина. Но уже через минуту птичье пение продолжилось с удвоенной силой.
  Подняв тяжелого, с толстой шеей глухаря, Андрей осмотрел его, заметил кое - где выдернутые пуховые перья на шее и подумал, что глухарь был отчаянным драчуном и уже наверняка имел в своём "гареме" несколько наложниц глухарок...
 
  Солнце ещё не взошло, когда Андрей вернулся в зимовье, продрогший и не выспавшийся. Выпустив обрадованную Лапку из избушки, он отрезал ей когтистую, чешуйчатую лапку глухаря, и бросил заскучавшей собаке, а потом, войдя в зимовье, в тепло натопленного деревянного домика повалился на нары и тотчас заснул.
  Лапка терпеливо ожидала его пробуждения снаружи...
  На обратном пути, проходя узкой ложбинкой заросшей ольховником, собака вспугнула, ещё белого, не вылинявшего зайца. Он понёсся, мелькая белым на сером фоне прошлогодней пересохшей травы и вслед за ним, то стремглав проскакивая под ветками, то выпрыгивая вверх и преодолевая препятствия, с утробным "хаканьем" летела Лапка.
  Так в десяти шагах друг от друга они и скрылись за гривкой, а через некоторое время, Лапка вернулась и сделала вид, что она на время отлучилась, а теперь снова рядом с хозяином...
   - Ушёл зайчишка - то! - подтрунивая, произнес хозяин, но собачка сделала вид, что его не услышала...


                2002 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/  или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal