Мотор клокотал на малом газу. Трава за винтом струилась.
Внезапное появление стариков застало нас врасплох.
Видимо, они знали, что мы где-то здесь, если решились лететь в такую погоду. Но – как? Откуда?
Не было времени думать. Была лишь сиюсекундная необходимость избежать погони, во что бы то ни стало подняться в воздух.
Я думал и действовал механически; словно бы кто-то другой, не я, запускал мотор, пристегивался, проверял рули.
Агата с Игорем разместились в задней кабине.
Теперь мы вместе следили за стариками, которые шли в отдалении, над лесом.
Облачность была низкая, старики не могли набрать высоту; это сокращало им обзор и давало нам шанс…
– Йорик, – раздался голос Агаты в шлемофоне, – как только прогреется – взлетай и уходи на юг. Постарайся скорее войти в облачность.
Мы не могли лететь теперь же, не прогрев двигатель, без риска заглохнуть на взлете или повредить его. Не выпуская из вида самолет Иваныча, я поглядывал на датчик температуры масла; температура же росла медленно, слишком медленно. Казалось, прибор испортился и масло давно согрелось, перегрелось и выкипело, пока мы стоим здесь и ждем, как агнцы заклания.
Я тронулся с места и порулил в дальний конец луга.
Желтый биплан, уменьшаясь в размерах, скрывался за лесом.
– Кажется, пронесло – сказал Игорь. – Дальше по Почайке пошли, дураки.
Словно бы услышав его слова, аэроплан лег на обратный курс. Затем довернул, круто кренясь, и направился к нам.
Я развернулся и дал полный газ.
***
Песчаный пляж с ивами и темная полоса воды за ними приближались. Краем глаза я видел стариков, двигающихся наперерез. Чувствовал на себе их взгляды. Казалось даже, различаю ствол револьвера, выставленный из кабины.
Я не успел добраться до начала площадки и места для взлета оставалось не много.
Берег быстро приближался. Луг был неровный; скорость нарастала медленно.
«Если мы окажемся в воде – перевернемся через капот, – мелькнуло в голове. – Если увязнем в песке – тоже перевернемся… и тогда – пожар…»
Луг заканчивался; я видел, как трепещут на ветру листья ивы и мелкие волны набегают на берег, но когда худшее, казалось, было неизбежно, аэроплан оторвался, наконец, от земли и повис в воздухе.
Под крылом мелькнула прибрежная полоса песка и потянулась монотонная, зыбкая водная гладь.
Я почувствовал слабость в членах и огромную, непомерную усталость.
Мы неслись у самой воды.
– Что там? – спросил я, не оборачиваясь.
– Маневрируй, Йорик, – послышался голос Агаты, – почти спокойный. – Кажется, они стрелять собрались.
В ту же секунду краем глаза я заметил, как в левом крыле появилось небольшое, размером с вишню, отверстие.
От неожиданности я сжался в кресле, бросил аэроплан вправо и стал набирать высоту.
– Аккуратнее, Йорик, – сказала Агата. – Не дай им зайти сверху.
Поздно. Самолет Иваныча уже висел выше и чуть в стороне.
Аркаша сидел в задней кабине и не смотря на остроту момента выглядел почти добродушно. В передней кабине расположился Иваныч. Такой же точно, каким я его запомнил в ту ночь у костра, – округлая, с проседью, борода, низкий лоб, нос картошкой, – если бы не взгляд: Иваныч смотрел на нас, как охотник смотрит на добычу; пристально, оценивающе.
А потом лица обоих пилотов вытянулись и застыли. Они увидели Игоря. Однако, длилось это недолго. В следующую секунду над срезом кабины появилась рука Иваныча. В руке этой был револьвер.
Я несся над рекой, следуя изгибам русла, закладывая крены, не давая Иванычу возможности прицелиться.
Аркаша держался на хвосте, прижимая сверху. Пока они не стреляли, но я понимал, что это не может длиться вечно. Старики более опытны. Рано или поздно они либо доберутся до нас, либо я совершу ошибку, не справившись с управлением и столкнусь с водой. Игорь же не мог вмешаться; вдвоем с Агатой в узкой кабине ему было слишком тесно, чтобы пилотировать.
«Да-да, – думал я, – так и будет. Так и будет, если только…»
Я выровнялся и сбавил скорость.
– Ты чего делаешь?! – заорал Игорь. – Сваливай!!!
– Тихо… тихо! – выдохнул я. – Агата! Где они?!
– Прямо за нами, выше.
– Метров за пятьдесят… нет, за семьдесят… скажи мне!
Следующие несколько секунд показались мне вечностью.
Я не знал, с какого расстояния бьет револьвер и молился только, чтобы они не открыли огонь прежде, чем окажутся достаточно близко.
– Семьдесят, Йорик, – сказала Агата. – Примерно семьдесят.
Я выждал еще немного, затем, собравшись с духом, добавил газ и бросил аэроплан в крутой, на грани сваливания, вираж.
Меня вдавило в сиденье. Горизонт за смотровым щитком кабины встал почти вертикально. Тело налилось непомерной тяжестью, в глазах потемнело. Я слышал, как захрипел Игорь. Агата была у него на коленях и не смотря на свой небольшой вес сейчас, должно быть, причиняла немалую боль.
Я тянул ручку на себя, стараясь максимально сократить радиус разворота и не свалиться при этом в штопор.
Наш аэроплан был более маневренный; Аркаша не сумел удержаться и отстал. Я увидел его позади-справа, переворачивающегося через крыло и уходящего в противоположную сторону. Очевидно, он решил, что я попытаюсь зайти ему в хвост и хотел предотвратить это, встретив меня лоб в лоб. Воспользовавшись его заблуждением, я вышел из крена и потянул вверх. Аркаша, поняв, что обманулся, ринулся было следом, но уже облако дышало холодом, и изгиб реки под нами, зажатый с обоих сторон тайгой, исчезал в серой мути.
***
Кругом была мгла, плотная и сырая. Чтобы окончательно сбить стариков со следа, мы несколько раз сменили курс, и только тогда перевели дух.
– Все целы? – спросила Агата.
– Целы, – ответил я. – Только в крыло попали.
– А двигатель? Баки?
– Топливо… на месте. Двигатель тоже, вроде, в порядке.
– Уже неплохо.
– Неплохо, – бурчал Игорь. – Ты, Йорик, конечно, молодец, только Агатка мне чуть ноги не переломала, когда ты заложил… А такая, вроде, легкая…
Спасаясь от погони, нам пришлось бросить на лугу почти все свое имущество.
Старики же, упустив нас, наверняка приземлятся там, чтобы обыскать нашу стоянку, поэтому возвращаться было бессмысленно.
– Интересно, – сказал я. – Как они все-таки нас нашли?
– Да… – согласился Игорь. – Непонятненько.
– А по-моему, наоборот, – возразила Агата.
– В смысле? – не понял Игорь.
– Ты давал интервью. Так?
– Ну, давал.
– Что за газета? Где издается?
– «Почайский Буй». Областная, вроде…
– Прекрасно… – вздохнула Агата. – О чем ты говорил?
– Да ни о чем… что летаем… возим… Да вот я вам сейчас покажу! У меня-ж с собой… Сохранил на память.
Игорь полез в рюкзак и достал газету, аккуратно сложенную и упрятанную в пластиковый пакет.
– Читай, – сказала Агата.
Борясь с ветром, Игорь приоткрыл газету на нужной странице и стал читать.
«Не рыбой единой живы почайские поселки. Не перевелись еще народная смётка и деловитость. Так, Иван Иваныч Иванов, председатель села Чайнодрищенское, решил внести вклад в развитие транспортной инфраструктуры края. Под его руководством силами селян была открыта первая на постсоветском пространстве района аэрокомпания «Авиа-капитал», позже сменившая название на более понятное и близкое сердцу рядового обывателя «Лети-Медведь» (прим. редакции).
На сегодняшний день в компании около пяти аэропланов, собранных буквально по сусекам из разных уголков нашей родины и восстановленных чайнодрищенскими умельцами. Налажено регулярное воздушное сообщение между Чайнодрищенским и поселками Медвежий Кут, Лисий Кал, Бесогоново, Малые Гунди, Затрапезным и многими другими.
Ширится маршрутная сеть. Растет пассажиропоток. Зияют улыбками рты счастливых бабок…»
– …Ой все, – перебила Агата. – Давай ближе к делу. Где там о тебе?
– Ну уж могли бы и послушать, – обиделся Игорь. – Хотя… если вам действительно совсем не интересно, то….
– Давай-давай, – торопила Агата. – Читай.
– Ладно. Так… – Игорь бегал глазами по строчкам. – Показатели…. Лучшие в своем деле… А, вот!
«…поблагодарив Иван Иваныча за обстоятельный рассказ, мы не могли не побеседовать с теми, кто непосредственно стоит на передовой аэро-трудового фронта, выбрав своим уделом романтическое ремесло авиатора.
Иван Иваныч любезно пошел нам на навстречу и представил, по его собственным словам, старейшего пилота компании, Василия.
Мы были удивлены, увидев перед собой не седого воздушного волка, а очень молодого, рыжеволосого, вихрастого парня. Высокий, поджарый, он не стоял на месте, а все пружинил, переминался с ноги на ногу, словно бы ему не терпелось оставить земную бренность и взмыть ввысь, в родные…»
– Ну, все понятно, – вздохнула Агата. – Они тебя по описанию узнали. Герой ты наш…
– Да я-то что…
– Да ничего. Сразу же ясно. Рыжий, вихрастый… Даром, что Василий. Вот они и поперлись в Чайнодрищенское, проверить. Поговорили с председателем, тот им все рассказал… по пьяной лавке, наверняка… и про то, что ты смылся, тоже. А может, он и наш аэроплан видел. Старики все это сложили, заподозрили неладное и с утра пораньше отправились. А дальше вы знаете.
Агата помолчала: «Хорошо еще, что ты с ними разминулся в своем этом… Задрищенском.
Чайнодрищенском».
– Хорошо еще, что вЫ вчера там не сели! – подхватил Игорь. – А то была бы встреча… еще и какой-нибудь мудак-инспектор прицепился бы, полюбому…
– Полюбому, – вздохнула Агата.
Мы еще помолчали.
– А чего-ж они тогда так охренели, когда меня увидели? – удивился Игорь. – Если знали, что я жив?
– Не знали, – ответила Агата. – А предполагали. – Зато теперь уж не сомневаются.
«Погибший» Игорь. Украденная карта. Угнанный аэроплан. И – мы втроем, живые и здоровые, в аэроплане, с картой, спешащие за наконечником.
Иванычу было от чего прийти в ярость.
– Ну хорошо, – вздохнул я, – с этим понятно. А дальше-то что? Куда полетим?
– Йорик, – сказал Игорь. – Курс тридцать три.
– Тридцать три?
– Да.
– Почему?
– Возьми-возьми. Долго рассказывать.
– Там что? Село? Город?
– Говорю же, долго рассказывать, – ответил Игорь. – Сами увидите. – И добавил. – Увидите, что я не зря торчал в этом Задрищенском-Чайнодрищенском.
***
Лишь в ранних сумерках мы снизились.
Внизу, на сколько хватало глаз, под низкими облаками темнел лес. Ни одного огня не светилось вокруг. Лишь редкие поляны, прогалины да разбросанные тут и там озерца разбавляли его угрюмую монотонность.
– Где мы? – спросил я.
– Кажется, на месте, – ответил Игорь. – Наверное…
Он выглядел растерянным.
– Ты куда нас завез? – спросила Агата.
– Говорю же, где-то здесь должно быть.
– Что?
– Да погоди ты, – отмахнулся Игорь.
Он долго всматривался в лес под нами. Потом сказал.
– Нужно где-нибудь сесть.
– Прекрасно, – вздохнула Агата. – А дальше?
– Да говорю же! Сядем, а там разберемся.
– Игорь, – голос Агаты сделался строг. – Ты сказал, что здесь село или деревня.
– Это Йорик сказал, – возразил Игорь, продолжая вглядываться.
– А что здесь должно было быть? У нас бензина-то хватит вернуться?
– О! – воскликнул Игорь. – Смотрите!
Поодаль на поляне виднелись вытянутые приземистые строения, деревенский дом и хозяйственные постройки – по всей видимости, ферма.
– Давай туда! – сказал Игорь.
– Мы точно это должны были найти? – не понял я.
– Да как сказать…
Агата покачала головой: "Кажется, зря мы тебя послушали".
Мы несколько раз прошли над поляной.
Видно было, что ферма давно пустует. Оконные рамы оказались выдраны, шифер частью был снят с крыш, частью лежал, разбитый, на земле, среди строительного мусора, проводов и каких-то ящиков. У одного из строений были сваленные в кучу дрова, несколько бревен и выложенное камнями кострище.
На краю поляны под соснами стояла вахтовка с выкрашенным в защитный цвет фургоном.
Людей ни на поляне, ни у вахтовки не было.
– Интересно, где все? – сказал я.
– Если это охотники, – ответил Игорь, – то, может, они машину оставили, а сами пошли в тайгу, пострелять…
– Охотники так обычно не ездят, – возразила Агата. – Скорее, геологи. Или нефтяники.
– Или местные, – провода на цветмет ищут, – добавил Игорь.
– Место для костра подготовили, – заметил я.
– Тем более хорошо, – обрадовался Игорь. – Значит, скоро вернутся. Объясним им, в чем дело, и на счет бензина узнаем. А если не вернутся, можно будет с машины немного слить….
– Слушайте, – сказала Агата, – давайте уже решать что-нибудь. Стемнеет скоро.
Поляна, где стояла вахтовка, не годилась для посадки. Ближайшая подходящая площадка оказалась южнее, у озерца на лесной проплешине; там мы и приземлились.
Аэроплан завели под сосны, укрыли его ветками и выгрузили из багажника то немногое, что у нас было. За вычетом личных вещей у нас остался неполный пакет продуктов, две пустые канистры и немного денег.
Кроны темнели на фоне низкого неба и легкий ветер, холодя лицо, прохаживался над ними.
Пока не стемнело окончательно, мы наскоро подкрепились хлебом с консервами и отправились к ферме.
Какое-то время шли молча. Игорь с канистрой, за ним – Агата, за Агатой – я, тоже с канистрой.
Деревья стояли плотным строем. Ветер шумел в кронах.
Я пытался хотя бы примерно представить, где мы.
Атлас дорог остался на лугу. Я помнил лишь, что местность в направлении нашего полета была малонаселена и лесиста. В записке же сторожа говорилось, что наконечник спрятан за лесами и синими горами. В месте, вероятно, похожем на это. Но – здесь нет большой реки. И гор нет…
– А ты хорош, Йорик, – вдруг сказал Игорь. – Аркашу уделал. Он такого точно не ожидал. Хотя, если честно, я думал, что мы все там и останемся. В реке.
– Если бы он был не хорош, – ответила Агата, – мы бы все остались, где были. Ты – в своем Задрищенском…
– …Чайнодрищенском.
– …Я – одна, на каком-нибудь вокзале, а Йорик… – Агата посмотрела на меня, но ничего не сказала.
Какое-то время мы шли молча.
– Интересно, где сейчас старики? – спросил Игорь.
– Готовят по пуле каждому из нас, – отозвалась Агата.
– Пусть сначала найдут.
– Найдут. – Если уж раз нашли… – Только сначала расскажи, зачем ты нас сюда притащил. Почему сразу не сказал, куда летим?
Игорь подкинул свою канистру и поймал ее.
– Потому что вы, наверное, не поверили бы. И не согласились лететь.
– Это уж нам решать. Рассказывай.
– Да уж точно, не поверили бы. Потому что тут такое, что кроме как мистикой не назовешь.
– Ой, все – перебила Агата. – Давай только без этого.
– Дык… тут как раз самое «это» и есть. – Возразил Игорь. – В общем… на чем я остановился?
– На том что, ты посмотрел в лицо старухе, – подсказал я.
– Да. – Игорь вдруг неожиданно посерьезнел и даже остановился на секунду. – Посмотрел в ее лицо…
***
…Нос – крючком, кожа пергаментная… и все кажется, что вот сейчас откроет глаза и встанет.
«Нет, – говорю. – Так и правда можно с катушек слететь. Лучше уж совсем ни о чем не думать».
Отвернулся к окошку и решил уж ни за что не смотреть, хотя бы мне приспичило.
Сижу, значит. Кажется, долго сижу. Вдруг слышу – словно бы кто вздохнул. У меня внутрях как будто оледенело. Сердце в пятки ушло. – Что за черт!
Но нет. Тихо кругом. Только за печкой мышь скребет. И лунный свет из окошка льется; тихий, печальный. Показалось, значит.
Дальше сижу. На гроб не смотрю. В голове пусто. Даже мысли похабные больше не лезут. Только сердце колотится.
Кажется, долго так сидел. Постепенно успокоился. – Ну, точно, – думаю, – померещилось. Ведь не может же в самом деле…
Чу… – опять вздох! Медленный, тяжелый.
У меня волосы дыбом встают, и одна только мысль: «Неправда! неправда!»
А вот и правда. Потому как в третий раз раздался вздох, теперь уже совсем явственно. Будто холодом наполнилась изба, – неподвижным, тяжелым, нутряным, и голос потек их того угла, где гроб: тихий, бесцветный, точно шелест; «О-о-ох… тяжко мне…»
И снова: «Уж так тяжко, так тяжко… Тяжелехонько».
Я не оборачиваюсь. Зажмурился, в стол вцепился, головой трясу.
«Неправда… неправда. Мерещится… еси на небеси… чур, чур меня…»
– Чего трясёсьси? – Спрашивает голос. – Али хворый какой? Лучше на бок меня повороти. Уж так тяжко мне, мочи нет… спина затекла, ноет…
– Лежи, – говорю, – бабушка, спокойно. Не положено.
Казалось – тут бы и с ума сойти, ан нет: будто во мне самом что поворотилось: сижу, с покойницей разговариваю, словно бы так и надо.
– Уж и так, почитай, с самого спаса лежу, – отвечают из угла. – Насилу дождалась тебя.
Я чуть не подпрыгнул на лавке.
– Ты меня, бабушка, с кем-то путаешь! Дожидаесьси ты каргу… подругу молодости. Вон она, за домом, – картошку сажает.
– Да уж какая там подруга, – отвечает. – Я ее и видом не видывала.
– А кто-ж заказывал бабку в черном, из Чайнодрищенского?!
– Я и заказывала, – говорит покойница.
– Ну, – говорю, – вот я и привез. – Попрощались, – а завтра и полетим чуть свет в родное село.
– Полетишь, касатик, – донеслось из угла. – Только не родное тебе то село.
– Ишь ты, – говорю, – не родное. Было не родное, а станет, может, родное.
– Не станет, – отвечает покойница. – Потому как мысль тебя гложет, и нет тебе покоя.
Я насторожился: «И что за мысль такая?».
– А такая. Источила тебя та мысль как червь дерево; душу выела, сердце вымела, разум вынесла, долой за околицу…
– Общие места, – говорю. – Так цыгане на рынках промышляют. Меня-ж этим не возьмешь.
– А если не возьмешь, – посмеиваются из гроба, – то и слушай. Был у меня внучок. Славный, пригожий. Васяткой звали.
Круглым сиротинушкой рос Васятка. Через то любила его еще пуще. Души не чаяла. То пряник ему куплю, то новую рубаху, то в школу ранец. И он меня любил, бабулечкой называл.
Рос Васятка не по дням, а по часам. Вырос красавцем, – всем на загляденье, мне на радость.
Одно плохо – не к чему ему себя приложить. В деревне – что? Скука, да лес кругом; того и гляди, сопьесьси.
Как-то раз пришел он ко мне и говорит: «Я, бабулечка, решил в деревне не оставаться. Здесь – что? А я жизнь хочу повидать: страны, людей, обычаи ихние. Всю землю обойду, а уж потом и ворочусь к тебе».
Опечалилась я. Три дня и три ночи проплакала, а на четвертый и говорю: «Ступай, внучек мой ненаглядный. Погляди страны разные, людей их, обычаи; всю землю обойди, а уж потом и возвращайся».
Собрала его в дорогу, благословила, да и проводила до околицы.
Осталась одна. Плохо мне без внучка, тоскливо. Все думаю: «Где-то теперь Васятка?»
Избушка моя от старости на пол сажени в землю ушла, оконце лебедой заросло, крыша замшела, огород сорной травой забылся, а от Васятки все нет как нет вестей.
И вот, снится мне сон.
Будто пришел Васятка. Сам – худой, щеки запали, и вроде и плачет, но и смеется.
– Что ты, – спрашиваю, – внучек мой? То ли плачешь, то ли смеешься.
– Плачу, – отвечает, – бабулечка, от того, что не обошел я весь белый свет. Лишь до
Почай-Реки и добрался, до переправы. Погрузился на паром, чтоб дальше идти, да как на грех, гроза разразилась. Потонул паром, и я вместе с ним.
Я слушаю – и сама плачу – от того, что не видать мне больше Васятки, что не обошел он весь белый свет, а сгинул в Почай-Реке.
– А чего, внучек, смеешься?
– А смеюсь от того, что хоть мертвым, а исполнил я свою мечту. Нашел меня добрый человек, да не оставил в сырой земле лежать. Я, – говорит, – теперь за тебя буду. Взял мой докУмент, и отпустил дальше плыть. Я от радости забыл, что не положено – ручкой из воды помахал. Хоть мертвым, – думаю, – а погляжу мир, города его, народы, и обычаи. Теперь уже, бабулечка, по Калёну морю путешествую, и паренька того добрым словом поминаю.
Я слушаю – и тоже смеюсь, что хоть и мертвым, а все же исполнилась Васяткина мечта.
Так и стоим друг перед другом; смеемся, да слезы утираем.
– А еще радуюсь, – добавляет Васятка, – что уж скоро с тобой свидимся. Ибо идет к тебе Самая Главная Бабка. Не печалься же и не плачь. Будем рядышком на облачке сидеть, кисель кушать, да сказки сказывать.
– А и не печалюсь, – отвечаю. – И так уж пожила – дай бог каждому. Теперь же, когда и тебя на сём свете нет, мне и подавно нет нужды землю-то топтать. Готова я.
– Вот то и ладно, – радуется Васятка, – вот и хорошо. Только сначала исполни ты мою последнюю просьбу.
– Исполню, - говорю, - внучек. Все, как скажешь, сделаю.
– Хочу, – говорит Васятка, – тому пареньку добром за добро отплатить. Вижу я, что точит его дума неотвязная; мысль о вещице одной. Ни днем, ни ночью покоя не дает. Гложет, ум заняла, душу вынула, сердце вымела, долой за околицу… Вот он и ходит по белу свету; ищет ее, а найти не может… И уж многие искали, да все они мертвы…
Жаль мне его. За то, что мою мечту исполнил, помочь хочу.
Живет же тот паренек в селе Чайнодрищенское, Задрыщинского району. На ероплане возит бабок, самовары их, удобрения, дедов, внуков и картошку по всей округе. Ты-ж найди его, да передай, что вещица та…
***
…Из темноты донесся грубый, надтреснутый голос.
Игорь осекся.
Впереди за деревьями мерцал огонь костра.
Мы замерли, прислушиваясь.
Голос повторился.
– Ну? – шепнул Игорь. – Что я говорил? Вернулись. – И погасил фонарь.
– Ага, – ответил я. – А фонарь чего убрал?
– Не знаю. Какие-то они…
Развязная, матерная речь разносилась в стылом ночном воздухе.
– Кто это, интересно? – снова шепнул Игорь.
– Судя по всему, не геологи, – ответила Агата, тоже шепотом.
– Местные?
– Может, и местные. Только откуда? Поблизости поселков нет.
– Это да… Ладно, пошли. Только тихо.
Осторожно ступая, мы приблизились и укрылись в зарослях кустарника на краю поляны.
На противоположной стороне ее мерцал одинокий костер.
За костром, под соснами, стояла уже знакомая нам вахтовка. Справа в темноте виднелись заброшенные корпуса фермы, изба и сарай.
У костра сидели люди и переругивались.
Силуэты сидящих сливались в темную массу, так что сложно было разглядеть или сосчитать их.
Время от времени, однако, то один, то другой из них вставал, чтобы подбросить дров, и тогда мы видели угрюмое, темное от копоти лицо с запавшими щеками, клочковатую бороду и лохмотья на исхудавшем теле.
– Ну? – спросила Агата. – Что делать будем?
Мы с Игорем не ответили.
С одной стороны, общество у костра не внушало доверия. С другой – чего можно ожидать от людей, всю жизнь проведших вдали от благ цивилизации? Извечно-бедственное положение удаленных регионов, безусловно, извиняло и оправдывало их несовершенства.
Может, то были крестьяне, которые, не нашедши ни работы, ни пропитания в родном селе, промышляют собирательством и охотой? Или неудачливые золотоискатели, кружащие по тайге вслед за ускользающим блеском своего божка? Или некий стихийный элемент, неведомый нам, но существующий здесь, на краю света и так же, как мы, ищущий для себя лучшей доли?
Все бы так, но мы стояли в темноте и медлили.
– У нас еще есть бензин, – шепнул я. – Немного, но есть. Может, поищем другое место?
– А если не найдем? – возразила Агата. – Застрянем здесь, без топлива? А все из-за него. – Агата подтолкнула Игоря локтем.
– Да что я-то опять? – шепотом воскликнул Игорь. – Всегда у тебя Игорь виноват.
– А может, утром вернемся? – предложил я.
– Утром они могут уехать, – возразила Агата.
– Вернемся на рассвете, – настаивал я. – Тем более, сейчас они, может быть, пьяные. О чем с ними говорить тогда? И вообще – я снова посмотрел в сторону костра, – не нравятся они мне.
– Да, пойдемте, – согласился Игорь.
Я сделал шаг назад, но я запнулся о ботинок Игоря, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие и канистра моя ударилась о ствол дерева.
Полый металлический звук разбил тишину.
Сидящие у костра замерли, вглядываясь во мрак.
Один из них поднялся.
– Кто такие? – спросил он тем самым голосом, хриплым и развязным.
– Засекли, – шепнул Игорь.
Человек стоял неподвижно, всматриваясь в темноту.
– Выходи! Вон вы где! Вижу!
– Если что, – шепнула Агата, – Мы везем лес. Кончилось топливо, хотим купить. Больше – никаких расспросов, и тем более, рассказов. Про самолет – ни слова.
– А если… – начал было Игорь.
– Придумай что-нибудь! – отрезала она.
продолжение следует...