«Ничто не болит так, как
жизнь»
Nic nie boli tak, jak zycie.
Р.Липко, К.Цуговский
Жизнь по-настоящему красива лишь тогда,
когда в ней заложена трагедия.
Т.Драйзер
1. А вот и любовь!
Саша работал на овощной базе. Ему было 24 года. Родители у него были состоятельные, хотели учить парня, но он не захотел, сказав: «Буду работать!»
Что ж, как говорится, «вольному – воля». Поговорили мать с отцом и решили: «Пусть поработает, узнает, почём фунт лиха, а там, может, образумится да и поступит куда-нибудь. Года три-четыре в запасе есть ещё, армия позади».
Но всё пошло не по такому сценарию. Положила на высокого статного парня глаз завскладом Нинка. Она на четыре года была старше Саши. Поговаривали, будто есть у неё какой-то спонсор из акционеров фирмы, который и пристроил её на это местечко. Но доказательств ни у кого не было, посудачили – да и прекратили.
За Сашкой она, как рысь, две недели наблюдала. Потихоньку, полегонечку она приручила его. Там выпить принесёт, там что-то вкусненькое испечёт, в ресторанчик сводит после работы. Женщина она была разбитная, мужчин уважала, и выпить, и покурить вместе с ними – всегда запросто. Саша у неё как сыр в масле катался: работу непыльную дала, к компьютеру посадила, приодела – костюм не костюм на нём, галстуков штук десять, рубашек дюжина, в холодильнике дома у неё – ешь–не переешь.
Мать радовалась: «Вот женщина! Сама бригадирша и нашего тянет за собой. Ну, выпьют иногда – так это же по-семейному. А так ходил бы, как многие, рюмки сшибал. Ой, не приведи, Господь!» - и перекрещивалась.
Как-то пришла Нинка поздно с работы и говорит:
- Ну, Саня, прощаться давай! Меня в область на стажировку посылают. На неделю.
На самом деле ехала она отдохнуть к Семёну Ивановичу, своему спонсору и благодетелю, тому самому главному акционеру компании.
Нинка уехала после того, как натешилась с Сашей вдосталь на своей широкой кровати. Он помнил, что ей на днях тридцать исполнится. «Значит, отмечать с кем-то будет», - подумал. Пару раз он видел, как к базе Нинку подвозил видный мужчина лет сорока-сорока двух, но виду не подал, мол, не его это дело. А может, и не к нему она ехала, а к кому другому.
Три дня прошло – неуютно ему стало в холодной постели, привык Александр к бабьей ласке, ой, как быстро привык!
Пошёл вечером на танцплощадку. Близко не подошёл, издали смотрел. После армии на танцы не ходил, а теперь считал, что 24-летнему там делать нечего. Смотрит Саша – а у берёзы девушка стоит, светловолосая, тоненькая, платье белое в зелёный горошек. «Вчерашняя школьница», - подумал. Но тут она оглянулась, почувствовала, наверное, что кто-то неподалёку стоит. Саша так и обомлел: русоволосая, с длинной косой, брови чёрной дугой, прямо девушка из песни народной.
Подошёл, представился, вдоль берега реки погулять предложил. Её Юлей звали, а было ей больше, чем Сашке показалось, – девятнадцать. Приглянулась она Саше, понравилась. Да и она не прочь дружить.
В тот вечер расстались они довольно рано, но о новой встрече договорились. И уже через два дня пригласил её Александр в ночное кафе, единственное в городке. Там весело, музыка играет живая. Потанцевали, тесно прижавшись друг к другу.
А на следующий день привёл он её домой. Нет-нет, не к Нинке, конечно, а к родителям. Сам блинов напёк, самовар поставил. Юля дивилась ему и всему радовалась, как девочка малая. Когда часы десять пробили, она засобиралась домой:
- Нельзя мне дольше, меня тётя Клава будет ждать, я обещала!
- А это кто?
- Это мамина сестра. Она приехала из Самары. Тётя Клава одинокая, замуж не выходила. А мама моя серьёзно болеет, не встаёт с постели уже три недели, поэтому тётя Клава к нам в такую даль и приехала.
- А идти-то далеко?
- Да, наш дом на Заречной, третий от моста.
- А позвонить можешь?
- А у вас дома телефон есть?.
- Вот он, на тумбочке. Можешь сказать ей, что у подруги переночуешь?
- Врать как-то не хочется.
- Да какое это враньё? Может, твоим родным и легче будет, когда узнают, что тебе через весь город шлёпать. А так и им спокойнее, и мне в радость. А тебе?
- Ну, хорошо, - просто сказала Юля, - давай трубку, - и она густо покраснела.
Она что-то непонятное пролепетала тёте – Сашка, счастливый, не прислушивался – и вернула трубку.
- Ну, вот видишь, как всё просто! А ты, как актриса, репетировала… Пойдём, мои предки давно уже спать легли, им завтра на работу рано.
Они зашли в Сашину комнату, и Юля спросила:
- А где мне лечь?
Саша подошёл, обнял её крепко-крепко и проговорил:
- Со мной, Юленька, со мной. Хочу я тебя, понимаешь?
- Как не понять, не маленькая, - пробормотала Юля себе под нос.
- А ты чувствуешь ли что-нибудь ко мне? Если ничего, то не трону, не бойся.
- Ещё как чувствую, Саша!
Сашка хотел подвести Юлю к кровати и сам уложить, но она, поддавшись каким-то порывам, крепко вцепилась в него и не отпустила до тех пор, пока Саша не сделал своё мужское дело прямо стоя, прижав её к стене. Юля была не только хрупкой, но ещё и девочкой. Однако она была и стойкой к тому же: ни крика, ни стона не услышал Саша, о только в кровь губы себе искусала, поэтому потом от поцелуев его уворачивалась.
Вечером следующего дня Саша представил Юлю своим родителям как невесту. Мать побурчала, что, молода, но через несколько дней, увидев, как Юля охоча до работы, как всё спорится в её руках, подобрела и смирилась. Но зло, что взял голь перекатную, засело в Пелагее Степановне – ничем не вышибешь.
Через неделю Саша вновь стал на базу ходить, деньги-то семье нужны. Встретил Нинку, которая уже вернулась восвояси.
- Ты чего же, Сашок, меня дождаться не мог? Эх, ты! Ну, да ладно, дело молодое. Потешишься и ко мне воротишься.
- Да люблю я её, - возразил Сашка.
- А ты и меня любил. И я тебя как любила! Чай, не забыл наши ночные проказы? Многому я тебя научила, много и ты мне дал. В общем, чего воду в ступе толочь, тары-бары разводить? Я женщина деловая, любовника себе какого захочу, возьму. А вот если ты, Сашок, назад явишься, тебе первому дверь открою и в пояс поклонюсь, если дело любви коснётся. Не гордая я. Тут нужно, чтобы тела и души совпали. А наши, Сашенька, совпали. Прикипела я, дура, к тебе. Вот такие дела!
2. Рождение сына
Пошёл Саша, задумался. А мысли его – о Юле. Каждую ночь любили они друг друга, крепко любили. Саша работал, зарабатывал неплохо. Нинку старался избегать, да и она что-то часто стала исчезать из городка. Нетрудно догадаться, куда.
Так прошло полгода. Как-то, расчёсывая волосы перед сном, Юля сказала ему:
- Саша, а ты кого хотел бы, сына или дочку?
- Сына, конечно. А что это ты заговорила об этом?
- Будет сын, Сашок. Уже есть. Третий месяц пошёл.
Вместо ответа Саша упал перед Юлей на колени.
Роды у Юли были очень тяжёлые: мальчик крупный, 4200.
- И как эта девчушка такого богатыря выносила? – поражались в больнице. – А жить где будете? Слыхали, мать крутая у твоего-то.
Юля знала об отношении к ней свекрови, но сор из избы выносить не любила, поэтому как могла уводила разговор в другую плоскость.
Сынишку назвали Ванюшкой. Через шесть дней Юлю с ребёнком выписали. Нинка узнала об этом первой из посторонних. Она задержала Александра после работы.
- Саш, давай на полчасика ко мне завернём? Я недавно приехала, привезла из области мидий копчёных - вкуснющие! Заодно с сыном тебя поздравлю.
Саша хотел было рот раскрыть, чтобы в отказ уйти, мол, жене помогать надо, да прикусил язык, вспомнил, что сегодня к ним пришла его старшая сестра с детишками и представил себе, какой там дома содом стоит. А ещё вспомнил он про недавнюю прибавку к окладу, выбитую начальницей, и про то, что в городке их безработица высокая…
Нина быстро накрыла на стол, поставив посерёдке обещанных мидий и водрузив рядом штоф со спиртом, на травах настоянный.
- А что это такое? – спросил Александр.
- Не боись, пьётся хорошо, спасибо скажешь.
Они выпили за встречу, за новорождённого. А потом и пошло, поехало. Закусывали не только мидиями, которые что-то Сашке и в горло не лезли, зато колбаса домашняя ох, как хороша была.
Нина не потрудилась сказать, что напиток её за полста градусов зашкаливает. Разговорились на хмельную голову и брюхо сытое, но Нинка часам к восьми вечера пресекла беседу. Она зашторила окна и повела шатающегося Александра к кровати, прихватив с дивана вторую подушку.
- Нинок, куда ты меня тащишь? – взмолился Саня заплетающимся языком. – Мне домой же надо!
- Да куда ж ты пойдёшь на ночь глядя? Разве мало случаев у нас в городке? Утром раненько разбужу и на работу отправлю. А дома всё нормально будет, не ты ж ребёночка молоком кормишь.
В ответ Александр пробубнил уже что-то невнятное.
Через час Нинка стянула платье, сходила в душ и вернулась к кровати, на которой не раздеваясь заснул Саша. Она растолкала его, раздела, сделала лёгкий массаж. Нинка была опытная женщина и знала, как пьяного мужика в порядок привести. Да и трезвого тоже. А Сашку она всё равно любила, от души оторвать не могла: «Породистый он. Как конь. Быть в его руках – одно удовольствие!»
Александр знал, что Нинка любит погорячее. После выпитой настойки, отдохнувший и поспавший, он чувствовал себя в отличной физической форме. Юля отошла на второй план. Он вообще привык жить настоящим, сиюминутно происходящим. А сейчас он держал в объятьях хорошо ему знакомую, темпераментную, красивую женщину «в теле».
Нинка нашла в полумраке его губы и со словами «Наконец-то снова вместе!» стала целовать, ожидая, когда же он возьмёт её и разожжёт такой костёр, какой ни до него, ни после никто разжигать не умел.
Александр вошёл сразу – резко, жадно. Нинка была сейчас для него лакомым кусочком. Он терзал её сладкое тело, лаская одновременно. Нина металась по кровати, как загнанная лань. Такого натиска она даже не ожидала. Когда она почувствовала, что нахлынуло, слетела с кровати и, терзаемая оргазмом, дождалась освобождения. У Александра всё произошло чуть раньше.
Обнимая друг друга, они нашёптывали ласковые слова. Сашка по старой привычке нежил обессиленную Нину.
Вернулся Саша домой лишь к вечеру следующего дня. Юля уже поняла, что он загулял, и с кем загулял – тоже. Но виду не показывала: нянчила ребёнка и делала посильную домашнюю работу.
К ней подошла свекровь.
- Ну, и чего ж ты добилась, голь перекатная? Сашке судьбу поломала, знаешь ведь, что он с Нинкой был. Любит он её, значит.
- И меня он любит, - сказала Юля.
- Ну, насчёт тебя – не знаю. Поддалась ты ему, завладеть им захотела. Но вот кашу расхлёбывай сама теперь.
Юля ушла в свою комнату, покормила сыночка и, прикорнув рядом с ним, уснула. А через час и Александр явился.
- Здравствуй, мать! Всё ли в порядке у вас?
- В порядке. А ты что, погулять решил, что ли? Небось, у Нинки?
- У неё.
- Приворожила опять тебя?
- Да ничего не приворожила, по старой памяти произошло.
- Значит, хорошо тебе с ней, коли ночевать домой не пришёл. А девчонке голову зачем вскружил?
- Не думал я, не ожидал, что сразу понесёт.
- Ну, ты вот что: не кручинься. Избавимся мы от неё. Пускай дитя немножко укрепится, а потом сделаем так, чтобы она ушла.
- А как ты это сделаешь, мать?
- Ну, не тебе меня учить. Тебе только 25, вся жизнь впереди. А с ней в нищете жить станешь. Ты думаешь, Нинка голодная тебя на хлебной этой работе долго продержит?
- Не долго.
- И куда пойдёшь без образования-то да ещё в нашей дыре? Ну-ка, подвинься!
И мать начала что-то быстро и скороговоркой нашёптывать на ухо сыну.
3. Интриги
Нашептала свекровь сыну о том, как сделать, чтобы Юля сама ушла из дому.
- Не нужна, сынок, она тебе. А мальчика, если хочешь, возьмём, коли отдаст. А не отдаст, так Нина сама тебе родит. Ты завтра пораньше из дому-то уйди, а я скажу ей: Сашка приходил, а сегодня опять к Нинке собирается – мол, второй раз между ними любовь вспыхнула. А ты, скажу ей, сходи и посмотри, там ли он, сама за Ванечкой присмотрю. Юлька-то горячая, сам знаешь, увидит, как ты с Нинкой милуешься, - сразу уйдёт.
Понурил Саша голову, да делать нечего: влип он по уши. С одной стороны, Юлю жалко. Но не привык он к ней ещё, не прикипел. С другой стороны, Нинка вчера уж очень хороша была, как никогда, и Саша понял, что она его действительно любит.
Утром рано, как и условились, мать разбудила его, и он пошёл к Антонине. Нинка ещё спала, когда он ей в дверь позвонил.
- Почему так рано?
- Соскучился, - дыхнул Саша на неё перегаром и так обнял, что прямо косточки затрещали. – Не натешился я, Нинок, позавчера тобою, пьян всё-таки был. Ещё хочу. До работы успеем.
Как вкопанная Нина стояла, постепенно соображая, что всё, что с Сашей и было у неё, настоящим было, что любит она его очень.
- Чего стоим, Нина?
Саша взял её за руку и потянул к кровати. Встали на коврик.
- Подожди, родненький. На всю жизнь запомнишь.
Скользнула она по его ногам, тающая, теряя силы, вниз к его твердой плоти, губами и языком стала чудеса с ним творить. Саша почувствовал сладкое блаженство, разлившееся по всему его телу и восторг неописуемый, а когда закончил – большую благодарность к женщине, с ним чудо такое сотворившей.
Легли они. Он нагнулся к ней, обцеловал её всю, шепча:
- Родная моя, вернулась ко мне, любовь моя. Только моя, понимаешь?
- Как не понять, Сашенька! Любить-миловать буду, детишек двоих рожу, только не уходи от меня. Она молодая, найдёт себе другого, а я и искать не стала бы. Ты – мой свет, моя радость!
Проговорив это, она потянулась к нему всем телом снова. И закружилась комната перед их глазами…
Юля в это время, добежав до Нинкиного дома, приоткрыла не запертую ею дверь и, мягко ступая по ковру в прихожей, мягко подошла к комнате, из которой доносились тихие голоса, осторожно заглянула туда: на неё пахнуло запахом разгорячённых тел, любовью пахнуло. Разглядела обоих, когда они после слияния, друг друга ласкали. Вскрикнула невольно, зажав рот руками, всё поняла и вон выбежала.
Прибежала домой, взяла Ванюшку на руки и горько заплакала. Потом вытерла слёзы и принялась думать-размышлять, как жить дальше.
Подошла к ней свекровь:
- А ничего мальчонка, спокойный.
Вздрогнула Юля от её голоса, недоброе почуяв.
- А глаза-то карие у него, - продолжала Пелагея Степановна, - у тебя голубые, у Саньки тоже голубовато-серые. В кого ребёночек-то черноглазенький?
- Может быть, родственник у вас или у нас такой был.
- Ну, ты, девонька, не финти. Не Сашкин это сын, чует моё сердце, не Сашкин.
- А от кого же ему быть, если до Саши я ни с кем не была?
- Ну, это твоё дело. Может, была, когда вы с ним уже жили. Обычно в это время бабы во вкус-то и входят. Сознайся уж и покайся.
- Не в чем мне сознаваться и каяться!
Настя подхватила было ребёнка, чтобы вырваться из этого кошмара, но вспомнила вдруг, что Ванюшка некормленый, да и собраться бы надо. Покормила сыночка, спать уложила и тихонько вещи стала в сумку укладывать. И хотела было идти уже, но тут Саша пришёл: Нинка отгул дала, начальница как-никак.
В это время Ванюшка зашевелился, захныкал.
- Возьми, Саша, сына своего, укачай, а то не разоспался ещё.
- А чего это я его брать буду? Ребёнок-то твой, а не мой. На меня он что-то не похож, да и кареглазый.
Заплакала тут Юля, не выдержала.
- Ладно, оставайся на ночь, - снизошёл Александр, - а завтра чтоб духу твоего тут не было. Я, Юленька, жениться собрался, слава Богу, что на тебе не успел. Есть у меня баба, которую всю жизнь люблю.
- Она же бросала тебя! Говорят, непутёвая она!
- А ты путёвая? От кого-то родила, а мне подсунуть хочешь.
Поняла Юля, что плетью обуха не перешибёшь, что интрига против неё круто замешена. Горько ей стало и обидно. Ну, да делать нечего, переночевать надо. А завтра - в путь. Вещи собраны, всё готово, осталось только еды взять на первое время.
Утром она прихватила съестного немного, право имела: обстирывала всех, дом в чистоте содержала, двор подметала, кушать готовила. Ничего бы не брала, да почти все деньги, что за декрет получила, потратила на ребёнка.
Чуть свет, покинула она дом своего любимого Саши с его ребёнком на руках. В мыслях – навсегда.
Встретился ей на пустынной улице пожилой человек:
- Куда путь держишь, молодка, в такую рань, да с ребёночком?
- Пока не знаю. Мир не без добрых людей.
- Но и не без злых. Ты осторожно, девонька. Вижу, чистая ты, откровенная, людям доверяешь, а не всем доверять-то можно. Бдительность не теряй. Храни вас с младенцем Господь!
- Спасибо вам на добром слове.
И пошла Юля дальше.
Дорога жизни долгая, Юля, и ничто у тебя не болит так, как эта самая жизнь. Отвернулась она на время от тебя. Больно будет, Юлечка, но ты терпи. Тебя отверг любимый муж, а ты – люби.
4. Мытарства
Юля пошла к вокзалу, который находился не в самом городке, а в паре километров от него. «Сяду, - думала она, - в первый же вагон первого же поезда, а сойду на какой-нибудь станции. Ничего, выживем с сыном, не пропадём».
Но не суждено ей было сесть в поезд. Хлынул проливной дождь, и она постучалась в какой-то невзрачный домишко. Дверь отперла неряшливого вида женщина. Юля рассказала, кто она и куда держит путь.
- Вот подлец! Родное дитя выгнал из дома! Проходи, а то ребёночка простудишь. Боже, красавчик-то какой, так чёрными глазками и сверкает. Я не одна живу – с гражданским мужем и братом. Нет у них работы, перебиваемся чем можем. Зато я шить умею – это большое подспорье в жизни.
Тут раздался стук в дверь. Зина – так звали хозяйку – пошла отпирать дверь. Ввалились два мужика. Один, постарше, красивый, а другой – помоложе, на Зину похожий, должно быть, брат и есть.
- А-а, у нас гости, оказывается! А ну-ка, Зин, столик быстренько накрой, - командовал старшой. - Мы как знали – «беленькую» прихватили.
На столе в момент возникли солёное сало, огурцы и горячая картошка в мундирах.
- Хлеб неси, - продолжал Зинин сожитель, - и пироги вчерашние прихвати, если остались! Неудобно перед гостьей-то, чтобы стол пустой был.
- А ты заработал на стол-то такой, о котором просишь? Если бы я не отсидела за машинкой два дня, не разгибаясь, то ничего этого не было. А вы с Петькой только копейки и носите, да ещё водку в дом тащите.
У Юли не было ничего, кроме сумки с вещами и ребячьего одеяльца. Она сняла колечко с бирюзой и положила на стол. Все сразу стали обсуждать, сколько за него дадут. По их меркам, получалось неплохо.
- Ну, Юля, - сказал Дмитрий, муж Зины, - неделю жизни у нас мы тебе обеспечиваем. Будет тебе койка и для ребёнка топчан. Правда, тесновато у нас. Ну, а теперь давайте выпьем да пообедаем.
Заплакал Ванюшка. Юля успокоила его, выпила чайку с белым хлебом, съела кусочек сала, а от водки, явно «палёной», наотрез отказалась:
- Мне сыночка кормить надо, какая тут водка?
Комнатушка была крохотная, но чистая. Почти всю комнатку занимала железная кровать, а в углу стоял потёртый диванчик.
- Вот, для ребёночка подойдёт. Завтра колечко загоню, пиши список, что принести на первое время, а о пропитании не думай. А теперь корми мальца, да спать укладывайся.
Юля легла и в момент «улетела» в сонное царство.
Среди ночи проснулась от скрипа кровати и шёпота:
- Подвинься, Юля, приглянулась ты мне.
Руки Дмитрия расстёгивали на ней кофточку.
- Идите, Дмитрий, к жене. – Юля изворачивалась, как могла.
- А я тебя хочу!
И он продолжал домогаться её. Тут в комнату вошла Зинка.
- Чего ты орёшь? Хочет мужик – дай, тебя не убудет! – лениво проговорила она, зевнула и вышла.
Юля почувствовала, что Дмитрий зря время не терял. Пока она, обомлев, реагировала на слова Зинки, он успел многое. Но до конца не дошёл. Юля вскочила с места и выпалила:
- Ну, если у вас такова плата за гостеприимство, я уйду. А вы лучше сходите опохмелитесь.
- Жизнь наша, Юля, такая – сама видишь. Так неужели мы себе ещё и в любви отказывать должны?
- Каждый решает свои проблемы сам, - твёрдо сказала Юля и вышла на улицу. Ей сразу легче стало на душе. «Отбилась!» - подумала.
Дмитрий посидел, посидел, потом зашёл на кухню, выпил капустного рассола и пошёл к своей Зинаиде.
На следующий день, когда с Дмитрия окончательно сошёл хмель, он подошёл к Юле и сказал:
- Запала ты в душу мне. Хочешь – мы уедем отсюда с твоим мальчонкой? Но прежде я сожгу дом твоего обидчика.
Юля запротестовала, но он закрыл ей рот ладонью и сказал:
- Добрая ты. Вот на таких добрых такое зверьё, как они, и ездит.
Юля ничего не успел ему ответить, потому что он сразу вышел, а на его месте очутилась Зина.
- Ну, как с Димкой-то? Помирились?
- Да, - коротко ответила Юля. - Мне с ним ссориться ни к чему. Я человек подневольный – всё-таки кров и пищу дал. А где он сам-то?
- Они с братом куда-то лыжи навострили. Петька уже на улице его ждал.
Юля с Зиной прибрали дом, суп сварили, пожарили картошки на сале и стали ждать мужиков. А мужики что-то запаздывали. Явились они только к позднему вечеру. Дмитрий принёс Юле большой свёрток.
- Вот, - сказал он. - Колечко продано, ребёнку всё по твоей записке куплено, ещё и на две игрушки хватило. А гостинец, - он достал из пакета большую жестянку с печеньем, - от меня.
Юля горячо поблагодарила его за заботу. Она и сама не хотела сознаться себе в том, что Дмитрий нравился ей всё больше.
И в эту ночь Дмитрий явился к ней, но уже не нагло, без похмельного перегара и без уговоров со стороны сожительницы. Он тихо прилёг рядом. Полежали немного. И вот она уже чувствует тягу к этому большому и красивому мужчине.
- Дмитрий…
- Да, Юля.
- Возьми уж меня, коль пришёл. Ты не обессудь, если что будет не так – я давно с мужчиной не была.
Дмитрий обхватил её стан, прижал к себе и спросил:
- Миленькая, я не ослышался?
Вместо ответа Юля повернулась к нему лицом и сама прижалась плотнее. Их губы слились и не разомкнулись до тех пор, пока Дмитрий быстро, но очень нежно не сделал своё мужское дело. Юля стонала и плакала от удовольствия.
- Давай уедем отсюда. Но дом твоего бывшего я всё же спалю.
- Что ж, я не против, - ответила Юля. – Но тебя ведь искать будут.
Вошла Зина.
- Димка, ты просил разбудить тебя. Вы с Петром собирались куда-то.
- Уже иду. – И он, незаметно поцеловав Юлю, встал с постели.
- Ну, как с Дмитрием-то у тебя, сладилось? – спросила оставшаяся в комнате Зинаида.
- Да. Я же говорила, что человек я подневольный. На этот раз я ему не отказала.
- Ты не кори себя. С Димкой я так, он и не муж мне никакой. Просто забрёл он к нам, как и ты. Трудное время у него было. А я и сама уеду отсюда. Здесь и жить-то по-человечески нельзя. У меня любовник есть в облцентре, скоро выходит. Дурак, срок отмотал ни за что, ничего не взял толком, а попался. А мы с ним год вместе отжили душа в душу, и теперь он меня к себе снова зовёт.
- А Петю куда денете?
- К родным поедет, у нас мать в деревне живёт. Жениться он вряд ли женится, а мамаше на старости лет подмога будет и жильё, когда она помрёт.
Женщины весь день прозанимались своими бабьими, а Юля и материнскими делами, хлопоты утихли только к вечеру, но мужиков, как и вчера, всё не было.
- Что-то мужики опять запропастились. Жаль, телефона в доме нету, позвонить не могут, гадай тут…
5. Новые мытарства
Дмитрий с Петром пришли ещё позже, чем вчера. После ужина Дмитрий шепнул Юле:
- Иди собирайся потихоньку. Ночью уходим. А дома твоего супостата уже нету.
- Когда ж ты успел?! – ужаснулась Юля.
- А вчера. Сегодня только по улице той прошёл – одни головёшки.
- А люди?
- Вроде хозяйке досталось, но точно не знаю. Давай, давай, некогда лясы точить. А то завязнем в этом болоте. И Петька ничего не знает, имей в виду. Я его отсылал часа на полтора в другой конец города по делу. Значит, кроме нас двоих, пока никто ничего… Усекла?
Ровно в три ночи Дмитрий зашёл за Юлей. Они тихо выскользнули из спящей хибарки.
- На вокзал? – спросила Юля.
- Ни в коем разе. На шоссе, где остановка автобуса. Вы с Ванюшкой на автобусе до центра, а сам я на попутке – и тоже на автовокзал. Там и встретимся. Я раньше приеду и ждать буду.
- А как же они?
- Зинка-то? Да пришлая она. У неё мужик сидел, вот они с Петькой здесь и приблудились. Ну, было у нас по пьяни раза три. Но это так… Как женщина она меня не интересовала.
- Да, она и мне говорила, что собирается уезжать отсюда. А дом-то чей?
- А ничей. Жила какая-то бабка, да померла пару лет назад, никто не поселился больше, вот я случайно на него и наткнулся, немного в порядок привёл, хотя какой тут порядок. Так что концы в воду. А ты теперь в моей поганой жизни светом в окошке будешь. Полюбил я тебя, Юленька и мальчонку твоего тоже. Уедем куда-нибудь, и я усыновлю твоего пацанёнка. А потом и братика ему родим.
- Да ты мечтатель, Дима! А с виду такой грозный…
- Смотря для кого, - отозвался он.
Они дошли до остановки, но тут Дмитрий объявил ей:
- Ты знаешь, рванём-ка мы лучше в глушь, в другую сторону. Меня-то в области в первую голову искать милиция будет. Запомни название остановки, до которой билет у водилы брать будешь: Макаровка. Это минут тридцать в противоположную от облцентра сторону. А я, как и говорил, догоню вас и даже обгоню и там встречу. Сельские – они проще, доверчивее. Снимем комнату без проблем, а там видно будет. У них леспромхоз, я и скажу, что на работу приехал с женой. А люди там всегда нужны.
Юля взглянула на него с нежностью:
- Вот и хорошо бы было детей на природе воспитывать.
- А ты что, о втором уже, мною обещанном, думаешь?
- А что я, не женщина? Одного женщине родить мало. Надо двух или трёх.
Дмитрий крепко сжал её руку:
- Будут у нас дети, будут.
- Подумать только, там, наверно, и земля подкармливает, и лесные дары, и яблони ничейные стоят.
Тут подъехал автобус со стороны области. Юля вошла в него, а Дмитрий, на минуту ушедший в тень, чтобы его из окон не было видно, снова вышел на асфальт и стал ждать попутку, которые здесь даже ранним утром не были редкостью.
В автобусе пассажиров было двое-трое, и все дремали. Лишь какая-то женщина пыталась читать газету, но тоже «скисла», а газета упала на пол. Юля подобрала её и хотела положить на сиденье рядом с тёткой, но обратила внимание на заголовок статьи на первой полосе: «Трагедия в …» (назывался их райцентр). Заметка была небольшая: «Вчера в районном центре Ш… произошло чудовищное преступление. На улице Р… в десять часов вечера загорелся дом. Уже установлено, что это был поджог. Хозяин, Александр Теплых, с гражданской женой Ниной Землинской спали, проснулись от удушья. Александр успел выбить в комнате, полной дыма, окно и вытащить Нину, но языки пламени всё-таки зацепили обоих. Супруги находятся в центральной областной больнице, причём женщина в реанимации ожогового центра. Мать Александра, женщина 68 лет, погибла в огне, когда пыталась самостоятельно выйти из дома через дверь, у которой, судя по всему, заел замок. Ведётся следствие. Местная милиция вышла на след двух безработных - сестры Елизаветы и брата Михаила Банниковых, у которых проживали молодой мужчина и женщина с грудным ребёнком. Имена их неизвестны. Хозяева пустили их пожить на три-четыре дня за очень хорошую плату, а потом уехали неизвестно куда в обговорённый срок. Хозяева не имеют о них никакой информации».
Чуть ниже заметки была маленькая приписка, очевидно, набранная в самый последний момент перед выпуском газеты:
«Нина Землинская, пострадавшая во вчерашнем пожаре на улице Р…, после второй операции скончалась сегодня в 2 часа ночи. Выражаем соболезнование её гражданскому мужу и всем родным и близким».
Юля в шоке от прочитанного чуть не пропустила свою остановку. Хорошо, что шофёр крикнул: «У кого там до Макаровки билет?» Она вышла из автобуса, не выпуская газеты из рук, и тут к ней подошёл Дмитрий, которому она, не говоря ни слова, её протянула.
Прочитав статью, Дмитрий нахмурился: «Всё-таки главный виновник Юлиных мытарств остался жив. Жаль, конечно, баб…» Дмитрий, конечно, не знал, как издевалась над Юлией «гражданская свекровь» и какую подлую роль сыграла с Юлей Нина, затянувшая Александра в свои сети сразу после её родов. Саша был только слепым орудием в руках погибших женщин.
После того, что было написано в газете, оба сидели на скамейке автобусной остановки в долгом молчании: Юля всё ещё не могла отойти от шока, да и Дмитрий, мужик сильный, содрогнулся от ужасных последствий содеянного. В его планы не входило губить людей, он жаждал только разорить их гнездо.
Тягостное молчание затянулось. Дмитрий взял Юлю за руку и сказал:
- Я не хотел такого. Давай, Юленька, приходи в себя. Если кто и виноват, то не ты. Да и они о тебе так не сожалели бы. Пошли, светает уже. Нам по той дорожке ещё к посёлку топать. Ведь неизвестно ещё, что ждёт нас впереди.
6. Новый поворот в судьбе
Дмитрий не знал, что кое-кто видел его неподалёку от сгоревшего дома, но не в момент поджога, а когда он медленно проходил по улице, внимательно рассматривая усадьбу с пока ещё целым домом, но предполагал такое. И впрямь, свидетельница была - соседка Теплых, которая из окна своего дома не только разглядела его, но с её слов милиция даже составила фоторобот, отдалённо схожий с его лицом.
Тем временем Юля и Дмитрий с маленьким Ванечкой у них поочерёдно на руках добрались до соседнего с Макаровкой посёлка леспромхоза под схожим названием Борисовка. Они постучались в одинокий дом, стоявший поближе к лесу, разглядев дымок над его крышей и свет в окошке (не было ещё и семи, а стоял октябрь).
Им открыла заспанная женщина средних лет.
- Чего надо? – спросила она не слишком любезно.
Вместо ответа Дмитрий протянул ей свеженький банковский билетик с памятником парусному кораблю , а Юля отрапортовала то, что они с Дмитрием оговорили заранее. Женщине, видно, не очень хотелось их пускать, но дом позволял, и деньги авансом сыграли не последнюю роль. В доме было три комнаты – горница, комната хозяйки и комната сына, только что призванного в армию. Квартиранты для женщины, перебивавшейся случайными заработками, оказались весьма кстати.
Дом убирали и нянчили Ванюшку по очереди, кухонные дела очень быстро взяла на себя Юля, а Дмитрию хозяйка, Дарья Петровна, пообещала помочь устроиться отнюдь не в леспромхоз, а на местный льнозавод. Маленький продуктовый магазин находился в соседней избушке, а сама Надежда держала петуха, десяток кур-несушек и корову, поэтому всё необходимое было под рукой, а плата за проживание, с учётом помощи Юли по хозяйству, была назначена символическая.
В комнату сына, отведённую им, перенесли диванчик из горницы для сынишки, а железная кровать защитника Отечества была вполне пригодна и для двоих, поэтому на ней Надежда только сменила белье да отвела полку для их немногочисленных вещей в своём шифоньере.
Только уложив ребёнка и успев раздеться, усталая пара легла в постель. Но как только они коснулись друг друга, словно током пронзило обоих. Усталость улетучилась. Молодые мужчина и женщина доставляли один друг другу максимум удовольствия. Дмитрий хотел снять с себя страшное напряжение последних дней, Юля тоже. Достигнув апогея страсти и любви, они крепко обнялись, поцеловали друг друга и погрузились в безмятежный сон.
На следующий день, оставив Ванечку хозяйке на пару часов, пара отправилась в единственную парикмахерскую посёлка, которую держала хорошая знакомая Дарьи Петровны. Они перекрасили волосы, Дмитрию состригли большую часть его шевелюры (усы он сбрил с утра сам), а Юля, наоборот, распустила копну волос, которую носила на затылке, ей их подрезали до плеч и закрутили. В общем, как могли, внешность они свою изменили.
Проработав всего два месяца, Дмитрий был назначен бригадиром вместо местного пьянчуги, а ещё через полгода Юле удалось устроиться уборщицей в заводскую столовую. Жизнь наладилась окончательно.
Дарья между тем, по полдня и больше проводя с Ванечкой, незаметно привязалась к мальчику. Сын, который служил в армии, был не родным для неё, а приёмным, доставшимся ей в наследство от первого брака рано умершего мужа. Своих детей у неё не было: врачи пояснили, что забеременеть-то было можно, а вот выносить – никак. Приговор суровый для женщины, считавшей материнство основной задачей для себя на этом свете.
Прошло ещё полтора года. Как-то играл подросший Ванюшка в саду, а Дарья вынесла ему пирожок горяченький – она частенько пекла пирожки со всевозможной начинкой и беляши жарила наивкуснейшие. Ребёнок подбежал к ней, сел к ней на колени, умял пирожок и снова поскакал на травку играть. Что-то ёкнуло в сердце Дарьи. Погнался Ванюшка за хвостом рыжей кошки, а она подумала: «Увезти бы его подальше, где не найдут. А меня он, привыкнув, мамкой будет звать». Так и выращу сына себе, коли уж Господь не сподобил».
Сказано – сделано. Пошла она пожитки собирать, посмотрела на дом свой, который всё одно брату по бумагам принадлежит, а сам он давно в Питере, а, может, и за бугор отъехал, - не продашь ведь! Сгребла Дарья в сумку золотишко кой-какое, ложки и вилки серебряные, достала из заветного местечка все деньги накопленные и подумала: «На первое время хватит. Ванюшка чуток подрастёт – в садик сдам, а сама на работу. А эти двое новых народят, дом, корову им оставляю – чай, утешатся!»
- Иди сюда, радость моя ненаглядная! Хочешь на поезде со мной покататься?
Мальчик с радостью подбежал к ней…
Когда Дмитрий и Юля вернулись с работы, там царила тишина…
7. Неизбывное горе
- Ваня, Ванечка, где ты сынок? – воскликнула почуявшая недоброе Юля. Как сумасшедшие, носились Дмитрий и Юлия по окрестным улочкам посёлка, перелескам и огородам. Ни Дарьи, ни Ванечки нигде не было.
- Похоже, похитила Дарья нашего Ваньку. Своего-то у неё не было, да и приёмный после армии что-то не торопится сюда.
- Неужели она решилась на такое?! – воскликнула Юля.
- На всё идут, Юля, на всё – уж поверь моему опыту.
И тогда горько заплакала Юля. Надрывно, со всхлипами. Вспомнила, как ухолили они с Ванечкой из постылого дома, об измене мужа, о коварстве свекрови… Дмитрий обнял её:
- Держаться надо, Юлечка, - для поисков. Иначе потеряем мы сына. Будем жить и искать.
Заявление в милицию было подано, но больших надежд на таких «поисковиков» они не возлагали. Через несколько дней оба уволились. Поначалу Юля сидела дома и вела хозяйство, а Дмитрий всё время ходил по окрестным сёлам и деревням, выезжал и в Юлин родной городок и даже в областной центр и везде показывая фото Дарьи и Ванечки. Так прошло недели две, но безрезультатно.
Как-то, убирая комнату Дарьи, стирая пыль, Юля под шкафом нашла письмо от её приёмного сына Сергея, когда он ещё служил. Тот писал, что у него появилась невеста, на которой он решил после службы жениться и переехать к ней на родину, в Белгородскую область, где у них будут хорошие условия для жизни, потому что девушка унаследовала кирпичный пятикомнатный дом с хозяйством от умершей бабушки. Посёлок, куда он собирался уехать, назывался Вейделевка, он и мать приглашал погостить там после своей свадьбы.
Дмитрий и Юлия, не мешкая, отправились в упомянутый в письме посёлок, хотя их область была и далека весьма от Белгородчины. После ночёвки в гостинице в Белгороде они выехали на автобусе в Вейделевку. Пришли они в тамошнюю поселковую администрацию, нашли по документам, кто из жительниц недавно унаследовал дом и по её новой фамилии, которая совпала с фамилией Дарьи, получили адрес.
Почти бегом они отправились на названную им улицу. Сергей, на их счастье, оказался дома. Они знали его по фотографиям.
Сергей сидел в шезлонге на полянке под яблоней, а рядом с ним на скамейке – красивая молодая женщина с заметной выпуклостью на животе.
Юля подошла к Сергею и прямо спросила его:
- Скажите, пожалуйста, вы сын Дарьи Петровны Самохваловой?
- Да, сын, правда, только приёмный. А что вы хотели?
- А мы ищем своего сына, которого Дарья Петровна увезла из дома. Мы её квартиранты. Она наверняка вам о нас писала, когда вы служили в армии.
- Да, я в курсе. Но здесь её не было. Она даже на свадьбу ко мне не удосужилась приехать, хотя я приглашал.
- А вы не догадываетесь, куда она ещё могла бы направиться с нашим ребёнком? Лучше было бы, если б мы, а не милиция, первыми её нашли. Тогда мы и заявление бы отозвали, если всё по-хорошему решить.
- Вряд ли я могу вам в этом помочь. Мы не были с ней очень близки, даже после смерти отца, а в её дом я попал с папой уже десятилетним. Не представляю, куда она могла податься. Она же и не такая уж молодая. Как она с ребёнком справится? Да-а, не мог я такого от неё ожидать – степенная женщина, незлая. Наверно, уж слишком хорош ваш Ванюшка, если она так к нему привязалась.
Сергей предложил Юле и Дмитрию погостить у них с женой недельку, а заодно убедиться в том, что Дарья Петровна не только не приезжала сюда, но и не приедет в эти дни.
В последние дни Юля ходила совсем отрешённая. Она прекрасно понимала, что шансы найти мальчика теперь сведены на нет. Она, почти не бравшая ничего в рот, заболела. Однажды у неё произошёл нервный срыв, повлёкший за собой и нервное истощение. Дмитрий отвёз её в местную районную больницу, а сам по совету Сергея отправился в соседнюю Курскую область, где в посёлке Золотухино Дарья родилась и закончила восьмилетку. Там он узнал, что Дарья действительно приезжала месяц тому назад и получила наследство от тётки, по сей год жившей здесь, а никого ближе у неё не было (брат Дарьи, Всеволод, действительно покинул Россию ещё в конце 80-х). В наследство ей достался дом и участок при нём. Дом и хозяйство она продала быстро, потому что поставила низкую цену и желающий купить - сосед – нашёлся сразу.
Дмитрий зашёл к этому человеку, и тот поведал ему, что мальчик лет трёх с ней был, а из Золотухина Дарья собиралась ехать к сыну в Белгородскую область, чтобы отвезти внука к отцу. Дмитрий понял, что поиски снова зашли в тупик. В расстройстве чувств он поспешил в Вейделевку, где Юлю как раз на следующий день после его приезда выписали из больницы. Он рассказал ей о своей поездке, но, чтобы не расстраивать, умолчал о том, что Дарья с Ваней были там.
Забрав жену из больницы в пятницу, Дмитрий начал готовиться к обратной дороге. Юля всё время и в больнице, и в доме Сергея почти всё время молчала. Она казалась абсолютно равнодушной ко всему. Врачи сказали, что глубокая депрессия пройдёт не сразу и не без помощи соответствующих препаратов. Мысль же Дмитрия работала напряжённо. Он понимал, что вырвать Юлю из когтей депрессии может только ребёнок, которого нужно найти во что бы то ни стало. Он решил уже в понедельник отправиться в обратный путь через Москву, чтобы там, в информационном центре МВД, подать заявление на федеральный розыск ребёнка.
В воскресенье стояла жаркая предгрозовая духота, и Юля попросила Сергея отвести её на речку. Дмитрий одобрил эту мысль, тем более, что сумки уже были собраны, а самому тоже очень захотелось окунуться: он тоже устал и хотел расслабиться.
8. Ничто так не болит, как жизнь
- Как называется эта река? – спросила Юля Дмитрия.
- Ураева, - ответил Дмитрий, - странное для речки название. Посмотри, Юленька, какие кувшинки. Хочешь, принесу, чтобы ты улыбнулась?
- Принеси. Я их очень люблю.
- А улыбнёшься?
- Постараюсь.
Дмитрий поплыл и набрал целую охапку. Он вышел из воды, но Юли на берегу не оказалось. Он подождал её пару минут, однако она не появлялась, и тогда страшная догадка омрачила его чело. Он бросился с обрывчика, находившегося левее пляжа, в реку, – туда, где ещё расходились круги. От Сергея и Наташи он знал, что под ним омут, поэтому, прыгнув, не боялся удариться о дно. Там он и нашёл медленно погружавшуюся в воду Юлю. Её длинные волосы колыхались течением, они же сослужили добрую службу: проще было вытащить её на берег. Дмитрий всё это проделал за несколько секунд и принялся делать ей искусственное дыхание. Ещё через несколько секунд изо рта Юли выплеснулся фонтанчик воды, а сама она застонала, не приходя в сознание. Дмитрий перевёл дух, а потом продолжил процесс приведения жены в чувство.
Она очнулась. Но первое, что он услышал от неё, было тихое «Зачем?» Потом она уже отчётливее добавила:
- Зачем ты это сделал? Мне там было бы лучше. Жизнь ты мне вернул, но разве ты не понял, что это очень больная штука? Я боюсь её.
Дмитрий понял, что любовь Юли ему придётся заслуживать во второй раз. Он решил всерьёз заняться лечением жены и в понедельник, вместо поездки на железнодорожный вокзал Белгорода, они с Сергеем отвезли Юлию в неврологическое отделение центральной областной больницы.
В больнице Юлия провела три недели, потом в Анапе, в санатории, где черноморский воздух благотворно подействовал на неё. Когда Дмитрий приехал забирать её оттуда, его взгляду предстала слегка пополневшая красивая молодая женщина, спокойная и рассудительная, открытая для новой любви. Он сразу почувствовал это, когда обнимал и крепко прижимал к груди.
Юля с Дмитрием снова погрузились в медовый месяц. Но иногда Дмитрий всё же замечал, как тень облака набегает на её лицо. «О сынишке думает, смириться не может», - догадывался он и внезапно осознал: Юле как можно скорее нужно родить второго ребёнка.
Ничего не подозревая о его планах, Юля удивилась тому, с какой нежностью и лаской Дмитрий почти еженощно покорял её истосковавшееся по любви тело. Она с удивлением и восторгом пошла навстречу ему, понимая, что только теперь стала настоящей женщиной и только сейчас по-настоящему любит, а то, что было в юности, - всего лишь первая, не совсем осознанная влюблённость. Она впервые и Дмитрия открыла для себя по-настоящему – как удивительного любовника, способного в постели на столь многое, чего она раньше и представить себе не могла.
Поэтому каждая их новая интимная встреча становилась для Юлии настоящим праздником любви, нежности, страсти. Она погружалась в нирвану - иногда вместе с мужем, иногда одна - и долго не могла выйти из неё, испытывая такое блаженство и разлившееся по телу тепло, что хотелось пребывать в ней как можно дольше, а Дмитрий, как будто нарочно, продлевал эти мгновения блаженства, пил Юлю по капельке и лепил своими большими пальцами всё новую и новую неподражаемую женщину для себя.
Через месяц такой жизни Юля поняла, что с её организмом что-то происходит. Не говоря ничего Дмитрию, она отправилась в женскую консультацию.
- У вас будет ребёнок, милая женщина, - торжественно провозгласил немолодой гинеколог, - поздравляю вас. Скажите, пожалуйста, это у вас первенец?
- Нет, - сказала Юля, - это вторая моя беременность.
- Вам только двадцать лет, а уже вторая беременность! – удивился доктор. – Наверно, вы счастливы со своим мужем, и он вас очень любит.
- Да, это так, - отозвалась Юля и, поблагодарив врача, вышла из кабинета.
Юля шла по улице и улыбалась. На душе у неё было радостно и светло. Она пришла домой и с нетерпением стала ждать Дмитрия.
Дмитрий, которого с радостью вновь приняли на работу в прежней должности бригадира, пришёл домой очень усталый, но, узнав, что впервые станет отцом, выразил свои радостные эмоции одним громким воплем: «Ура!». Ночью, насладившись друг другом сполна, они заснули счастливыми.
Как беда не приходит одна, так и радость вполне может иметь продолжение. Буквально через день после счастливой вести о беременности Юлии пришло письмо из Венделевки. Сергей писал, что его мачеха Дарья живёт в Твери. Случилось так, что их соседка, хорошо знавшая Наташу и успевшая познакомиться с Юлей и Дмитрием, поехала в этот волжский город понянчить внуков на пару месяцев. Она хорошо запомнила фотографии, которые во время совместных чаепитий ей показывал Дмитрий, и на одной из улиц узнала Дарью и мальчика. Разумеется, она не стала к ним подходить, но Сергею о своих подозрениях рассказала, когда вернулась в Венделевку.
Сергей, заинтересованный в том, чтобы найти Дарью раньше, чем это сделает милиция, – а в федеральный розыск она с Ваней уже была объявлена - отправился в Тверь, как только смог получить небольшой отпуск за свой счёт. Он поселился в гостинице примерно в той части города, где соседка наткнулась на его мачеху с похищенным ребёнком, и через пару дней на той же улице встретил их обоих.
Между ним и Дарьей Петровной произошла крупная беседа. Он понимал, что мачеха искренне полюбила ребёнка и ей трудно оторвать его от себя, но теперь она, совершенно игнорируя юридическую сторону этого дела, согласилась, точнее, даже сама обрадовалась возможности передать мальчика своему старшему сыну (она уже считала Ванечку младшим). Дело в том, что недавно Дарья узнала, что очень больна и вряд лм сможет в дальнейшем воспитывать мальчика. Именно это, а не боязнь уголовной ответственности, и заставило обезумевшую женщину передать дитя Сергею. Она уже обдумывала вариант своей поездки с ребёнком в Борисовку, но её тормозил страх взглянуть в глаза Юле. А тут подвернулась такая удачная оказия!
Так Сергей неожиданно для себя оказался посредником, а ребёнок к огромной радости Дмитрия – у него в Венделевке. Сергей в конце письма только спрашивал, везти ли ему Ваню в Борисовку, или Юля приедет за ним сама, на что Дмитрий, уже по телефону, ответил ему, что у Юли рецидив болезни, и он неотступно находится при ней. Поэтому самый лучший вариант – если Сергей привезёт ребёнка сюда, в Борисовку («заодно побываешь на своей второй родине, с одноклассникам повидаешься»).
- Только смотри, - предупредил Сергея Дмитрий, - всё нужно будет сделать аккуратно, чтобы радость для Юли не обернулась шоком, тем более, что мальчик вряд ли помнит маму, но эту мысль ты должен ему внушить. Расходы по поездке – за мой счёт. Ты забыл написать, как там Дарья.
- Мамашу я устроил в больницу в Твери, но она пока мне ничего не пишет. Днями позвоню в отделение сам. Тебе позвоню, как только возьму билеты на поезд.
Сергей отзвонил в этот же день. Он сообщил следующее: они с Ваней выезжают из Белгорода послезавтра, но только до Москвы. Дмитрию тоже нужно срочно выехать в Москву, чтобы забрать мальчика из его рук, потому что сам Сергей первой же электричкой отправится в Тверь, чтобы похоронить Дарью Петровну, которая скончалась во время неудачной операции.
Между тем Юле становилось всё хуже. Дмитрий оставил её на попечение соседки и медсестры из поселковой поликлиники, которой дал инструкцию: не спускать с неё глаз, но не говорить, куда отъехал Дмитрий, сказать только, что на пару дней командировали в облцентр (который, к счастью, был ближе к Москве, чем Белгород).
У Дмитрия оставалась только одна надежда - что Юля возродится благодаря встрече с сыном. Но всё же тревога не отпускала его, пока он ехал в Москву: каким-то чутьём он ощущал, что теряет жену. Он прогонял эту назойливую мысль, но она снова возвращалась. «Права была Юлька, когда говорила, что жизнь очень болит».
9. «И каждому воздастся…»
Пока Дмитрий был в дороге, к Юле ходила патронажная сестра Светлана, делала ей укрепляющие уколы и много беседовала со своей пациенткой, так как была её приятельницей. Юля доверяла этой молодой женщине во всём. Светлана, знала и Дмитрия и причину, по которой он поехал в Москву. В Ш., родном городе Юли, у Светланы был старший брат, работавший в районной поликлинике психотерапевтом. Она позвонила ему и получила всестороннюю консультацию о том, как лучше подготовить Юлю к неожиданной для неё встрече с пропавшим сынишкой, учитывая не только её нервное заболевание, но и беременность на 5 месяце.
Вооружившись советами специалиста, Светлана на очередной встрече с Юлей предложила ей прогуляться после укола по липовой аллее, которая украшала Борисовку со времён строительства в ней завода. Предложив присесть на скамеечку, Светлана в очередной раз поинтересовалась подробностями похищения Ванечки и намекнула Юле на то, что не всё так безнадёжно, как она думает. В ответ на радостное недоумение Юли она сказала, что Дмитрий на самом деле поехал не в область, а в столицу, ибо там, в МВД, есть какая-то информация то ли о Дарье, то ли о ребёнке, а он вызван туда, чтобы уточнить какие-то детали. И ей почему-то кажется, что милиция вышла на след ребёнка.
- Кто знает, а вдруг муж твой заявится в Борисовку не один?
Вселив в Юлю новую надежду, Света проводила её домой и вернулась в поликлинику. Юля в приподнятом настроении попила чайку с малиной и подошла к окну: на небе после краткого дождика расползались тучи, и в лучах выглянувшего солнышка возникла радуга, да не какая-то размытая, а очень даже чёткая, с прекрасно различимой многоцветной чересполосицей. Она улыбнулась такому зрелищу и невольно дотронулась до живота. Ей показалось, что там, в недрах его, различим пульс нового человеческого существа. «Была бы девочка! – думала она. – А если бы ещё и Ванюшка вернулся, то был бы у сестрёнки братик-защитник…»
***
После воссоединения семьи они остались жить в Борисовке. Брат Дарьи Петровны приезжал в Россию, чтобы помочь Сергею перевезти из Твери и перезахоронить её останки в Венделевке, а также решить вопрос о памятнике. Заодно он переписал при нотариусе формально принадлежавший ему добротный дом в Борисовке на Сергея. Сергей же, в свою очередь, выслал Дмитрию юридически оформленный документ на бессрочную аренду дома за символический рубль в месяц.
Ваню после двухмесячной адаптации в родной семье устроили в заводской детсадик, потому что мама была уже на последнем месяце, а ещё три недели спустя у него появилась сестричка, долгожданный для Дмитрия первенец – пухлощёкая Варварушка с большими синими глазами.
Тайная мечта Юли воплотилась в жизнь. Дмитрий тоже был на седьмом небе.
Всё было бы хорошо, но роды, которые, как и первые у Юли, оказались очень тяжёлыми, сказались на её психоэмоциональном состоянии – не сразу, а по мере того, как она всё больше и больше уставала от ухода за ребёнком. Девочка была «тяжёлой», капризной, непоседливой, часто плакала по ночам, поднимая на ноги родителей. Ночные бдения сказывались на здоровье её мамы. Если бы на месте Юли была другая женщина, всё это развеивалось бы, как дым после костра. Но она столько всего перенесла, не отличаясь даже в детстве крепким здоровьем! Наконец, и фон её второй беременности был, увы, неблагоприятным как для малышки, так и для мамы.
Юля вновь стала более нервной, нетерпимой, раздражалась по мелочам и очень уставала. Ей бы снова в санаторий, да кто же с детьми останется? К тому же и Дмитрий не мог оставить работу, потому что не только был единственным кормильцем семьи (хозяйства, остававшегося от Дарьи, больше не было), но в мытарствах, постигших их обоих, потратил всё то, что смог отложить в своей жизни, а этого было не так уж много.
Как-то незаметно для Дмитрия Юля отдалилась о него: выполнять супружеские обязанности ей стало тяжело. Она настояла на том, что будет спать в одной комнате с Варенькой – «сам будешь высыпаться перед работой». Мальчик же больше тяготел к отчиму (о том, что Дмитрий отчим, он, конечно, и не подозревал).
Однажды Юля сама подумала о том, что, так долго живя без сына, а только в поисках и ожидании его, она что-то утратила в своём материнском чувстве к нему. Эта мысль мелькнула, Юля её прогнала тут же, но это было именно так. Да и к ласкам мужа, его попыткам сблизиться у неё появилось равнодушие.
Дмитрий понимал: Юлю снова брала за горло болезнь. Прошло несколько месяцев, а ситуация становилась всё хуже, и тогда Дмитрий в отчаянии попросил ту самую Светлану и её мужа, у которых пока не было детей, приютить на время брата и его уже не грудную сестричку у себя, а сам решил поехать с женой в один из лучших санаториев Белоруссии, чтобы подлечить Юле нервную систему. Но его желаниям и мечтам сбыться было не суждено: жизнь снова больно ударила Юлю.
Однажды, когда Ванечка был в детском саде, а Дмитрий на работе, Юля вышла с Варей на лужайку за домом. Девочке было уже полтора годика, это был прелестный ребёнок. Юля вязала ей кофточку, сидя на широком пне, а девочка ползала по одеялу и собирала цветочки, время от времени перебираясь на травку.
Стоял жаркий конец мая. Пригретая солнышком, Юля задремала буквально на пять минут и не заметила, как Варварушка доползла до маленького пруда неподалёку и, желая сорвать очередной цветочек, бултыхнулась в него лицом вниз. Этого оказалось достаточно, чтобы она захлебнулась.
Юля, очнувшаяся от полудрёмы, заметила это не сразу, но вдруг от какого-то невидимого толчка вздрогнула и уже тогда почувствовала что-то неладное. Осмотревшись, она увидела, что Вари нет около неё. И только подойдя к пруду, она увидела неподвижно лежавшую личиком вниз свою девочку. Она вытащила ребёнка из воды и положила его на траву, но на большее сил не хватило.
Женщина дико закричала и побежала, но не в сторону дома, а глубже в лес. Дмитрий, пришедший на обед, насилу отыскал её, прятавшуюся под широкой разлапистой елью. Мёртвую дочурку он обнаружил ещё раньше.
Описывать то, что происходило в ближайшие часы после этого, мы не будем, ибо даже у нас нет сил на это.
… Юля впала в прострацию. Она ничего не делала – только молча сидела у окна или ходила по комнатам. О Ванюшке, когда он был не в садике, заботился Дмитрий.
Только через много недель немного пришедшая в себя Юля сказала, что она не хочет больше жить в семье и миру и решила уйти в монастырь: у неё где-то под Калугой служила ключницей при игуменье монастыря двоюродная тётя. Дмитрий не принял всерьёз эти её слова, но однажды, когда пришёл с работы, он обнаружил на столе записку: «Прощай, Димочка! Поцелуй за меня Ванечку и береги его. Я уезжаю, не ищи меня».
Прошло некоторое время, и истосковавшийся Дмитрий решил навестить Юлю – он уже знал, в каком монастыре она находится. Юля вышла к нему с неохотой. Она сказала ему, что останется в обители навсегда, так как только здесь она чувствует себя спокойной, молится и трудится. Просила Дмитрия, чтобы он не оставлял Ванечку.
- Я больше не смогу дать ему ничего, Дима. Я думаю только о Боге. Скоро я приму постриг.
Напоследок она как-то просветлённо улыбнулась и добавила:
- Ты знаешь, жизнь больше не болит во мне. Она перестала мучить меня и бить. Значит, я на правильном пути. Прощай, Дима!
Она повернулась и ушла.
Дмитрий стоял как вкопанный несколько минут, переживая тяжёлую драму, разыгравшуюся в его душе. Но он был сильным человеком. Надо было возвращаться домой, где его ждал родной человечек.
По дороге в Калугу, в автобусе он размышлял о Юле, её решении и пришёл к выводу, что она, наверно, приняла правильное для себя решение, поэтому он и не стал отговаривать её или пытаться вразумить, хотя по-прежнему сильно любил её.
Вернувшись домой, Дмитрий увидел поджидавшего во дворе красивого молодого мужчину. Это был Александр Теплых, первый муж Юлечки.
За прошедшие с момента трагедии в городе Ш. четыре года он так и не женился снова, зато заполнил свою жизнь учёбой и заканчивал заочно юридический вуз. Он уже работал в райцентре помощником адвоката. Александр привёз с собой пакет документов, подтверждающих, что Ван - его сын. И, как ни тяжело было Дмитрию расставаться с Ванечкой, он благословил его и передал Александру. У мальчика закончился кочевой период жизни. Отныне он будет жить с родным отцом в городе, где родился.
О Юле так никто ничего больше не узнал. В монастыре после пострига она получила церковное имя, а через три года её перевели в другой монастырь другой епархии с повышением в духовном сане – никто не знал, в какой.
Дмитрий остался в Борисовке, занимался садом и огородничеством, со временем стал разводить и рыбу в прудах. Его частенько встречали у могилки дочурки на поселковом кладбище. Он так и остался бобылём, так как знал, что никого больше полюбить не сможет.