Глава 6. Безоблачное счастье.
Эд и Метиола поселились в маленьком ничейном домике на окраине. Прежние хозяева умерли, не оставив после себя детей, и дом пустовал в ожидании какой-нибудь влюбленной пары, которая пожелала бы найти здесь приют. Нельзя сказать, что это было достойным жилищем – скорее, оно походило на полуразрушенную лачугу. Но молодые были так счастливы вместе, что не замечали ни прохудившейся крыши, ни кривых стен, ни подгнившего пола. Днями и ночами они не вылезали из постели, щедро одаривая друг друга бурными ласками, не в силах оторваться друг от друга. Лишь изредка выбирались они из своей утлой хибары, чтобы пополнить запасы еды, и. отправлялись на цветастый луг за нектаром и патокой, где их снова подстерегала оглушительная страсть.
Однажды ночью Эд проснулся от крупных капель дождя, падающих сквозь отверстие в кровле прямо на голову. Метиола тоже приоткрыла сонные глаза, слегка ежась от холода, и еще теснее прижалась к мужу.
- Надо срочно заняться ремонтом крыши. А еще лучше - построить новый дом, - бодро проговорил дикарь и резво вскочил с кровати.
- Ты что, ночью строить собрался? До утра потерпеть не можешь? – засмеялась Метиола.
- До утра ты совсем замерзнешь. Смотри, кожа у тебя в пупырышках от холода. Должен же я о тебе заботиться. Думаешь, я не сумею? Еще как сумею! Я пока у джемитов жил, многому научился – и как бревна класть, и как стропила ставить, и как кровлю крыть. Такой дом отгрохаю, будешь жить в деревянном дворце, словно королева! И сад приведу в порядок, и дорожки сделаю. А то я на вашем Зачарованном Острове обленился совсем, а теперь вдруг понял – соскучился без работы. А хочешь, каменные палаты? Мне это тоже под силу. Водопровод могу прямо в дом провести.
- Верю, верю, что ты все умеешь. Ты – самый лучший на всем белом свете. А теперь иди ко мне, заключи в свои объятья и согрей меня жаркими поцелуями. Дождь сейчас прекратится, а до холодов еще далеко, успеется и крышу починить, и дом построить.
С потолка по мановению небес действительно перестало капать. Через дырки в крыше влюбленным снова загадочно улыбались звезды. Эд моментально прогнал от себя всякие мысли о ремонте и с жадностью набросился на жену, осыпая ее горячими ласками.
Утро встретило их привычным теплом и светом. Починку кровли сначала решено было отложить на день, потом – еще на день, затем – до лучших времен. Вскоре эта идея в пылу бесконечных любовных утех и вовсе была забыта.
***
С рождением Мелиссы их безмятежная жизнь наполнилась новой радостью. До сих пор Эдду казалось, что наступил какой-то предел, и еще счастливее уже быть нельзя. Но он заблуждался. Крохотные пальчики, узенькие пяточки и курносый носик дочери приводили флэмитянина в такой неописуемый восторг, что казалось, у него переклинивают и совсем перестают работать мозги, а сердце замирает и перестает биться.
Он часами сидел возле колыбельки, любуясь своим творением, первым вставал ночью, едва заслышав кряхтение или плач дочки. Именно он и выбрал для нее «душистое» имя цветка, приносящего умиротворение и покой.
Мелисса с первых дней научилась узнавать отца, ему одному улыбаться, и хватать ручонками за рыжую бороду, к тому времени уже изрядно отросшую и приобретшую первоначальный вид. Дикарь довольно хохотал и нарочно щекотал девочку колючими волосками, вызывая ответный заливистый смех.
Он гордился, что у него появилась именно дочка, и казалось непостижимым, что раньше он мечтал лишь о сыновьях - суровых воинах-ратоборцах. Девочка считалась несчастьем, проклятьем во Флэймии. Вдобавок ко всему, Мелисса была еще и полной копией Эдда, такая же рыжая, круглолицая, кареглазая. Звездочки-веснушки и золотистые от рожденья реснички, усиливали ее сходство с отцом.
Посмотреть на малышку собралась вся многочисленная родня Метиолы, все друзья и соседи. Был среди них и Фраско, странным образом предвидевший облик и появление суженного в судьбе любимой сестры. Он успел подружиться с Эддом и был страшно рад безоблачному счастью супружеской пары. Ему не терпелось изваять и фигурку младенца для пополнения своей коллекции мини скульптур обожаемых родственников.
Пришел на смотрины и длинноволосый Грэг. Он так проникновенно взирал на кормящую молодую маму и новорожденную, что Эд начал закипать от ярости. Ревность, которая, казалось, была давным-давно побеждена, снова протянула свои щупальца и схватила его за горло.
- Пойдем, выйдем, - злобно прошипел Эд сопернику.
Во дворе Дикарь грубо схватил несчастного Грэга за шиворот и хотел пройтись пару раз кулаком по вдруг ставшей ненавистной физиономии. Встревоженная Метиола выскочила следом на крыльцо.
- Не тронь его! Отпусти сейчас же! В чем он перед тобой провинился? – закричала она и вцепилась в рукав мужа.
Д Дикарь не ответил, лишь бросил звериный взгляд в сторону жены и ушел в дом.
Он сидел один в углу комнаты до тех пор, пока все гости не ушли, и не сгустилась полная темнота – спутница мрачных мыслей. Чем дольше он думал о Метиоле и Грэге, тем больше их ненавидел, ненавидел обоих. Убить и его, и ее! Сейчас же! Сначала ее, а потом его! Он тешил себя этими кровожадными мыслями. Теперь ему казалось, что он создан для ревности – замкнутый, угрюмый, таящийся дикарь. Недочеловек.
Метиола подошла к мужу, провела рукой по его щеке. Каждая линия его лица была знакома и любима. Какое чудесное, родное лицо. Ее пальцы ощутили глубокие следы мучений, давно пережитых, преодоленных, и новых, испытанных только что или вернувшихся вновь. Сердце ее переполнилось нежностью. Она наклонилась над ним так низко, что Эд почувствовал ее горячее дыхание.
- И долго ты будешь так сидеть? спросила Метиола совсем тихо, будто боялась услышать звука своего голоса.
Эд молчал, и из этого молчания родилось нечто, от чего холодом свело скулы. Ему хотелось наорать на нее, сказать, как он ее ненавидит… Но он молчал, теперь уже притворяясь, что готов простить.
Метиола положила ладонь ему на плечо. Эд не посмел ее стряхнуть. Еще миг - и невысказанное исчезло бы, и оба могли бы вести себя так, словно вообще ничего не произошло. Но нечаянный вздох Метиолы решил все дело. Дикарь снова вскипел:
- Не прикасайся ко мне. Я чувствую, что ты вздыхаешь и тоскуешь о нем.
- Не надо изводить себя ревностью. Поверь, мне больно из-за того, что ты напрасно страдаешь. Но и Грэга нельзя обижать и не в чем упрекать. Он не виноват, что я полюбила и выбрала тебя.
Эд напряженно вслушивался в справедливые слова жены, такой юной и такой мудрой. Теперь он чувствовал жгучий стыд за свое поведение. Он столько времени собирал семена счастья, скитался по разным мирам, а сейчас взял, и чуть было бездумно не выбросил их на ветер. Надо быть благоразумным, спокойным, и главное – доверять любимой женщине.
***
Флоранс скучала по своей любимице Метиоле. Теперь внучка была редкой гостьей в ее доме. В один из дней она выкроила немного времени, и заскочила к бабушке.
- Я так благодарна тебе, бусинка, - нежно пропела молодая мама, обнимая Флоранс за шею. – Если бы ты не надоумила меня пойти к Арахне, не знаю, чтобы я делала. Знаешь, волшебный камень, подаренный ею, нам так помог!
- Ах ты, глупышка, - мягко возразила бабушка. - Может, камень и помог тебе немного, не спорю. Но боюсь, тут не в камне дело.
- А в чем же?
- Тут в двух словах не скажешь. Вы оба стали мудрее, каждый научился слушать то, что у него внутри. Мудрость она от сердца идет, от жизненного опыта. Твой чужестранец немало повидал на своем веку, странствовал по разным мирам. Кучу знаний в себя впитал, которые в голове его оседали и переваривались, от этого он и умнел.
- Ой, как давно это было. Мне кажется, что прошла целая вечность.
Флоранс ласково потрепала внучку по щеке.
- Время летит быстро. Только мудрости у твоего любимого не прибавлялось, и сердце его молчало. Потому что жил он, как зверь- одиночка, ни о ком не заботился, никого не любил. А теперь у него есть ты и Мелисса. Но прежде твоя душа первой раскрылась и потянулась к нему, как цветок, приняла и полюбила его таким, как есть. Не мертвый камень, а ты и твоя любовь стали для него толчком. Вот его душа и заработала. Знаешь, когда душа действует? Когда любит, беспокоится, радуется. Бывает, что и сердится, и ненавидит иногда, от полноты чувств. Порой от ревности мучается, но все это ей только во благо идет. От этого она еще сильнее, крепче становится.
- А как же Арахна? Ее заклятья?
Флоранс лукаво сощурилась:
- Заклятья заклятьями, чудеса чудесами, но главное чудо – ты. Твоя любовь из простой симпатии и влечения превратилась в решимость, требующую немалой силы воли для преодоления преград на своем пути. Впрочем, Арахна своими чарами, пожалуй, тоже придала тебе еще немножко сил. Остальное - твоя любящая душа доделала.
Продолжение следует.