Утро добрым не бывает. Тем более в понедельник. В половине седьмого утра мы по обыкновению приготовили бёдра для утреннего обезболивающего укола наркотического типа, но вкололи его только Зурабу, а нам сообщили, что теперь только "Кетарол". Но зато можно один раз попросить добавку вне расписания. Действия "Кетарола" хватало приблизительно на час, а дальше справляйся сам со своей болью. Конечно она стала немного терпимее, но совсем не ушла и периодически нога ныла и стонала, требуя к себе повышенного внимания. В такие минуты я начинал гладить бедро прооперированой ноги и делать восстановительные упражнения, болью от нагрузки приглушая боль от операции. Мне, например помогало.
Расположение моей кровати в нише позволяло видеть лишь койку Зураба и, если повернуть голову, Владимира, койку Евгения Петровича видеть лёжа я не мог. Зураб вообще не делал гимнастику, предпочитая ходьбу и подскоки с кровати и приседания обратно на неё. Зато Владимир тренировался постоянно или мне так казалось, но когда я поворачивал голову в его сторону, он делал какие-то упражнения. Тогда я тоже включался в работу, беря с него пример. Сгибание ноги в колене уже давалось относительно легко и получалось сделать больше десяти повторений. А вот подъём ноги не давался. Владимир приспособил для этой цели полотенце, а я руки, но удержать ногу в воздухе даже на секунду пока не получалось ни у меня, ни у него. Как только я отпускал руки, нога падала. Мышцы были деформированы хирургическим вмешательством и слабо выполняли свою функцию. По опыту прошлого года я знал, что поднять ногу самостоятельно без помощи рук я смог на седьмой день, а удержать её в воздухе на несколько секунд, на десятый, ежечасно тренируясь. Владимир подтвердил, что и у него на это в прошлом ушло так же десять дней. Как сейчас, так и тогда он тянул ногу вверх при помощи полотенца. Брал ли пример с Владимира и Евгений Петрович, я видеть не мог, но ходил он бодро. Хотя Зураб, например, вообще летал.
Обрадовала нас медсестра и сообщением, что теперь на перевязку мы будем ходить сами. Кончилась и эта халява.
Я ждал утреннего обхода Ильдара Асхатовича, в надежде, что кто-нибудь за меня спросит про фиолетовый пах, а я воспользуюсь полученной информацией. Но никто не спросил, потому что врач с порога сообщил, что Евгения Петровича выпишут завтра, а всех остальных, в четверг и мы стали переваривать и обсуждать эту информацию. Четверг, это седьмое марта. Соответственно, пятница - восьмое. А что у нас восьмого марта? Правильно, праздник. А раз праздник в пятницу, то с выходными получалось три дня. Ещё три дня безделья и отсутствия персонала, кроме дежурного, и минимум внимания к нам и нашему самочувствию. Так не лучше ли провести эти праздничные выходные в кругу любимых людей, где и раны быстрее заживают и курочку с поджарочкой подадут. Все восприняли информацию с огромным воодушевлением и про синюшность пахов вопрос отпал сам собой. Зураб пытался пошутить, что готов остаться дополнительно на восьмое марта здесь, чтобы поздравить всех женщин с этим замечательным праздником, но Ильдар Асхатович не понял юмора и сказал, что согласен. Но не на один, а на три дня, так как сделать выписку ни восьмого, ни девятого, ни десятого не получится и Зураб мгновенно забрал свои слова обратно, изменившись даже в лице, с ужасом представив, что он здесь будет делать три дня один, хоть и с пятью пакетами жратвы.
Единственная неувязка возникала с тем, что жена забрать меня именно в четверг не могла, так как работала, а дочь могла, но только после обеда. Такси рассматривалось как самый крайний вариант, если выпишут рано и ждать дочь нужно будет больше часа. На том и порешили, и я начал считать часы до выписки, так захотелось домой. Принять душ... Выпить чашечку настоящего кофе... Включить пятидесятивосьми дюймовый телевизор и, обняв жену смотреть его, уплетая какую-нибудь куриную ножку... Рот наполнился аппетитным ароматом воспоминаний о куриной ножке и мечта чуть было не сбылась, её, ножку, действительно подали на обед с капустным гарниром. Правда была она не жареной, а недовареной, старой и худой, поэтому домой захотелось ещё сильнее.
Терпеть оставалось семьдесят два часа.
После обеда заглянула инструкторша и поинтересовалась, не горим ли мы желанием прогуляться до лестницы и продемонстрировать ей навыки спуска и подъёма на неё. Евгений Петрович и Владимир отказались, а мне мысль показалась интересной, хотелось вспомнить, не разучился ли я ходить по ступенькам. Усидеть не мог и Зураб и полетел первым по коридору. Правда, не в ту сторону. Но догнал нас и снова обогнал. Я-то шёл медленно, но как учили, а он быстро, но абсолютно не в тему. Инструкторша постоянно пыталась его поправить, он переключался на нужную волну, но через пять метров азарт обуревал и он снова переходил с шага на рысь, уже не обращая внимание, какими руками и ногами он машет и в какой последовательности. Хотя спускался и поднимался потом, как инструкторша ему говорила, но могу поспорить на последние штаны, он забыл как правильно, едва дойдя до палаты, потому что уже туда он летел не соблюдая никакие правила движения, включая дорожного, ибо чуть не сбил медсестру, двигавшуюся навстречу ему по своей полосе.
Так незаметно подкрался вечер. За окном тонны светодиодов и прочих огней полностью изменили картину города, разукрасив его в карнавальный наряд. Там бурлила жизнь. А здесь пахло потом, лекарствами и зелёной тоской. Я, загибая пальцы отнял от семидесяти двух ещё шесть часов и получил в итоге шестьдесят шесть. Доолго ещё, зевая и почёсывая затылок одной рукой и массируя ногу другой, подумал я и начал готовиться ко сну, заряжая на полную катушку смартфон и наушники. Ночь без наркоза обещала быть очень и очень долгой.
Если вообще удастся заснуть.
Продолжение: http://proza.ru/2024/04/17/779
Фото моё. Тот же вид из больничного окна, только вечером.