Вальяжный оператор с Варшавского телевидения, которого привлекли обучать стажеров, - все по-взрослому! - всучив мне длинную палку с микрофоном в меховой защите, показывает, как правильно держать микрофон: над головой говорящего, максимально близко к источнику звука, но так, чтобы не попадать в кадр и не тыкать в физиономию герою. (Только и всего! И ради этого я проделала такой путь из Сибири в Европу?)
В нашей съемочной группе роли распределились сами собой: ведущей журналисткой безоговорочно стала Леся-Украинка.
Типичная отличница, Леся громко умничает, никому не давая вставить слово, - и у меня пропала охота активничать. К тому же я не говорю по-польски, а западенка Леся свободно владеет языком. Девушка напористая, амбициозная, уверенная в себе, ладно уж, пусть себе работает, раз так хочет. А я уж так, погулять вышла, останусь на подхвате.
«Собственно, чем ты недовольна? – одернула я сама себя. – Ты в Польше, в короткой юбке, и вообще, скоро поедешь в ресторан, на красной машине! Что плохого?».
Нам предстояли съемки в каком-то польском ПТУ, - на его примере пани Валевской захотелось выяснить, как в колледжах дело обстоит с Законом Божьим, - мы исследовали тему «Доля предмета религии в польском образовании».
«Эх, что с чем сравнивать, - иронично думала я. – В России даже предмета такого нет».
Мне эта тема показалась высосанной из пальца, какая-то «борьба хорошего с лучшим».
И вот мы вваливаемся в класс, заполненный молодыми парнями, - элегантная пани Валевска, сияющая благородной сединой; пожилой, но «хвостатый» оператор, в профессиональном жилете, с кучей карманов, с огромной видеокамерой; гордая Леся, в своей демонстративной украинской вышиванке, и я, в своем костюмчике, якобы «от Шанель», в черных колготках, на каблучках, в наушниках и с длинной палкой в руках, на конце которой болталось что-то серое и пушистое, будто неведомый зверек.
Воображаю, как странно и даже забавно я выглядела...
По классу пронесся одобрительный низкий гул, раздались смешки. Леся недоуменно обернулась, обозрела меня, в мини, размахивающую палкой, словно удочкой, и невольно улыбнулась.
Так и работали: пани Валевска руководила, Леся задавала вопросы, оператор нацеливал объектив то на одного юношу, то на другого, а я расхаживала со своей громоздкой звукозаписывающей аппаратурой по всему кабинету, невольно оттягивая на себя львиную долю внимания.
- ...Леля как вошла, моделька така, - ха-ха! – так они все на нее как уставились, какой уж тут разговор о религии, – веселилась Леся, после съемок, во время обеда в фешенебельном ресторане.
- Ну что, опять «говорящих голов» наснимали? – съехидничал один из преподавателей курса, известный кинорежиссер, сидевший за соседным столиком.
- Ну да, - кивнула я.
(Все так и есть. Только этим и занимались. Дамиан с Войцехом бы прибили за такую работу).
- Каждый журналист может «зробичь» фильм, но не каждый режиссер может «зробичь» репортаж, - уела его пани Валевска, без тени улыбки, и отвернулась.
Оттуда всей компанией мы отправились в общеобразовательный лицей, проверить, как у этих дело обстоит с Законом Божьим.
Надо же было такому случиться, что преподавательница религии в этой школе, или катехетка, - моя добрая знакомая Мария Пеньковская, или, по-простому, Марыся.
Вот так встреча!
...Лет пять тому назад брат Дамиан уже возил на стажировку в Польшу меня с Шуриком, моим мужем.
Целый месяц мы тусовались на телевидении в Варшаве. Мы встретились с кучей профессионалов, с которыми брат Дамиан и отец Войцех когда-то работали, и только там оценили, до чего могучие польские профессионалы основали нашу сибирскую католическую киностудию, в которой нам посчастливилось работать. Особенно Войцех.
Популярность детской передачи «Зерно», которую он вел, просто зашкаливала, что редкость для религиозной передачи: еженедельные воскресные выпуски ждали не только дети, но и взрослые, до того увлекали зрителей невероятные приключения детей. Кроме того, Войцех приглашал на «детские вопросы» самых известных звезд, и те тоже с удовольствием принимали участие в детской, казалось бы, передаче.
Раз «приглашенным гостем» оказался сам Римский Папа Иоанн Павел Второй.
Было очевидно, что Святейший Отец и сам получил огромное удовольствие от общения с крохотными земляками, облепившими его, настолько тепло, просто и весело отвечал на все вопросы.
- «Папа, а вы любите чистить зубы?
- Нет, не очень.
- Папа, а в детстве вы дрались с мальчиками?
- И с девочками тоже.
- Папа, а вы любите жевательную резинку?
- Никогда не пробовал. Мне ее почему-то не дают».
Дети были на удивление раскованные и артистичные.
Еще бы, у Войцеха был свой секрет, как создать интересную команду: надо набрать половину «ангелов», то есть послушных ребят, а половину «дьяволят», то есть хулиганистых.
Но одно условие было обязательным для тех и других: это наличие живого воображения.
Войцех проверял малышей так: набрав в ладонь горсть цветной глины, бросал о стену. «Что это?» - спрашивал он, показывая на получившееся пятно. Того, кто не видел ничего, ни «бабочки», ни «собачки», ни «головы медвежонка», Войцех не брал на съемки.
Так вот, из года в год детей поставляла ему Мария, чудесная учительница и добрейшей души человек.
...Когда на пороге ее кабинета нарисовались крутые телевизионщики, со всем оборудованием, мое появление среди них явилось сюрпризом для Марии. Да и я от неожиданности чуть не выронила свою длинную палку.
Марыся было кинулась ко мне, но Леся холодно остановила ее. Пришлось всем вернуться к делу, к съемкам.
Я огляделась. Увы, в съемочной группе народу оказалось больше, чем учеников за партами.
На урок пришли одни так называемые лузеры: толстая некрасивая девочка, с гладкой прической, да пара-тройка низкорослых очкариков. Похоже, все баловни судьбы, модно одетые красотки и спортивные мальчики в тугих джинсах сообща проигнорировали такой «беспонтовый» предмет, как религия.
Как только что сказала нам директриса лицея, величественная еврейская дама, «в погоне за знаниями родители не хотят тратить учебные часы на предмет, который не сулит видимого продвижения в жизни».
«Эдак Марыся работу потеряет», - забеспокоилась я.
Однако Леся отсутствие детей на уроке почему-то восприняла иначе, как личную недоработку педагога. Приняв высокомерный вид, она принялась наезжать на Марысю: а все ли вы сделали, чтобы привлечь, а какая у вас методика, и так далее. И все это при детях.
А я, держа дурацкую палку над головой Марыси, чувствовала себя предательницей: ведь я даже не могла заступиться за учительницу, которую публично и незаслуженно обсирали на моих глазах.
Марыся постепенно покрывалась пятнами, начала заикаться, оправдываться. Ну почему христиане не могут постоять за себя! Зато журналюги почему-то считают, что знак профессионального качества – это умение хамить в глаза во время интервью.
Мне стало ужасно жаль Марысю.
...В прошлый наш приезд в Польшу Марыся великодушно приютила нас с Шуриком в огромной старинной квартире, доставшейся ей по наследству, с высоченными потолками, со старинной мебелью.
В первый же день нашего пребывания в доме мы заметили, что в приоткрытую дверную щель одной из комнат за нами подглядывает какая-то старушка. Та не выразила желания поприветствовать нас. Напротив, когда мы проходили мимо, она спешно захлопывала дверь.
Наше появление полоумная бабуля явно восприняла враждебно, мало ли что.
- Они не грызе, - со смехом успокаивала ее Марыся.
Мы было решили,что это родственница Марыси. Но это оказалась совсем чужая ей женщина, больная и одинокая. Марыся ее попросту приютила.
Видимо, больше всего на свете бабушка боялась, что ее вышвырнут из чужого дома. Но напрасно: как последовательная христианка, Марыся приняла решение ухаживать за ней, до самой смерти старушки.
...Как только Леся отстала от Марыси со своими вопросами, та с облегчением покинула класс.
А я, избавившись от микрофона и наушников, бросилась к своей сумке, в которой таскала запас сувениров из России, так, на всякий случай.
Я нашарила небольшую икону Иверской Божьей Матери. Наверняка у Марыси своих икон хватает, но все равно - мелочь, а приятно. Да и у меня другого ничего нет.
В самом конце коридора я увидела поспешно удаляющуюся фигурку. Марыся шагала, ссутулившись. Да уж, в этом претенциозном лицее она выглядела простовато, в своем вроде бы добротном платье, неброской расцветки, но наверняка купленом в секонд хенде, - знаю, она не любит тратиться на себя.
По ее спине я ощутила, насколько ей сейчас горько. Ах, Леся, обидела такого доброго человека...
Да разве Марыся виновата в том, что люди массово отходят от христианства, предпочитая заниматься карьерой, зарабатывать деньги, мечтать о материальных вещах, чтобы жить в свое удовольствие, и в этом же ключе воспитывают своих детей!
Догнав Марысю, я одной рукой приобняла ее, а другой протянула свой сувенир.
Она даже не успела обернуться ко мне, как перед ней возник знакомый Образ.
- О Мария, - проговорила она, остановившись, чуть не плача, молитвенно сложив ладони.
Боже, какими глазами она смотрела на Богородицу с Младенцем! Она протянула к Ней руки, бережно взяла икону и прижала к груди. Потом бросилась ко мне с объятиями. Ее лицо стало поистине счастливым.
Как вдруг я поняла, что – никакой это не подарок. Это - послание Небес для Марыси, с утешением и любовью. И что так было нужно и важно.
Как же я рада, что для этого были задействованы мои руки.
Ко Самуи 2024