— Ты так и не бросила курить? — Интересуюсь так, словно не знаю ответ заранее.
За окном поют птицы, и я сижу у кромки ванной в твоей квартире. Ты прячешься от птиц, постелив прямо в ванной — ещё одна привычка, весенняя — время позднее, но для птичек самое утро.
Жаворонки, будь они неладны.
— А ты так и не начал?
Электронная курилка в кармане вмиг становится тёплой, будто словила короткое замыкание.
— Нет. — Вру, но вру частично: ни обычные сигареты, ни самокрутки, ни даже гвоздичную травяную так и не попробовал с тех пор.
Молчим под аккомпанемент птиц. Сижу на табуретке около раковины, на коленях рыжий кот — взбудоражен птичьей акапеллой. Дать ему волю, он бы вышел на большую охоту — но он, как и я, давно оставил громадные планы, сузился до одного помещения. Видимо, повзрослел.
— Со мной было… всякое. — Нарушаю молчание и тут же смущаюсь. ‘Всякое’ — ёмкое, но какое дурацкое, неуместное, лишнее слово…
— И со мной. — Улыбаешься, зевая.
Оглядываясь на прошлое и его шрамы, трудно не зацепиться за отдельные рытвины. Это что-то навроде скалолазания: склон, который тебя чуть не прибил, будет повторяться, напрашиваться на проигрыш, твой проигрыш.
Однако здесь и сейчас святое настоящее, ты засыпаешь в ванной, и кот на моих коленях замурчал, прикрыв глаза…
Пора и мне засыпать — прислонившись к раковине, кое-как скрючившись, но в метре от тебя.
И пусть птицы укроют нас своим щебетом, своим приветствием весны.