И действительно, в той комнатке, которая соответствовала ее комнате в доме бабушки, Ляля нашла... осколочки своего детства...
На диванчике лежали подушечки с наволочками, вышитыми Лялей в детстве...
На комоде сидели три ее самые любимые куклы... Уже совсем-совсем старые и почти лысые, но любовно сохраненные отцом...
На стене висели ракетки для бадминтона, украшенные уже засохшими рябиновыми ветками...
А под ракетками на столе сидели Лялины любимцы - мягкие игрушки... Медвежонок и обезьянка... Тоже старые-престарые, но с любовью зачиненные еще бабушкой...
От подступивших слез девушка не смогла даже говорить... Только задыхалась...
И тогда все понимающий отец, тоже с трудом сдерживающий слезы, отвел ее в свою комнату...
В его комнате целая стена была занята фотографиями Ирины Федоровны, Ляли и Анзора Гурамовича, Лялиного деда...
Больше всего было детских фотографий Ляли...
Здесь было все, что только можно было вообразить...
И традиционная фотография голенькой Ляли-младенца, лежащей на пузичке и улыбающейся еще совсем беззубым ротиком...
И Ляля-младенец, с помощью матери демонстрирующая свой первый зубик...
И Ляля, с аппетитом поедающая малину прямо с куста...
И Ляля на детском трехколесном велосипеде...
И Ляля на качелях...
И она же, уже почти взрослая, сидящая на раме взрослого велосипеда, поддерживаемая отцом...
И Ляля-первоклассница в школьной форме, белом фартуке, с новеньким ранцем, огромным бантом и с букетом белых или розовых гладиолусов в маленьких руках, растерянно и даже немного испуганно стоящая среди прочих первоклассников на своей первой торжественной школьной линейке...
И Ляля, в профиль потрясающе похожая на Гурама, сидящая за партой, что-то усердно пишущая в тетрадке и от напряжения высунувшая язычок точно так же, как это обыкновенно делал Гурам...
И Ляля в спортивном зале...
И Ляля-подросток в длинном белом платье фасона, модного в первой четверти девятнадцатого века, изображающая барышню на ежегодном школьном Пушкинском балу...
И традиционные общие фотографии Лялиного класса...
И хохочущая Ляля, извалявшаяся в снегу...
И Ляля-подросток на коньках, с удовольствием катающаяся с Мишей Берсеневым на Чистых прудах...
И Ляля на своем последнем звонке... Вновь в белом фартуке и с огромными белыми бантами...
И Ляля на выпускном балу в великолепном кружевном сиреневом платье, сшитом бабушкой Ириной Федоровной...
И фотография Ляли с традиционного Посвящения в студенты...
И множество дачных фотографий Ляли с Гурамом Анзоровичем, относящихся уже к студенческому периоду жизни девушки...
Ляля с Гурамом, весело разбирающие принесенные из леса грибы...
Ляля и Гурам с теннисной ракеткой, превращенной в букет-гербарий из ветвей и ягод рябины...
Они же, собирающие сливы...
Они же, взахлеб хохочущие над чем-то, ведомым только им одним...
Они же, вместе весело занимающиеся шашлыками...
Они же, играющие в бадминтон...
Они же с собачками в руках...
Они же на рыбалке...
Они же после рыбалки с уловом в целых четыре хороших рыбки...
Они же на велосипедах...
И счастливая Ирина Федоровна, на одной фотографии обнимающая Лялю, а на другой - Гурама...
И лучезарно счастливая Ирина Федоровна, которую обнимают одновременно и Гурам, и Ляля...
Вадим Добрынин, уже видевший Лялины слезы, ни разу не видел, чтобы она плакала так сильно... так навзрыд... так по-детски... в голос...
И тем более он никогда не видел, чтобы так взахлеб, не стесняясь, плакал обнимающий и целующий Лялю, и что-то шепчущий ей на ушко, грозный, буйный и временами бешеный Гурам Кипшидзе, образец мужественности, стойкости и выдержки...
И вдруг Добрынин понял, что означают эти фотографии и старые игрушки, и из-за чего так взахлеб плачут эти двое...
И при виде такого объяснения в любви отца своему ребенку Вадим тоже не удержался...
Из его глаз тоже неожиданно для него самого потекли слезы...
Но то были слезы умиления...
Он подошел к обнявшимся Ляле и Гураму и тоже робко обнял их...
Плачущие отец и дочь, не сговариваясь, вместе обняли и Вадима, словно навсегда принимая его в свои сердца и в свою жизнь, крохотными, но бесконечно дорогими им обоим осколочками которой они только что с ним поделились...
В ту счастливую ночь они, совсем не скоро успокоившись, потом долго сидели втроем в комнате Гурама, пили чай с конфетами и зефиром в шоколаде и вспоминали свою лучезарно счастливую жизнь на даче у бабушки Ирины Федоровны...
И поминали ее в их общий с Гурамом день рождения шампанским Абрау Дюрсо...
Продолжение следует...