Смятение чувств
Я устроилась на бассейне недалеко от своего соседа Барри Уайта. День во Флориде был , как обычно, жарким и большинство пенсионеров не вылезали из воды, обсуждая военные действия на территории Украины. Здесь кишит Европа, вызывая у американцев неподдельный интерес. Я демонстративно молчала, желая выслушать мнения окружающих, и не вступая в перепалку с московскими и питерскими. Здесь много эмигрантов из Западной и Восточной Украины. Нужно отдать должное представителям Средней Азии, Кавказа и Прибалтики, поддерживающих между нами нейтралитет.
Барри с любопытством поглядывал на меня, ожидая критических комментариев. Было видно, что его смущает поднятая тема.
- Почему вы молчите? – все- же спросил он.
- Как вам сказать? В глубине души я счастлива, что мои внуки призывного возраста живут и учатся вдали от этой мясорубки. Мой же отец в этом возрасте уже был инвалидом-блокадником. А что думаете вы?
- Я тоже наелся этого дерьма, но во вьетнамском варианте... то, что мы называли героизмом превратилось в позор нации. Мы стараемся себя не особо афишировать, хотя переодически встречаемся. Многие из нас усыновили вьетнамских детей и дали им хорошую жизнь, образование. Проблема в том, что молодежь легче поддается пропаганде, а потом не знаешь как замаливать грехи, как оградить родителей от плевков в спину...
Когда я посмотрел старый военный сериал «Бой», уже не возникало сомнений, что я буду военным медиком. В голове сложилась красивая картинка, полная благородства, сострадания и героизма. Я видел ордена на своей груди и охапки цветов в руках своих подружек.
Я поднапрягся с учебой, и получил два диплома, одним из которых был «техник операционного оборудования». После прохождения практики в военном госпитале Форт-Кэмпбелл, в 1968 году я получил повестку во Вьетнам.
Меня направили в военно-полевой госпиталь типа MASH в Фубай. Транспортировки на север пришлось ожидать несколько дней в заливе Камрань. Стояла невыносимая жара и нестерпимый запах. Как только мы приземлились в Фубае, начался минометный обстрел.
Атаки противника были беспощадны. Я мог наблюдать за запуском ракет с ближайшей вершины холма и отслеживать инверсионный след прямо на своем участке.
Раненые шли потоком. Это было мое первое боевое крещение. После 17-ти часов в операционной, я вышел весь перепачканный кровью наших парней. Для 20-ти летнего юноши это было слишком...
Вскоре меня перевели в 95-й эвакуационный госпиталь в Дананге. Это учреждение было на шаг впереди полевого госпиталя в Фубае. Он находился в реальном здании и имел туалеты со сливом. Для медперсонала госпиталей во Вьетнаме рабочих графиков, практически, не существовало.
Во время одного артобстрела у меня были разорваны барабанные перепонки, получил ранение в спину... сам оказался пациентом госпиталя. При ослабленном, после операции, иммунитете подхватил малярию. Меня признали недееспособным и отправили домой.
У авиалайнера отказала гидравлика, и он едва не сделал аварийную посадку в Сан-Франциско. Не хотелось погибать вот так...вне зоны военных действий.
Но самый неприятный сюрприз поджидал нас на земле. Как только мы спустились с трапа, на нас пошла толпа протестующих. Они проклинали нас и плевали в лицо, называли детоубийцами.
Дома меня ждал прохладный прием. Моя семья пострадала от безжалостного позора. Окна были выбиты, повредили систему водо и энергоснабжения, на стенах дома появились позорные графити. Моя сестра должна была забыть о замужестве...
И никому не приходило в голову, что я не был детоубийцей! Я видел достаточно умирающих мужчин, работающих в армейских госпиталях во Вьетнаме, чтобы понять, что на самом деле представляла собой эта война.
Я стал прикладываться к бутылке. Это была дорога в никуда. Молодой опустившийся мужчина. Из-за ранения в спину я не мог долго стоять на ногах, работать.
Как-то раз в магазине за мной начала наблюдать молодая женщина. Это было похоже на слежку. Одна догнала меня у самого дома и спросила:
- Простите! Вы не служили во вьетнамском госпитале? Я работала там операционной сестрой.... мы все были в масках... но мне так знакомы ваши глаза...
Сказать, что у меня началась истерика – это ничего не сказать...
Меня нашел человек, который был со мной ТАМ, и которому ничего не нужно было объяснять. Она выглядела неважно.. тоже подсела на наркотики. Мы оказались потерянным для страны поколением.
История развивается по спирали, и я не желаю русским солдатам такого будущего.
Мы все сегодня находимся на пороховой бочке. Вопрос в том, кому будет по силам остановить эту братоубийственную войну.