Глава 306
— Послушайте, Максимилиан, — сказал я. — Поезжайте срочно в Париж. Документы для вашей поездки уже готовы.
— Слушаю, монсеньор, — ответил Максимилиан, мой сообразительный помощник по делам Ордена.
— Я дам вам письма к влиятельным лицам Парижа, которые состоят в Ордене, — продолжал я. — Передайте им мой приказ. Я не знаю, как они его выполнят, и не хочу этого знать. Они просто должны его выполнить. Указом Короля арестант Фуке, приговорённый к пожизненному заключению, должен быть помещён в Пиньероль, и ни в какую другую крепость.
— Я вас понял, монсеньор, — ответил Максимилиан.
Он получил от меня требуемые документы, письма и деньги.
Занятый другими делами, я даже забыл поинтересоваться, как именно он решил эту проблему, кто конкретно из членов Ордена помог ему выполнить это поручение. Впрочем, теперь это уже и не важно. Но в итоге на Короля было оказано незаметное влияние, в результате которого он принял нужное мне решение. Оно не без оснований может показаться совершенно неразумным, странным и непоследовательным, но для него можно найти и мотивы. Всё это я описал и приложил к документам, вручённым Максимилиану.
Аргументы против этого решения я ослабил в своих комментариях, а аргументы за этот выбор постарался усилить.
Но здесь, в моих мемуарах, мне не к чему воздействовать на читающих эти строки, так что здесь я изложу всё как оно есть.
Приговорив Фуке к пожизненному заключению взамен изгнания, Король распорядился поместить Фуке в крепости Пиньероля, города, который не так давно стал Французским. И это было ошибкой, чего я и добивался. Но, к моему сожалению, мне это не помогло. Чтобы понять, почему мне потребовалось это решение, и почему без моего незаметного влияния Король сам по себе никогда не принял бы этого решения, надо просто вспомнить географическое положение этого городка.
Городок Пиньероль, по-итальянски Пинероло, расположен Пьемонте, в провинции Турин, на реке Кизоне, к юго-западу от города Турина. Вокруг городка растёт множество сосен, откуда и пошло его название, ведь по латыни Pinus означает сосну, от чего происходят итальянская Pino и наша Pin. В городке едва ли насчитывается десять тысяч жителей. Но крепость построена была со знанием дела, так что после небольших модификаций её вполне можно использовать как тюрьму для особо опасных преступников, поскольку бежать оттуда весьма проблематично.
Во владение к Французской короне Пиньероль отошёл по Керакскому миру лишь с 1631 года, а нынче, когда я пишу эти строки, с 1696 году, этот город снова стал итальянским.
Уже тогда я предвидел, что Пиньероль стал французским не окончательно, и потеря его не заставит себя ждать. Помещать туда узника, чья свобода была нежелательна Королю, было неразумно, ведь даже если исключить возможность того, что город может вернуться в состав Италии, его приграничное положение даёт возможность вылазки, тайной или открытой, с территории сопредельной Италии с целью захвата заключённого и его освобождения, и перемещения в Италию. И тогда Король уже не смог бы оказывать влияние на судьбу узника. Именно это мне и было нужно. Близость к границе с Италией делала эту тюрьму в моих глазах лишь временным местопребыванием Фуке. Поразмыслив, я решил, что неплохо было бы, чтобы и Филипп оказался там же, в Пиньероле. Мне ужалось и это. Оба интересующих меня узника теоретически оказались в досягаемости с территории Италии, пусть бы даже и военным путём, но такая возможность оставалась. Во всяком случае извлечь из крепости Пинтероля было намного проще, чем из Бастилии.
Короля подкупила относительная неприступность крепости, поскольку она строилась не просто для поднятия престижа какого-то вельможи, а вследствие насущных потребностей охранять эту территорию от соседа, который может стать врагом в любой день. А поскольку крепость вместе со всем городом переходила из рук в руки, то и оборонительные сооружения её были направлены на всякий случай в обе стороны, так что лучшего каземата и отыскать было бы невозможно, если бы только не его приграничное расположение. После того, как моим людям, входящим в окружение Короля, удалось без нажима, мягко и неощутимо убедить Людовика в том, что Пиньероль – наилучшее место для того, чтобы запрятать там навечно Фуке, убедить его в том, что и Филиппу будет лучше всего пребывать именно там, уже было не столь сложно.
Городок расположен на обращённом к Италии склоне Альп. Так что если Фуке и мог из своего окна любоваться видами, то это были виды Италии. Камера Фуке и камера Филиппа располагались в противоположных концах крепости, они не могли бы встретиться или даже случайно обменяться взглядами. Людовик не подумал, что стоит только Фуке увидеть Филиппа без маски, а такую случайность нельзя исключать даже при самых строгих мерах против неё, и оба они, и Фуке и Филипп, станут ещё более опасны для него, особенно, в случае, если им удастся освободиться. Ведь Фуке, и без того знающий множество тайн королевства, узнал бы самую важную и самую страшную из них! А Филипп мог бы обрести в лице Фуке нового сторонника. И хотя я не думаю, что Фуке был бы способен на дерзкий побег с одновременным освобождением Филиппа, будь на его месте человек другого склада, например, такой, как д’Артаньян, ситуация была бы крайне опасной. К счастью для Короля и к большому сожалению для меня, для Филиппа и для Фуке, д’Артаньян был предан Королю, так что это не Людовику следовало бы его опасаться, а его врагам и недругам.
Не очень-то желая продолжать карьеру тюремщика, д’Артаньян попытался сложить с себя эти функции и доложил Королю, что рекомендует для охраны Фуке своего бывшего квартирмейстера де Сен-Мара. Он характеризовал его наилучшим образом как смелого, верного и умного офицера. Король со вниманием отнесся к рекомендации д’Артаньяна, но всё же настоял на том, чтобы д’Артаньян лично со своей ротой в сотню мушкетёров доставил Фуке в крепость Пиньероля, также лично выбрал для него камеру, при необходимости организовал работы по укреплению крепости для её роли в качестве каземата и сделал бы все прочие необходимые распоряжения, и лишь только после этого передал функции тюремщика Сен-Мару.
Это королевское решение было разумным, и оно вновь спутало мои планы. Кроме несомненного факта, д’Артаньян был весьма сведущим человеком в области укрепления крепостей, он был и очень внимателен к приказам Короля. Так что прибыв на место он сделал ряд важных распоряжений по частичной перестройке некоторых элементов крепости так, чтобы она лучше отвечала своему предназначению. В основном, он распорядился о работах по укреплению дверей и решёток, расчистке рва, ремонту и укреплению старых стен, где это требовалось. Кроме того, были укреплены решётки на окнах, была возведена пристройка для проживания охранников, не несущих дежурство, так что в самой крепости находились лишь те, кто в этот момент выполнял функции по охране узника. Было исключено пребывание любого, кто не нёс в это время службу. Дотошный д’Артаньян даже обстукал все стены и обследовал все двери, подозрительные ниши, шкафы и камины. Если бы из крепости был тайный ход, он нашёл бы его. Однажды д’Артаньяну пришлось испытать горькое разочарование вследствие того, что его враг, воспользовавшись потайным ходом, ускользнул от справедливой мести. Этот урок капитан запомнил на всю жизнь. Он не обследовал подвалы замка в Амбуазе только потому, что не рассчитывал там долго пребывать со своим узником, а, кроме того, не имел в планах перевод арестанта в подвал.
Я тем временем отправился в Испанию и даже наблюдать из приграничной зоны замок. Я пристально смотрел на окна, которые, как я уже знал, были окнами Фуке. Однажды мне показалось, что я вижу в окне человека. Я насадил на шпагу платок и помахал этим импровизированным флагом человеку в окне. Немного погодя из окна показалась рука с салфеткой. Человек, вероятно, сделал вид, что вытряхивает крошки, которые могли бы попасть на салфетку. Тотчас же в окне появилась другая рука, которая вырвала из рук этого человека салфетку, после чего обе руки исчезли.
Я понял, что д’Артаньян всё ещё там, и что он довольно много времени проводит вместе со своим арестантом. Надеюсь, что д’Артаньян не узнал меня, хотя зрение у него словно у орла.
(Продолжение следует)