Ели в гнетущем молчании, потому что не знали – завтрак, обед или ужин сейчас. Мобила, пристроившись около окна, разглядывал окрестности, надо было решать, что делать, куда идти. Запасов еды – кот наплакал, отряд вырос в два раза. Как выяснить: вошли они в Зону или всё-таки «заблудились во времени»?
– Деревня вроде наша, – в тон его мыслям проговорил Глюк.
– Так-то оно так, да что-то в этом не так, – повернулся командир.
– Кроме деревни, остальное не наше, – Седой посмотрел на рукав, испачканный синей кровью птиц.
– И от самой деревни только несколько дворов, – вздохнул Гнейс, – судя по всему, должны быть хотя бы руины большущего посёлка, а тут в чистом поле пять домов.
– Столб электропередач тоже странный, – выглянул в окно Бандура, – от него к домам тянутся провода, а к нему даже оборванных нет.
– И что нам делать?
Под дряхлой крышей наступило тягостное молчание. За окном до самого горизонта виднелись только холмы, покрытые реденькой растительностью. Небо переливалось от серого к сиренево-пепельному. Ответа на вопрос не было ни у кого. Явно было одно: животные с голубой кровью не были родственниками земным, и раньше сталкеры не жили с ними в одной параллели.
– Да-а-а! Сорвались из Избы и пришли в никуды, – дожёвывая скудный паёк, тоскливо проговорил Бандура. – Ни крова, ни жратвы! Чё, тит едрит, отцы-командиры, может, ещё можно вернуться?
– Аха, транвай тебе уже пригнали, – повернулся к нему Памперс, – забыл, чё портал закрылся.
Настроение испортилось окончательно. Люди поняли, что попали в пространственную ловушку. Сколько здесь можно продержаться, было непонятно, и как – тоже непонятно.
– Ах вы, суки, – подпрыгнул в ярости Тёрка, – завели в пропастину, ещё в паханы нахрапом лезут. Жить учат…
От резкого тычка Гремухи Тёрка захлебнулся словами и замолчал, со злобой глядя на сталкеров. Оскалившись, бочком вышел на улицу и присел на крылечке.
– Надо передохнуть и двигать дальше, – предложил Гнейс.
– Почему здесь не остаться? – поднял на него глаза Бандура. – Стены надёжные, двери целые…
– И полочек на все зубки хватит, – хыкнул в реденькую бородёнку Памперс. – Магазинов чёй-то не видится и телушек похоже не водится. Разве чё синих тварей попробовать.
– Командир, мужик, – воскликнул Седой.
– Хватит хохмить, и так тошно, – отмахнулся от него Мобила.
– Командир, по улице мужик идёт.
Сталкеры прилипли к пыльным окнам.
В длинном тяжёлом плаще шёл, заложив руки в карманы, бородатый безоружный человек. Ни рюкзака у него, никакой другой ноши. Не спеша двигался незнакомец. Белые волосы слегка пошевеливал ветер. Остановился, разглядывая подбитых птиц.
Его догнал облезлый в коростах пёс. Помахал кривулиной ободранного хвоста, потёрся плешивой головой о рукав. Человек погладил пса, поднял глаза на окна дома и грустно покачал головой, но с места не сдвинулся.
– Ни хрена себе, – выдохнул Гремуха, – Старец…
И побежал к выходу, за ним поспешили жители мира осьминожек.
– Старец, – окликнул человека Бандура, тяжело спрыгивая с крыльца.
Пёс ощетинился, зарычал.
– Свои, Кривуля, свои, – похлопал собаку по шее Старец.
– Где ты пропадал? – пожимал старику руку Бандура. – Две Тьмы прошло, а тебя всё нет.
– Долгая история… Вы как сюда попали?
Сидельцы из Избы радостно обнимали Старца, рассказывали, что Лис остался хранить время. Странное чувство охватило командира, было что-то до боли знакомое в движениях этого человека. Где-то они пересекались раньше, но память не могла найти знакомого с такой ровной профессорской бородкой. Нависшие брови, потухший взгляд и абсолютное равнодушие.
– Это хорошо, а вы, я вижу, не одни, – бесцветно спросил Старец.
– Ребята прошли пустыню. Их осьминожки нашли почти мёртвых. Знакомьтесь.
– Здравствуй, добрый человек, – подошёл к старику Мобила.
– И тебе мир, – помолчал и спросил, – давно вас занесло сюда?
– Честно сказать, отец, мы не знаем, где мы. Идём вроде бы всего несколько дней, а прошли уже полмира.
Васька помогла сойти вниз Ширяке. Тот, улыбаясь во весь рот, быстро пошёл, протягивая руку Старцу.
– Вот это встреча! – обрадовано говорил Ширяка, спотыкаясь на каждой кочке. – Джон! Мы же думали, что ты под Чернобыльца попал.
– Успокойся, дружище. Ты же не сходишь с ума? – подошёл Мобила, попытался остановить компаньона. – Галлюцинации, наверное, начались. Рядом с хатой стоит древний старик.
– Про старика не знаю, вижу, что это Джон.
– Успокойся, Ширяка, вспомни: ты не можешь видеть.
Стряхнув с себя руку командира, оттолкнув Ваську, Ширяка, раскрыв объятья, шёл к старику.
– Вас точно не вижу, а это Джон, – кричал он, – Джон, дружище!..
Старик нерешительно сделал шаг вперёд, ещё шаг… Где-то в душе шевельнулась мысль: где-то рядом Зона. В слепом сталкере он вдруг признал тощего до тоски в желудке акробата. Сколько же дорог исхожено было с ним и с Мобилой… Господи, как же давно это было… И так захотелось Старцу вырваться из заколдованного круга параллельных миров, что перехватило дыхание.
– Ширяка? Откуда?
Нерешительно остановился, потрогал ослепшего сталкера. По морщинистым щекам текли слёзы.
– Ты совсем не изменился за эти годы, – произнес старик.
– Какие годы? – изумился Ширяка.
– Потом разберёмся, – миролюбиво произнес Джон, – с тобой-то кто? Молодых водишь?
– Это Мобила, Седой и Памперс. Ты что, их не узнаешь? Седой всегда одиночкой ходил, потом к нам пришёл.
– Не шути так. Мобиле сейчас должно быть уже восемьдесят, он же старше меня на десять лет. Всё изменилось в Зоне за эти годы. Кто сейчас в барменах сидит? «Скалу» сняли или сильнее укрепили?
– Джон, в Зоне, надеюсь, ничего не изменилось, ведь всего полгода прошло, как ты потерялся…
– Надеюсь, ты рад меня видеть, – покачав головой, произнёс Джон.
– Видеть? Я слеп, как крот, – разозлился Ширяка, – здешние цветики-камнецветики вырубили мне глаза. Не знаю, как и что, но ты, Джон, и мы не в Зоне?
– Так звали меня лет тридцать назад.
– Ты действительно Джон? – окликнул старика Мобила.
Волнение перехватывало глотку, и слова выходили с большим трудом. Он уже почти смирился с тем, что Зона поглотила друга. Перестал искать. Иногда, после хорошей ходки, сидя у костра, мысленно погружался в прошлую жизнь и чувствовал, как стирается образ Джона, как размываются черты лица. В памяти остаются тени движений: удивлённо поднятая прямая бровь, словно крыло ворона, привычка поджимать губы в раздумье, вот это движение руки, словно что-то отбросил от себя… «Точно Джон!»
– Что, сталкер, обо мне у костров ветераны отмычкам легенды рассказывают?
– Слишком мало времени для этого прошло. Джон, ты меня узнаёшь?
Тот оглянулся, посмотрел с прищуром на сталкера, пожал плечами: «Вроде похож на Мобилу, но уж больно молод».
– Ладно, сталкеры, пошутили над стариком и хватит. Ты, видимо, сын Мобилы?
– Джон, выслушай! – схватил его за руку командир. – В этом мире время идёт быстрее… Гнейс говорил, что они здесь живут три года. Так?
– Так. Хронометр мой не врёт.
– И правды не говорит. Мы знаем точно, что отряд Гнейса работал на тамплиеров. Ты помнишь, кто такие тамплиеры?
– И за тридцать лет эти тампоны не выветрились из головы, – ухмыльнулся Старец. – Они в тот день меня в болото загнали, прямо перед Чернобыльцем.
– Так вот, отряд Гнейса появился в мире осьминожек с неделю назад. Им туда открыл портал один наш знакомый.
Недоверие плескалось в глазах Старца. Но он примиряюще кивнул головой.
– Да, конечно, – тихо проговорил Джон. – Может быть, дойдём до Избы, съедим по колобашке…
– Нет! – покачал головой Мобила. – Мы возвращаться не будем. Нам срочно в Зону надо. Тамерлан пацанов малых, – он показал на Ваську, – для каких-то дел таскать начал. Как нам отсюда выйти? Ты знаешь?
– Значит мы не в Зоне… – отрешённо произнёс старик и опустил голову. – Я своё уже отходил. Надо возвращаться в Избу.
– Хлеба хочешь? – хитро улыбнулся акробат и протянул Джону ломоть уже подчерствевшего хлеба.
– Хлеба!? Откуда?
Глаза бывшего сталкера взблеснули надеждой. Хлеб во всём этом странном и тихом мире мог только сниться. А снился он всякий раз, когда уставшее тело отключало мозг. Наступало забвение, которое нельзя было назвать сном. Из глубин памяти выползали картины прошлой жизни. Дико налетали чернобыльские псы, щерили клыкастые пасти хищники, заполняли мир, как стеклянную банку, чудовищные массы мутировавших тушканчиков, мышей и крысаков, смертельные объятья губошлёпов давили и не давали вздохнуть. Среди всех этих кошмаров была отдушина: мама выходила из магазина и разгоняла злобствующие пасти. В её руках неизменная буханка душистого хлеба. Дух хлеба витал в воздухе, проникал в душу… Маленький мальчик ломал буханку на большие куски и кусал, жевал… Даже в забытьи Старец боялся шевельнуться или глубоко вздохнуть, чтобы не спугнуть видение.
Во рту Джона появилось ощущение давно забытого вкуса. Перед ним на вытянутой руке лежал реальный ломоть, а не виртуальный.
– Хлеб? – повторил Старец, не веря в происходящее и боясь разрушить движением реальность. – Откуда?
– Глаша испекла нам в дорогу, – слепые глаза акробата, не мигая, смотрели поверх головы Старца, – Рэбит, сколько дней как это было?
– Теперь уже четыре, – вздохнула девушка, – скоро хлеб плесенью покрываться станет.
– В твоей Избе хлеб есть было нельзя, вместо отравы был, иначе мужики его бы давно слопали.
Дрожащими руками Джон принял кусок хлеба. Потрогал мякиш, щипнул крошку, размял на пальце, понюхал. Недоверчиво глянул на сталкеров, понюхал краюху. Осторожно отломил кусочек, сунул в рот и принялся жевать.
– Ты действительно Мобила? – говорил он, не переставая жевать. – Изменился… Что-то в тебе появилось? Жизнь что-ли?
– Гене, гене, гене, – выбралась из-под крыльца осьминожка и смешно заковыляла к пришельцу.
– Ничка, – ошеломлённо воскликнул старик, прижимая хлеб к груди, – ты здесь откуда?
– Гене, гене, гене, – суетилось животное.
То идёт к старику, то метнётся к дому, то присядет, то покрутится на месте.
– Ничка, что же ты сказать хочешь?
– Не помешало нам понимать её речи, много бы интересного узнали, – развёл руками Гнейс.
– Нич-а, – замотала лапами осьминожка, побежала к дому, упала на спину, вскочила, – Нич-а...
– Все в дом, – крикнул, оглядываясь кругом, Мобила.
Сухого, словно щепка, Ширяку Глюк перебросил через плечо, Васька влетела в дом первая и кинулась к снаряжению.
– Тебе оружие не положено, – перехватил автомат Седой, – посмотри лучше, что за напасть.
Ничка, трясясь, заползла в дом последней, зарылась в тряпьё в шкафу и затихла.
Ни единый звук не нарушал тишины. Дыхание людей глохло в этом безмолвии. На улице завыл пёс Старца. Его тоска, жалоба на безрадостное существование цеплялись за нервные окончания, царапали душу, словно колючки мутировавшего под воздействием радиации терновника. Каждая царапина взрывалась, размётывая по клеткам тела острые иглы тоски. Сталкеры сжалились, открыли двери и буквально волоком втащили пса в дом. Он влез под стол и замер, прикрыв лапами морду.
В глотке Тёрки разматывался клубок проволоки, унизанный колючими скрутками-жучками. От столба к столбу отгораживала колючая проволока человека от свободного мира. По углам вырастали пустые вышки. Но двигаться было нельзя, вышки стреляли. Проволока разматывалась, колючками связывала и забивала глотку. Каждый «жучок» норовил крутнуться, проскоблить по тонким связкам.
– А-а-а! Суки! – взвизгнул Тёрка, вскидывая автомат, – ненавижу…
Удар ноги Ширяки пришёлся точно по стволу «Калаша», и шальная очередь ушла к потолку, выбивая крошево из сухой штукатурки.
Бандура и Гнейс навалились на орущего и бьющегося в истерике мужика, но того корежило так, что удержать его вдвоём они не могли. На помощь пришли Глюк и Седой.
– Ну, Ширяка, молоток, – просипел Гнейс, сдерживая изгибающееся тело Тёрки. – Не ты, он бы нас всех положил. Вовремя увидел…
– Правда? Видеть начал? – обрадовался Седой.
– Мужики, я не знаю, как это получается, – открыл незрячие глаза Ширяка, – я не вижу, как раньше, по-другому как-то.
– Всё равно – хорошо! Главное – вовремя, – Гнейс почувствовал, что тело Терки ослабло, – всё, кажись, уснул.
Потные мужики поднялись с пола.
– Командир, что делать будем?
– У Нички спросим. Она побольше нас знает про этот мир.
Но осьминожка не высовывала носа из шкафа, а только редко всхлипывала.
– Ничего нам не хочешь рассказать, Джон? – повернулся Мобила к Старцу.
Тот завороженно смотрел на хлеб и, похоже, даже не услышал командира.
«Тридцать лет… Полгода…» – кружились в голове три слова.
Группа спешила к схрону. Вот-вот Зона должна была извергнуть свой гнев на истерзанный кусок земли. Обитатели территории отчуждения уже не жаждали добыть себе пропитание, даже если обед ломился в пасть. Все искали укрытия. Стадо свирепых кабанов-мутантов пронеслось в трёх шагах от Джона. Вечно голодные секачи, перекроенные радиацией, выпучив красные глазки, едва не свалили его с ног.
Отпрыгнув, чтобы не попасть под их копыта, сталкер почувствовал немоготу.
– Ты как? – спросил, оглянувшись, Мобила. – Не задели? Не отставай.
– Нормально… – ответил Джон и остановился.
«Стоять нельзя, – колотилась мысль. – Чернобылец скоро выдохнет…»
Словно ватные, ноги не могли двигаться, мысли не хотели ворочаться. Под сводом черепной коробки оказалось пусто. Дёрнул головой – зазвенели в голове монетки. Шагнул через силу и кубарем полетел в какую-то яму. Звон в голове прошёл. Огляделся: он находился в воронке с пологими глинистыми склонами. Рядом с ним примостился вверх колёсами армейский грузовик. Словно большой жук, валялась машина на спине, но не пыталась перевернуться в нормальное положение, а мёртво распласталась, утопая кабиной в глинистой массе. На днище Урала маслянисто чернела Мазута – редчайший артефакт. Самый дорогой, самый редкий, по словам барыг, самый бесполезный арт. Мазута была вожделенной мечтой любого сталкера, ведь Вашехон за него отвалить мог бешеные бабки. Так по крайней мере он обещал, отправляя бродяг в очередную ходку. Рассказывали, что однажды уже кому-то удалось добыть Мазуту, только после этого сталкера больше в Зоне никто не видел. Говорили, что тот на Большой земле бизнес открыл.
Соскрёб сталкер в контейнер арт и стал подниматься по скользкому склону. Времени оставалось совсем нисколько. На небе уж полыхали багровые молнии, перестала гудеть земля, её дрожь достигла предела. «Схрон, найти схрон…» – било в мозгу. Группа ушла без него, и это было странно: они с Мобилой попадали и не в такие переделки, выкручивались… Что же произошло сейчас?
Выполз на край воронки и почувствовал, как всё его тело становится медлительным. Захотелось лечь, уснуть…
«Это ещё что такое, – пробормотал сталкер, – я схожу с ума. Наверное, началось извержение. Зона своего не упустит».
«А ты ей нужен, сталкер?» – хохотнул в голове чужой голос.
«Нужен».
«А на хрена? Ты нужен мне, – голос напрягся. – Ты солдат. Ты должен воевать».
«С кем?»
«С гопотой Зоны».
В этот диалог вклинился, сбросив дремоту и равнодушие, голос: «Джо-о-о-о-н!» Ещё один: «Джо-о-о-о-н!» «Молчи!» – приказал голос. «Джо-о-о-о-н!»
«Меня ищут».
«Им нужен только хабар».
– Джо-о-о-о-н!
«Им нужен я».
«Тогда иди за голосом»…
«Джо-о-о-о-н!»
Голос шёл где-то впереди. То усиливался, то затихал. Джон спешил догнать, так спешил, что запыхался, сбросил рюкзак, следом полетел на выжженную землю АКМ. На поясе болтался контейнер с артефактами. Выбросить Мазуту и Золотую рыбку! Снял контейнер, открыл крышку…
Вокруг расстилалось болото. Кочка, на которой он стоял, была величиной с блин. Вокруг зловонная жижа вздыхала и пучилась перед адом Чернобыльца.
На берегу выстроились как на парад тамплиеры. Серые комбезы время от времени отсвечивали багровым. Впереди них невысокий человечек. Он ухмылялся. На простого ведьмака не был похож. Ладно подогнанный комбинезон, в руках – шлем.
– Брось мне контейнер, – кольнуло в голове.
– Ах ты, зараза, «Душу» Зоны тебе в глотку, – ругнулся Джон, – ведьмак чёртов! Как же я сразу тебя не почуял. Чтоб тебе голодная Болотница встретилась. Чтоб тебя Зона до смерти зацеловала…
– Сталкер, у нас с тобой нет времени, – прервал поток его ругани человечек, – скоро Чернобылец выдохнет. Отдай контейнер и ни о чём не заботься. Останешься жив.
– Да пошёл ты в задницу кабану!
– Пропадёшь в болоте. Отдай контейнер…
– Что, падаль чернобыльская, взять под контроль меня не можешь? Дерьмо Звероящера! Золотая рыбка тебе поперёк глотки встала, прислужник дешёвый…
И тут преследователь взбесился, забегал, прихрамывая, по бережку болотины:
– Это вы все слуги мои, я – Хозяин Зоны! Мне подчиняются Врата времени. Тебе была оказана честь…
– Да наделал я жидко на твою честь, – расхохотался Джон и перепрыгнул на другую кочку. «Где-то тут была избушка, – подумал он, – может, успею».
Земля замерла в предчувствии, застонала... Это был вопль истерзанной тверди, просьба о помощи… Джон прыгнул и промахнулся, всей массой рухнул в маслянистую жижу, руки зацепились за клочья какого-то растения, подтянулся, выполз на сушу…
Твёрдая земля мирно приняла его. Спокойная, покрытая странной травой твердь не была похожа на ту часть земного шарика, откуда он только что выполз. Сзади расстилалось болото, над которым висело закатное солнце… ЛДА молчал.
С тех пор прошло тридцать лет. Тридцать лет проб и ошибок, попыток вернуться в свой мир. Тридцать лет поиска тех самых ворот времени…
Голову пронзила игла, также, как и в тот день. Ведьмак!
Дико озираясь, Джон обнаружил большие чёрные глаза, которые смотрели на него страдальчески. «Они не обманывают, – сказали глаза. – В Зоне прошло только полгода».
«Не верю, ты меня опять взял под контроль?»
«Откуси хлеб».
Хлеб был настоящим. За тридцать лет скитаний по миру не выветрился из тела этот запах и вкус. Жевать и жевать кусочек, пока от него не останется ни капли. Остатки проглотить и наслаждаться ощущением дома.
– Водочки хочешь?
Перед Джоном стоял сопливый пацан, смотрел насмешливо и протягивал защитного цвета фляжку. Не узнать её было нельзя. Сколько раз они с Мобилой коротали время в схронах, попивая из этой фляжки огненную воду для снятия стресса и уменьшения уровня радиации.