Это могло произойти где угодно, в любом городе и городке, но случилось... ну ладно, ладно, может, и не в любом, неважно, не придирайтесь. Словом, место действия — маленький городок Кошкодраново. Почему Кошкодраново назвали Кошкодрановым, мне непонятно, местных кошек драными никак не назовёшь, наоборот, все они сытые и вальяжные. Впрочем, никакого отношения к делу кошаки не имеют. Просто я здесь живу.
Я был не в духе. А электричка всё громыхала и ныла, доводя меня до бешенства. «Сарай на колёсах», — злобно подумал я, волком глядя на попутчиков. Да нет, на самом деле я не злобный по натуре. Я просто очень впечатлительный, а потому стараюсь держать дистанцию между собой и людьми. Вообще-то, в последнее время мне почему-то хочется всех обнять. На меня обычного это не похоже. Может, я просто устал и хочу таким образом зарядиться. Ведь говорят же, что для полного восстановления необходимо обнимать не менее восьми человек в день. Ну, или дать одному в морду. Сейчас я бы точно дал в морду. Только кому? Сам не понимаю, как я докатился до такой жизни, что мне проще найти восемь человек, которых можно обнять, чем одного, которому можно дать в морду. Но сегодняшнего вечера это точно не касалось. Я. Был. Зол.
«Станция Кошкодраново» — донеслось из динамика. Ну наконец-то! — с облегчением подумал я. На перроне разгоняли ночь фонари, зато от станции мне предстояло где-то с километр идти по тёмной просёлочной дороге. Впрочем, особо темно не было: путь освещала яркая, словно отшлифованная, луна каких-то невероятных размеров, я даже подумал, не суперлуние ли. Хотя вроде ни о чём таком не предупреждали.
Дорога знакомая и привычная. Лохматые кусты по обочинам выглядели дружелюбно, даже маняще, так и просили погладить их серебрящиеся в свете луны листья. Но я был зол и не реагировал на их просьбы.
Однако летняя ночь была такой тёплой и расслабленной, что понемногу смягчила моё настроение; к дому я подходил, почти уже успокоившись. Правду говорят, что поздние прогулки действуют очень благотворно, а впрочем, мне это доказывать и не надо, я и сам знаю. Вот только пульс всё ещё частил, а потому я решил посидеть немножко у подъезда и полюбоваться луной. Попутно посмотрел на окна: кто из соседей ещё не спит. А, вон Таня полуночничает. А у Полины окно тёмное. Об мои ноги потёрся дяди Гришин кот, я рассеянно погладил его. Ночной покой и уединение настраивали на умиротворяющий лад.
Вдруг тишину нарушил негромкий треск. Взглянув в сторону шума, я увидел мужика, подъехавшего к нашему подъезду на самокате. Он остановился, достал телефон, набрал номер, «Привет!», и... я оторопел, услышав сразу вслед за этим поток очень громкой и очень нецензурной брани, без всякого перехода. Нецензурным было каждое второе слово, даже невозможно было понять суть претензий к собеседнику. Это длилось и длилось, постепенно моя благостность улетучивалась, я вновь начал сердиться и уже подумывал: а не послали ли его сюда небеса специально для того, чтобы мне было кому всё-таки набить морду? Чем дальше, тем больше я закипал, но всё ещё колебался и сдерживал себя; и тут мужик закончил разговор, оседлал свой самокат и поехал в том же направлении, откуда появился. Создалось впечатление, что он приезжал сюда именно ругаться.
Я решил зайти к Тане, ей со второго этажа всё видно намного лучше, чем мне с последнего. И она знает всё обо всех. Я поднялся к ней.
Моя догадка подтвердилась. Этот мужик приезжает каждую среду, всегда в одно и то же время, и всегда ровно по сорок минут болтает с кем-то по телефону и очень громко матюкается матюками. Обычно я его не вижу, так как в это время ухожу на ночную прогулку, а когда прихожу — он уже уезжает. Поэтому сегодня я и увидел его впервые. На мой вопрос, а что всё это значит, Таня только пожала плечами. Удивительно, но не знала и она. Озадаченный, я поднялся к себе, бурча под нос, что у русских слова «немного того» и «немного не того» — одно и то же.
Но на этом история не закончилась. Через неделю мне предстояло удивиться ещё больше. Шёл дождь, и лужа возле городской автомойки, и без того не просыхающая, разлилась совсем привольно, на всю улицу. На поверхности воды змеились нефтяные рисунки, беспрестанно меняющие очертания из-за дождевых капель. Обойти лужу можно было только по мокрому скользкому газону. Подойдя к тропочке, я остановился, пропуская встречных: аккуратно одетого мужчину и двух нарядных дам.
Внезапно из-под ног мужчины прыснула непонятно откуда взявшаяся кошка. Я и моргнуть не успел, как мужчина споткнулся, потерял равновесие и плашмя рухнул прямо в лужу и её нефтяные разводы. И тут я узнал давешнего мужика и замер: что сейчас бу-удет...
Несколько секунд никто не шевелился. Затем мужик медленно поднялся, весь в грязи, отёр мокрое лицо, глянул на меня, на женщин, на лужу и, помолчав, негромко произнёс: «Какая неприятность!» Я окончательно перестал что-либо понимать. Они все уже удалились, а я так и стоял столбом.
Вечером я зашёл к Тане — поделиться загадкой. У неё сидел Коля, они играли в шахматы. Таня с интересом выслушала меня. Коля пожал плечами:
— Ну и что?
— А что?
— Да ко мне он приезжает. Это слесарь из нашего автосервиса. С женой и тёщей был. Тёща — учитель русской словесности, баба... ох.
— Злая?
— Строжайшая. Дореволюционная. Перевоспитала. При ней и даже не при ней — ни-ни!
— А что?
— Лекции читает. Удавиться лучше. И мне как-то читала. Теперь обхожу её другой стороной улицы. А ему деться некуда. Вот и приезжает душу отводить. Впускать не могу из-за детей, так что — по телефону.
Под впечатлением от Колиного рассказа, я медленно поднимался по лестнице и раздумывал. Всё же я не совсем понимал. Я вот сам не ругаюсь матом, ну и что, что слова знаю? И не люблю, когда при мне так ругаются. Моё самое страшное выражение — «ёлки!» Почему ему так необходимо ругаться?
И тут я получил удар в лицо. Мячом. Следом на меня свалилась куча орущих и визжащих детишек. Не удержав равновесия, я упал и, падая, врезался лбом в угол мусоропровода. С крышки люка свалился пакет с мусором и засыпал меня всякой дрянью. Лень кому-то было крышку открыть! Твою мать!
...Как это я? Не удержался? Детишек уже и след простыл. Я поднялся и стряхнул с себя всю гадость. Ошеломление же не проходило. Я? Выругался? Матом?! Не может быть.
Но знаете что?.. мне определённо стало легче, хоть и было до смерти стыдно. И даже разбитый лоб как будто уже не так болел.