Пятый «а» жил предвкушением уже целую неделю. Скоро-скоро праздник — Первомай. Как и на любой праздник, на Первомай люди шлют друг другу открытки — не такие красивые, конечно, как на Новый Год или на Восьмое марта, но и не хуже, чем на Седьмое ноября или 23 февраля. Но дело ж не в красоте открыток, а в их количестве! А количество перед любым праздником — ого-го какое! Конечно же, тётенькам-почтальонкам не справиться самим: если они впятером будут разбирать эти горы, то открытки дойдут до адресатов ой как не скоро! «К Седьмому ноября тока, я точно знаю», - важно говорил Толстый Лёнчик, выделяя, как взрослый, голосом это «тока!». Авторитет Толстого был непререкаем, потому соглашались все, хоть не подтверждены его слова ничем. Впрочем, одно, косвенное, подтверждение было: ведь не просто же так директриса и завучиха разрешали целую неделю прогуливать уроки! Это называлось: помощь на почте. Все собирались как обычно — в восемь тридцать в своём классе. Но училка не приходила: приходила класснуха, выстраивала всех по парам и вела на почтовый участок сортировки. На целый день! А там... Там красота! Там тётеньки, которые должны раскладывать открытки по разным горкам, угощают конфетами и печеньем. Там здоровско пахнет типографской краской, холщовыми мешками, в которых привозят открытки и письма, сладкими духами тётенек, чаем и влажной землёй: помещение сортировки чуть ниже первого этажа, прямо в его окна смотрит газон. А ещё на окошках много-много цветов, и от них тоже пахнет влажной землёй. А ещё там можно рассматривать картинки и читать чужие послания и имена. Имена даже смешнее. Каких только фамилий не бывает! Вот перед Новым Годом, например, очкастой Маринке попалась очень красивая открытка: тёмно-синий фон с яркими звёздами, а на нём — красного кирпича Кремлёвская башня с рубиновой звездой на самом верху круглой крыши, а мимо неё, слегка закрывая башню (но не звезду) летят сани, запряжённые тремя изящными лошадками серебристого цвета, а в санях сидят красивая-красивая Снегурочка и очень добрый Дедушка Мороз в красной шубе и шапке с мехом. И подписана открытка была здоровско: «Этот год пролетел, пролетел, словно птица, году новому путь проложив. Пусть всё станет таким, каким в радости снится, каждый пусть будет весел и жив». Открытку передавали по рукам, вчитывались в написанные красивым почерком строки, рассматривали картинку... а потом ехидина Ляська прочитала имя получателя: Октябрине Смородине-Ивановской. И всё. Вся романтика пропала... Светка Маленькая перед Восьмым Марта нашла в адресатах «Вениамин Овсянкин». А Вовке-Лутошке как-то и вовсе попалась открытка, подписанная Драный А.Д. Ой, да мало ли всякого весёлого можно в открытках найти! Девушки, например, очень любят оставлять на своих посланиях «поцелуйчики». Вот только открыточки сначала падают в специальный синий ящик, потом — в мешок, потом — на стол сортировки, потом... Куда оно идёт потом — пятый «а» не знал. Зато точно знал, как превратить «поцелуйчик» в гадкое пятно... А вот не надо ерунду всякую на офигенной штуке делать!
Пятый «а» ждал того прекрасного дня, когда завучиха соберёт всех на линейку и скажет: с такого-то по такое-то число на почте помогает пятый «а» класс! Другие классы — нет, они должны были учиться. Они — отстающие. Им нельзя пропускать. Это «ашки» всегда впереди: хоть в учёбе, хоть в сборе макулатуры, хоть в конкурсах всяких. «Бэшки» и «вэшки» дураки, конечно, а потому никаких им поблажек! Так было всегда. И так должно было быть...
И вот он настал, день оглашения свободы! Классухи вывели всех: от малявок до старшеклассников: сегодня всей-всей школе должны были объявить, как каждый из учеников может быть полезен. Старшие переминались с ноги на ногу и корчили нехорошие лица: им не хотелось быть полезными. Младшие — смотрели настороженно: а что значит «быть полезным»? Вот Васятка-Упырь, отбирая дистунчик, данный мамой на пирожок, тоже говорит «ты, пацан, сейчас стал полезным». И не хочется таким полезным всегда быть, не-а... Пятый «а» ждал...
— Надо убрать территорию возле школы, - вещал ровный голос завучихи. - На это назначаются седьмой «б», седьмой «в», восьмой «а». Восьмой «А» ответственные!
В зале прошелестел ропот несогласия. Но грозный взгляд Иоанновны ропот сбил на подлёте.
— Вижу, возражений нет, - продолжила она. - Прекрасно. Далее: уборка школы. На этот ответственный пост назначаются...
Пятый «а», уверенный в своей судьбе, слушал в пол уха. Ничто не могло нарушить заведённого распорядка: «ашки» отдыхают на разборе почты, все остальные — учатся и драют школу.
Кстати, не такой уж и отдых на сортировке! Видели там, в уголке, такие цифирки? Они угловатые такие, по точечкам соединить надо... В любом доме, наверное, где посылают многочисленным родственникам письма, а младший ребёнок, который научился соединять палочки по точечкам, эти цифры рисует. Это называется индекс. Пронумерованный кусочек района, в котором живёт дядя. Или тётя. Или просто — друг. Младший должен написать в открытке «Дорогой друг! Поздравляем»... И вывести внизу, где адрес, угловатые цифры. А потом, когда письмо или открытка уже покинуло ящик сбора, проехало в затхлом холщовом мешке и оказалось на огромном столе, усилия младшего оценят: тот, кто сортирует послания, положит это письмо в ту кучку, где уже собрались письма с таким же индексом. Ничего сложного. Но нужна внимательность...
— Пятый «в», - громогласно звучала завучиха. - Вместе со старшими убирает территорию. Пятый «а», - она выдержала паузу. - Помогает «вэшкам»! Пятый «б» идёт на почту.
Это было не справедливо. Это был удар сильнее, чем Ирак по Ирану. Это было просто предательство... Почта никому не должна была принадлежать, кроме «ашек»! «Я всё решу, - сказал Толстый Лёнчик. - Я ей напомню!». И — не пошёл... И у Аськи так и остался тот день в памяти: двойное предательство. «Будьте вы прокляты!» - прошептала она.
_______
Они встретились случайно. Прошло много лет, Аська была уже трижды бабушка. На встречи одноклассников не ходила: зачем? Лёнька окликнул на улице: «Эй, Синица! Ты меня помнишь?». Синицей её звали только тогда, давно.. в школе.
Он не изменился: такой же толстый, активный, весёлый. Одет намного дороже — и вся разница. «Ты как?», - спросил. Хоть и видел: сложно... Ещё спросил, дурачась: «В какую стопочку ты положишь открытку с индексом «158»?». И ухмыльнулся: где тебе знать?! Кажется, ему это казалось офигенной шуткой. Она внутренне скрутилась в тугую пружину: ей вдруг показалось, что от её ответа зависит жизнь этого дурачка. Но сразу же обмякла: что за ерунда, право слово... Вместо ответа спросила: «А почему ты тогда не решил ничего? Ты же был такой сильный... Я так тебе верила... Мы все тебе верили!». И Толстый Лёнчик вдруг перестал смеяться. Посерьёзнел. Сказал: «Я хотел. Но Иоанновна меня перехватила. И сказала только одно: так надо. Ты ж понимаешь: пойти против Иоанновны нельзя было. Никак... А я потом думал. Много. И понял: так и правда было надо.». «Почему?» - спросила Аська. «А ты не понимаешь?». «Нет». «Думай!». И она задумалась. И — поняла... Она же так же поступала с внуками: никогда, никому не давать почувствовать себя элитой. Избранным. Все должны уметь всё. И быть на дне, и быть в элите. И любоваться открытками, и махать граблями. Да и, если честно-то, убирать территорию оказалось тоже очень интересно! Весной они сгребли в большие кучи прошлогодний палый лист, раскисшие бумажки, какие-то непонятные тряпки — потом дядя Вова, школьный дворник, эти кучи распихал по большим вёдрам, а потом приехала машина, и увезла всё это куда-то далеко... Остались только пустые вёдра. И рассказы пацанов о мусорном полигоне. «А знаешь, - говорили они, - туда же всякие отходы везут. И химию тоже. И с радиацией. И там мутанты живут, на полигоне этом!». «Ой, скажешь тоже: мутанты! - жеманно отмахивались девочки, но слушали с интересом. - Ты что, сам видел?». Пацаны не терялись: «Сам не видел, мне водила рассказывал. Который от нас мусор увозил. Он-то туда часто ездиит. У него знаешь что? А вот не знаешь! У него под сидухой ХЗК лежит, перчи непрокусываемые даже крокодилом, и противогаз. И мачете. Настоящее! Он мне сам показывал!». Девчонки смотрели недоверчиво: «Да ладно!!! Врёшь ведь!». И спрашивали, словно подзабыв: «А что такое ХЗК? Ах, химзащита! Ну да, конечно, я так и знала!»... А осенью было почти тоже самое, только кучи листьев были яркие, красивые... как цыганские одежды, которые всегда очень нравились Аське... И сейчас, когда она учила внуков жить в гармонии с этим миром, цыганские юбки и платки ей всё так же нравились. В них была свобода... Та, которой не было у Аськи. Никогда. Кроме, пожалуй, тех дней на почте. И — немного — на уборке школы. Так странно: и почта, и очистка территории не были её выбором. Они были приказом, не выполнить который было нельзя. И они были самой большой свободой за всю её долгую жизнь... Она посмотрела на Толстого Лёнчика: свободного, жизнерадостного, богатого. Она хотела сказать: «Спасибо. Ты был тогда прав. Это был интересный опыт». Но вместо этого сказала: «Да будь ты проклят! Ты испортил своим послушанием нам всем праздник. Всем!». И ушла, не обернувшись. А Лёнька грустно смотрел ей вслед: он-то знал, что тогда поступил правильно. Но ещё знал, что никогда не надо оправдываться: не поймут. Надо было не окликать её, надо было... Но так получилось. «Пусть твоё проклятье вернётся тебе добром», - прошептал, глядя ей вслед. И в небе — внезапно — расцвела радуга...