Капитан Пётр Воронцов слыл среди солдат высокомерным снобом, не упускавшим случая подчеркнуть младшим по званию, что армия – это, прежде всего, иерархия.
Его подчинённым было не досуг вникать, действительно ли причина его аристократических замашек в происхождении из старинного дворянского рода, мужчины которого до революции начала прошлого века были потомственными офицерами.
Но некоторые случаи, нет-нет, да и проскакивавшие на службе, всё-таки раздражали.
Например, когда рядовой Саша Попов стоял в наряде по столовой, а командир, находившийся во время завтрака на боевом дежурстве, сменившись с него, пришёл поесть между завтраком и обедом. Воспользовавшись предусмотренным графиком дежурств временем отдыха, капитан уже с утреца благоухал свежим перегаром. И поэтому, снисходительно похлопал накладывавшего ему тарелку солдата по плечу, и покровительственным тоном усмехнулся:
- Санёк, тебе уж скоро тридцать шесть. И мне тоже. Я – капитан и старший инженер батальона. А ты на кухне фигачишь. И всё из-за того, что без малого двадцать лет назад один человек не туда поступил.
От такой реплики солдату с университетским образованием обидно было.
Как будто бы, сам Александр ради удовольствия сменил кабинет с климат-контролем в администрации производственного предприятия средней руки на казармы со щелями в окнах почти что в палец шириной. По которым, к тому же, иногда прилетало с той стороны фронта.
Двоих детей надо кормить, старшего сына собирать в первый класс. А жена, нянчившая младшего, от работодателя, платившего в конверте, не получала в декрете почти ничего. И, глядя, как сумма долга по кредитной карте растёт, словно снежный ком, после школьной линейки первого сентября прошлого года, кормящий отец отправился в военкомат, записываться добровольцем с окладом 205 тысяч в месяц.
Так что, теперь солдату стоило больших трудов сдержаться, не высказав без цензуры, что он думает о военной карьере своего командира, брюшком и лысиной совершенно не походившего на бравого военного с образцовой выправкой. О том, насколько сложно представить, что капитан мог 19 лет назад пройти вступительные испытания в военное училище по физподготовке – пробежать 100 метров за 13,2 секунды, три километра за 12 минут и 15 раз подтянуться.
Но, в отличие от штурмовой пехоты, где физподготовка играла решающую роль, в батальоне радиоэлектронной борьбы ценились специалисты, которым хватало мозгов понимать в электронике.
С момента зачисления в боевую часть, Воронцов уже попадался на том, что комбат брезгливо вытаскивал за горлышко тремя пальцами заначенную им початую бутылку и, прилагая усилие, чтобы не сорваться на крик, сквозь зубы выговаривал:
- Во время дежурства пили!
Вот только в новом оборудовании, позволяющем захватывать и сажать вражеские беспилотники, изготовленном Ростехом по чертежам, честно добытым у натовского потенциального противника промышленным шпионажем, могли разобраться только три офицера. А именно, капитан Воронцов, старший лейтенант, закончивший то же училище, что и капитан, но позже, и младший по званию, но старший по возрасту, сорокалетний лейтенант, мобилизованный из запаса.
Вот и оставался Воронцов командиром расчёта этого комплекса. Несмотря на неидеальное поведение. Зато не возмущался, что мог бы командовать ротой, или, на худой конец, взводом. А тут всего три офицера и шесть рядовых. Правда, у рядовых тоже сплошь высшее техническое образование.
Солдатам требовалось побольше физподготовки, чем капитану и другим офицерам. Офицеры командовали монтажом, коммутацией и техобслуживанием сложного оборудования, а солдаты работали руками. И такие трудовые будни на службе также вызывали приступы негодования на командира тем, что лейтенанты с радостью могли им подсобить, вспомнив умение держать в прямых руках хотя бы отвёртку, а капитан только раздавал «ценные указания» (и окрики, если ему казалось, что солдаты могут работать быстрее). «Граф Пётр Валерьевич Белоручко», так и прозвали за глаза своего непосредственного начальника умники-технари.
Дежурили в режиме «восемь через шестнадцать». Т. е., офицер и два солдата восемь часов дежурят, восемь часов спят, восемь – самоподготовка, когда требуется изучение матчасти, и, если получится, личное время.
* * *
В памятный февральский день, когда десантура проникла на авдеевский коксохим беспримерным рейдом из подземных канализаций, дежурили капитан Пётр Воронцов, рядовой Александр Попов и его напарник, более молодой Никита Большаков, из мобилизованных, с кем за недолгую совместную службу Саня успел покорешиться.
Как назло, на параболическую антенну намело гору снега. Пришлось карабкаться на водонапорную башню, где те же бойцы монтировали эту антенну месяц назад.
Металлическое ограждение по краю башни обледенело от чередования мороза и оттепели, а с пола было не достать никаким инструментом, позволяющим очистить антенну.
Саня с Никитой, не выбирая выражений, кратко обсудили, что достать можно только встав на ограждение ногами, рискуя свалиться за край. И было бы разумнее снять антенну с мачты и спокойно почистить на полу.
Что есть мочи, Саня крикнул вниз, где в это время командир прихлёбывал из горла что-то алкогольное, делая вид, что беззаботно прогуливается:
- Товарищ капитан! Разрешите разобрать антенну, а после чистки снова собрать?
Офицер поднял глаза и без труда докричался в ответ со своей обычной ухмылкой:
- Заколебёшься юстировать!
Никита, представив танцы на краю ограждения башни, был не просто бледен – сер.
- Нашёл крайнего, ведь я пацан женатый, а ты холостой, - подумал, но не высказал вслух Александр, и полез сам, рискуя разбиться насмерть при падении с двадцатиметровой высоты. Хорошо, хоть метель прекратилась, и ветер утих.
Задача была выполнена. Антенна снова заработала. Капитан в благодушном настроении похлопал солдат по плечу. И даже предложил налить для сугреву, но Саня с Никитой благоразумно отказались, помня напутствие замполита: «Пьяный солдат – мёртвый солдат». И, глядя со стороны, казалось, что в глазах капитана имела значение только работа оборудования в штатном режиме. А всё остальное казалось мелочью. Даже то, что Саша Попов мог больше никогда не увидеть ни двоих детей, ни родных берегов Балтики. Здесь вам не завод – инженера по охране труда, контролирующего безопасность высотных работ, нету.
* * *
Спустя без малого два месяца, когда и снег сошёл, и даже распутица от таяния снегов подсохла, бойцам тем же составом выпало монтировать аппаратуру на каком-то предприятии вблизи Авдеевки.
Назначение производственного здания Саня запомнил – цех раскроя металла, а название предприятия и не старался запоминать. Их все на Донбассе и не упомнишь – несмотря на десятки лет целенаправленной деиндустриализации, к началу боевых действий производств там всё ещё было, как грязи.
Нормальный такой цех, около десяти метров в высоту. Как раз оптимальная точка установки антенны под самой крышей.
Поднявшись по лестницам, приваренным к металлическим балкам, Саня с Никитой пошли на точку установки, а капитан остался на промежуточном ярусе, чуть ниже середины между полом и потолком, откуда было удобнее видеть процесс и руководить.
Начали с утра, рассчитывая завершить работы к обеду.
Но, когда монтаж был уже закончен, и пошёл столь нелюбимый командиром процесс юстировки направленных антенн, на район начался налёт.
Грохнуло рядом, хрустнуло. Из дальнего угла потянуло дымом. Раздался звук гнущихся и ломающихся металлических балок. Затрещали не видевшие ремонта десятилетиями доски на чердачном полу.
Никита инстинктивно бросился к спасительному спуску вниз, а Саня, спасая редкое и дорогое оборудование, возился с болтами, которые сам же покрепче и прикрутил, чтобы дрожь здания от взрывов антенну с места не сдвинула.
Рядовой Большаков посмотрел обалдевшим взглядом в пустое отверстие, через которое они совсем недавно поднялись и обернулся к напарнику:
- Лестницы там нет.
В эти секунды пол под бойцами стал оседать и проваливаться.
— Вот и всё, - успел подумать Александр, поняв, что при падении с такой высоты шансов выжить маловато. Но повис тремя метрами ниже, чудом зацепившись за крюк. Какая именно часть тела оказалась чудом, в которое вошёл крюк, он не понял, но боли не почувствовал нигде.
- Никитос, сними меня отсюда! – заорал боец, глядя как разгорается огонь, испуская дым.
Но его сослуживец и не думал останавливаться на пути к бегству из загоревшегося здания, даже несмотря на отсутствие лестницы для спуска.
В небольшое окно с выбитым стеклом было видно, что перекрытие пола второго яруса выдаётся на улицу, образуя козырёк. Никита выпрыгнул с третьего этажа на козырёк (резкая боль в отбитых пятках). А с козырька на землю. Встал и попытался бежать, но тут же рухнул, как подкошенный – левая нога не слушалась совсем.
- Успеет ли дружбан за подмогой? – начал сомневаться Саня, глядя на расширяющееся пламя. В том, что Никита добежит до своих, Саня не сомневался, вопрос, успеет ли вовремя.
А капитан лихорадочно копошился в электрическом щитке на промежуточном ярусе.
- Спятил от страха, - подумал Саня. На гражданке он имел отношение к системе пожаротушения своего предприятия и понимал, что после стольких лет в заброшенном состоянии шансы запустить её ничтожны.
Между тем, капитан сообразил, как подать на электродвигатель напряжение с осветительного щита, и вдавил до упора кнопку запуска. Завертелся механизм электропривода, и крюк с висящим на нём солдатом подался навстречу капитану. Но, пройдя буквально несколько метров, старый ржавый трос оборвался, едва не раздробив своим концом капитану его лысый череп.
Офицер, матюгнулся, натянул форменные перчатки и, обмотав вокруг рукавов безнадёжно испачканной формы болтавшийся конец троса, всем своим грузным телом дёрнулся назад. Крюк подвинулся. Тяжелей и дольше, чем от импульсов электропривода, но всё-таки он двигался.
- Раз-два, взяли! Раз-два, дружно! – ревел во всё горло капитан, непонятно кому, потому что он был один.
Перчатки довольно быстро стёрлись в труху об металл, затем стёрлись и ладони, и на форменные манжеты закапали ручейки крови.
Но командир не думал о таких мелочах. А только следил за тем, что лебёдка тянет крюк быстрее, чем приближается огонь и густеет дым.
По лицу офицера, отвыкшего от тяжёлого физического труда, струился пот, но он был доволен собой, что ещё не окончательно пропил грубую силу, которая здорово помогла поступить в военное училище.
Дотащив лебёдку до той точки, где ноги солдата коснулись площадки, на которой стоял сам капитан, он последним бешеным усилием выдернул крюк.
У бойца, оттого что натянутые крюком ремни пережимали важные кровеносные сосуды, подкосились ноги. Но упасть ему капитан не дал, поддержав и скомандовав:
- Валим! Пока огонь сюда не спустился.
Кое-как доковыляв до выхода из задымлённого помещения, солдат инстинктивно зажмурился оттого, что глаза, последние часы находившиеся в полумраке, увидели стоявшее высоко в небе яркое солнце.
* * *
Следующий кадр, который он увидел, это было солнце в окне палаты госпиталя.
Несколько раз проморгавшись, Саня удивлённо заметил, что сосед по палате, взявший его за руку – не кто иной, как напарник Никита, с гипсом на левой ноге. Третья койка, которую Саня мог видеть из лежачего положения, пустовала.
- Живой! Очухался. Ну, слава Богу, - радостно воскликнул Никита, как только Саня открыл глаза. И уже менее радостным тоном, с явным чувством вины, - прости меня за вчерашнее.
Саня не сразу пришёл в себя и смог осознать, что пробыл в отключке почти целые сутки подряд.
- За что? – попытался уточнить Саня, надеясь, что ответ поможет восстановить обрывки событий в памяти.
- Ты думал, я за подмогой сиганул с третьего этажа на козырёк. А я попросту сдристнул. В прямом смысле этого слова. Лежал беспомощно, не в силах ногой пошевелить, у самого края горящего здания, и думал: «Да уж, невесело. Погибну от пожара, потом похоронная команда меня найдёт, а я портки обгадил».
- Ну… Я не знаю, - задумался Александр, - может быть, на твоём месте я сделал бы то же самое.
- Ходить можешь? – осмелел Никита, видя, что друг и соратник не держит на него зла, - своди меня покурить на улицу.
Саня встал с постели, прошёлся по палате для проверки своей подвижности. Убедился, что позвоночник цел, только кружилась голова и подташнивало. И несмотря на то, что от тяжести опирающегося на него Никиты голова закружилась ещё сильней, помог ему выбраться из палаты.
На скамейках у входа сидело множество пациентов госпиталя. На одной из ближних ко входу нашлось свободное место, только с одного края пристроился офицер в небрежно наброшенном на плечи бушлате.
Саня усадил на противоположный край не способного самостоятельно передвигаться Никиту и уже собирался плюхнуться посередине, как у офицера свалился с плеч бушлат. Солдат поднял его, отряхнул и подал владельцу, заметив, почему тот не мог надеть его полностью, с рукавами. Руки офицера, на которых, на первый взгляд, были надеты неуместные среди весны толстые рукавицы, были покрыты ровным слоем бинтов, сквозь которые проступали бурые пятна.
- Положи рядом, - попросил офицер солдата, - мне и так неплохо. Морозов больше не будет, весна, - офицер обернулся в сторону Александра, и тот узнал капитана Воронцова.
- Товарищ капитан, разрешите встать на табачное довольствие, а то у меня сигареты кончились, - обратился Саня к своему командиру, зная, как он трепетно относится к уставным формальностям.
- Возьми в кармане бушлата, - разрешил капитан, добавив, - и мне тоже прикури, а то я сам не могу.
И, не удержавшись, съязвил в своём привычном репертуаре:
- Что, Попов, не надышался дымом на всю оставшуюся жизнь на вчерашнем пожаре? Еле откачали тебя доки врачи после отравления им.
Саня пропустил реплику командира мимо ушей. Больше заинтересовавшись тем, что на пачке красовались надписи на английском, без русского перевода и даже без русской акцизной марки.
- Трофейные, из Америки? - уважительно спросил он капитана.
- Из Африки, - поправил тот, - музыканты угостили.
Сделав первую затяжку, Саня едва не сложился пополам от кашля. То ли потому, что ещё не выздоровел после отравления дымом на пожаре, то ли потому, что африканские сигареты крепче отечественных.
- Жёсткие, как блэк-метал, - прохрипел он, не выпуская окурок из пальцев.
- Скорее, как музыка Вагнера, - подал голос Никита, намекнув на то, что бойцы поняли, какие именно музыканты могут угощать офицеров действующей армии сигаретами из Африки.
На ярком солнце Саня мог внимательнее рассмотреть повреждения на форме и на телах бойцов.
- Кровь… - задумчиво оглядел он себя в районе талии, - крюк вошёл прямо промеж позвонков? Но мне совсем не больно. И хожу прямо. Чудо.
- Крюк вошёл промеж пластин бронежилета, а ты только отравился угарным газом - усмехнулся капитан. И добавил с привычным ему цинизмом, - жрать меньше надо, тогда бы не пришлось обнимать тебя обеими руками, как пышную бабу, чтобы вытащить на свет Божий из горящего здания. Кровь моя… И на тебе тоже, - продолжил командир, глядя на осматривающего свою одежду Никиту, - у тебя не открытый перелом, и даже не закрытый, а только небольшая трещина левого голеностопа, вместо полноразмерного гипса хватило лангетки. Но кто ещё, если не отцы-командиры, будет оттаскивать от горящего здания обездвиженных бойцов?
Александру захотелось попросить прощения у капитана, спасшего сразу две жизни подчинённых в один день, за то, что он на полном серьёзе думал, будто бы солдаты для офицеров – ничего не значащий расходный материал.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться ещё раз?
- Саш, - обратился к нему сам капитан, причём непривычно по имени, - если тебе не отшибло память за сутки без сознания, то меня зовут Пётр Валерьевич. Можно просто Валерьич, или даже Петя. И… давай на ты. После того, как костлявая старуха так близко помахала нам косой, тут уж не до устава.
13.04.2024.