«От одиночества не дай ей закричать…»*
Деревенский дух обладает какой-то мистической силой. Живешь в городе суетной, привычной жизнью: ешь горячие бутерброды на завтрак или обед, подстраиваешься под настроение начальства, выясняешь отношения с управляющей компанией дома… Да мало ли чем занимаешься, давно набившем оскомину. А приезжаешь в деревню, и в течение нескольких дней меняется очень многое, если не сказать все (тут-то и вспомнишь об анализе сказки про Царевну-Лягушку). Природа как бы обнимает тебя и берет под свою защиту. Время течет медленнее, еда меняется от нездоровой к естественной, воздух просачивается в каждую клеточку тела, погибающую в городе от дефицита кислорода, организм начинает оживать. Он спит глубже и дольше, чуткость дневного слуха возрастает, глаза начинают замечать обилие мелких деталей вокруг. Но главное, люди утихают внутри себя, сливаясь с той тишиной, которая после города кажется им совершенной.
А на самом деле в деревне повсюду «шумит» жизнь. Она шуршит, возится в траве, скребется в дровянике, царапается коготками по крыше, ухает на столбах по ночам... Лязгают калитки, гремит цепь у соседской сторожевой собаки, дятлы по утру выбивают почти африканские ритмы, глухари бурчат и булькают ( говорят – «токуют», почему так говорят – не знаю). Всюду кипит жизнь, и ты остро чувствуешь, как становишься частью этого мира, леса, поля, молочного тумана над оврагом…
Моя печка к ночи истоплена. Можно пройтись перед сном по короткой улице. Апрель. Еще довольно холодно в темное время суток. Кутаюсь в куртку и пуховый платок. Иду медленно, почти так, как учил Тит Нат Хан – осознанно. И вдруг где-то за закрытыми окошками слышу музыку… Прохожу один дом, другой… Вот он - маленький «пряничный» домик с алыми тюльпанчиками на фронтонах. Музыка струится отсюда. Поет знакомый голос, кажется, что и мелодию я тоже когда-то слышала…
Это жилье Анны Ивановны, Аннушки синеглазой.
Когда я впервые увидела ее руки, то чуть не заплакала. Она всю свою жизнь проработала дояркой. Артрит, заметный невооруженным глазом, давно сделал ее суставы окаменевшими, остро болезненными, непослушными для любой «тонкой» работы спицами или иглой. Иногда Анна Ивановна заходит ко мне и тихо просит:
- Дочка, пришей мне ворот к халату, сорвался, а мне с такой работой не сладить.
И я почитаю за честь исполнить ее скромную просьбу.
Замужем она никогда не была. Соседи по деревне скупо говорили:
- Не судьба.
На этом все разговоры и заканчивались. А почему не судьба?
Анна Ивановна добавляла свое объяснение:
- Деревенская я. Городским женихов не хватало. Что, уж, об нас говорить.
И вот я сейчас стою у запертой калитки серого от влаги забора. Занавески на деревенских окошках наполовину раздернуты. Вижу сидящую за столом Анну Ивановну в белом платочке, в углу избы слабо светит экран телевизора. Оттуда исходит мелодия, которая меня привела к этому домику, к этим маленьким окошкам. В былые времена наших пра-пра-бабушек пели «страдания». Сегодня сказали бы о «страданиях» - «неформат». А, собственно, почему? Все молодое поколение женщин поголовно счастливо? Все купаются в благополучии? Мне ли не знать (при моей профессии), что это не так.
Слушаю музыку, но слов разобрать не могу. И вдруг вижу, как наша Аннушка начинает вытирать слезы краешком ситцевого, в мелкий цветочек, фартука.
В этот момент я ухожу. Потому что подсматривать в чужую жизнь сквозь щель, тем более, когда тебя никто не приглашал – отвратительно.
Пока иду в сторону дома, мелодия внутри меня не утихает, она словно отказывается уходить по собственному желанию. Возвращаюсь к себе, включаю компьютер и начинаю искать. Странное чувство, будто я раньше слышала эту песню, но давно забыла…
Нашла! Ну, конечно же, это стихи легендарного поэта Евгения Долматовского.
Полюбить тебя уж не хватит сил,
И одной теперь хорошо.
Где ты раньше был, где ты раньше был,
Что так поздно ко мне ты пришёл?
Разве ты не знал о моей тоске,
Как ты мог прожить без меня?
Где ты раньше был, целовался с кем,
С кем себе самому изменял?
Разве знает кто, сколько лет и зим
Я улыбки жду и тепла?
Где ты раньше был, когда я с другим,
С нелюбимым над пропастью шла?
Мы с тобой теперь словно тьма и свет,
Полюбить тебя нету сил.
Где ты раньше был столько дней и лет,
Мой единственный, где же ты был?
Пела песню Валентина Толкунова. Конечно, сегодняшние молодые москвичи сказали бы - «неформат».
Смотрю в монитор и думаю: вот ведь что интересно, в деревне, где все про всех все знают, о тайне Анны Ивановны никто и никогда ни разу не проговорился. Почему? Совсем другое поколение людей? У них смыслы и ценности были и остаются совсем другими? Они пережили настоящее горе войны, болезни, голод, похоронки. Ели хлеб из лебеды, мылись внутри русских печек. Они не играли в компьютеры, а потом также ретиво в жизнь. У времени, которое им досталось, у этого строгого настройщика душ, была какая-то очень тонкая квалификация не от ума, а от сердца…
Я слушаю (уже по второму разу) эту откровенную исповедь женщины в песне и думаю: « Ребята и девчонки с Донбасса, в чьих глазах я увидела столько света, чистоты и правды, возможно, захотят и смогут вернуть в сегодняшний наш «формат» что-то по-настоящему человеческое, доброе, настоящее. Как же я этого жду… Нам бы их не испортить собой. Только бы не испортить…
* Автор стихотворения неизвестен.
Иллюстрация: Юрико Ватари.