Мёртвые не потеют

Яков Заморённый
 Нет, это не история, леденящая душу, и не повествование с горой трупов и кровью по щиколотку. Эта фраза - обычная присказка молодого резчика, неизвестно какими путями оказавшегося в нашей мастерской, то ли по блату, то ли не хватало резчиков по штатному расписанию - этого уже никто не помнил. Если и был у него какой талант, разглядеть таковой невооруженным взглядом было невозможно. Сидел он в своем углу в любимых валенках, мучил деревяшки тупой стамеской. «Мертвые не потеют,» - обычно мурлыкал он себе под нос, когда завиток, который он вырезал, напоминал одновременно жертву рахита и сколиоза. Ту же фразу напевал он и тогда, когда похожему завитку удавалось придать гордое сходство с барокко, слегка подпрямив ему спину и сделав упор на кривые ножки.  Поговаривали, будто до этого он (не завиток, конечно, а ваятель этот) подрабатывал в морге, где и набрался философских реплик и циничных фраз. Вообще, надо отдать должное старшему мастеру, который умудрялся так подбирать работу для этого эскулапа, что ущерб от его резьбы был минимальный.
 
   Ну а теперь по порядку. Не последнюю роль сыграло в этой истории волшебное слово "Союзреставрация", где мы тогда работали. Еще бы, главная реставрационная организация всего СССР. Поэтому других рекомендаций уже и не требовалось. Но так или иначе, случилось, что пригласили этого "виртуоза клюкарзы" отреставрировать дивный ореховый стол французской работы. Много претензий можно предъявлять любителям лягушек и Марсельезы, но вот в чем точно они знают толк, так это в мебели, женщинах, вине и мелочах жизни. Так вот, столик тот звенел каждой своей прихотливой линией, каждым своим узором, листиком и завиточком. Глаз отвести от изгиба кабриольных ножек было невозможно, настолько они были помпадуристыми и изящными. Сей столик, что изваяли с таким умением на знаменитой улице краснодеревщиков Фобург - Сент -Антуан, хранил клеймо известной на всю Францию мастерской, и несмотря на преклонный возраст, почти сто лет, не имел каких-либо серьезных дефектов. Единственное, что царапало глаз, - это отбитый и утерянный листочек на самом каблучке одной из ножек. Для воссоздания оного и пригласили мастера.

 " Да, рококо - это мой конек, вам, считай, крупно повезло, когда я вырезаю элементы ракушек - основы рококо, то хочется припасть ухом и упиваться восхитительными звуками морского прибоя, ласкавшего розовые пяточки мадам Бонасье. Стол ваш был сделан на рубеже веков, каких уточнять не будем, так что придется потратиться, ведь даже король – Солнце, Людовик Четырнадцатый, закатывал пиры, получая из мастерской заказную мебель. И ему приходилось залезать в долги, расплачиваясь с мастерами".
Оглоушив хозяев цифрой гонорара и не дав им даже открыть рот для выражения переполнявших их эмоций, мастер полез в потертый портфель из кожзаменителя с металлическими уголками и совсем добил побледневшего на глазах заказчика видом хирургической ножовки для перепиливания костей, скорее всего трофея с предыдущей работы резчика.

 Сей замечательный инструмент завораживал взгляд благородным блеском легированной стали и хищным оскалом мелких острых зубчиков.
Профессорская семья, а именно им принадлежал стол, замерла и тихо сползла на диван прошлого века. Робкое сопение и бледное молчание было воспринято как знак согласия и одобрения дальнейших действий "реставратора". Мастер в наступившей пронзительной тишине опрокинул стол набок и несколькими взмахами, как, наверное, матерый полевой хирург, отсек нижнюю часть пострадавшей ножки, причем в самом тонком месте строго поперек.

 "Вы не волнуйтесь, реставрация - дело серьезное, требует профессиональных условий и негоже мастеру работать на коленках, ну, в общем, мертвые не потеют,"- и он добавил еще пару фраз про адгезию осетрового клея и методах доводки остроты клюкарзы и гейсмуса на тонкозернистых камнях бразильского происхождения с последующим доведением жала при помощи полировальной пасты ГОИ. После этого, упаковав фрагмент в полиэтилен и убрав зловещую ножовку, маэстро строго распрощался, пообещав скорую встречу.

  И действительно, на следующий день вследствие борьбы тупой стамески с куском ореха утраченный фрагмент резьбы на каблучке был, к удивлению самого мастера, удачно восстановлен. Оставалось дело за малым - состыковать распиленные детали. Кого угодно могла напугать невозможность этой операции, но только не нашего героя. Он не догадывался, что даже у вырванного с корнем зуба шансы встать на место и пустить "корни" гораздо выше, чем у отпиленной в самом неподходящем месте да и к тому же под прямым углом ножки. Мозг мастера не посещали подобные мысли, поэтому весело зажужжала дрель и через несколько минут из каблучка торчал круглый шип. Захватив с собой дрель, клей и все необходимое, мурлыча себе под нос бравурный марш про покорителей БАМа, чудо-резчик направил свои стопы туда, где его уже ждали. В квартире отвели специальную комнату, где должно было состояться таинство "приращения" фрагмента каблука к увечной ножке.

 "Перво-наперво, - бубнил себе под нос мастер, - надо подготовить места склеивания". Но напильник не проникся этой мыслью и вместо выравнивания места пропила предательски завалил края, съедая при этом миллиметр за миллиметром. Да, напильник, видно, изголодался по работе, поэтому пять миллиметров превратились в пыль, еще три потерялись при выравнивании ответной части. Оставалась ерунда - просверлить отверстие для шипа, угадав его направление.  "Ну уж это пустяки,-" подумал мастер, сверло не согласилось с ним, задав отверстию вольный азимут. Весь ужас надвигавшегося "последнего дня Помпеи" стал понятен после состыковки деталей на клей. Результат являл собой иллюстрацию тяжелой запущенной стадии полиомиелита, потому что стол окончательно перекосило, и теперь с таким дефектом можно было собирать неплохие деньги на паперти близлежащей церкви. И вот тут мастер понял цену свистевших у виска мгновений... Оказавшись на улице с инструментами под мышкой, он вытер холодный пот со лба и висков, отчеканив коронную фразу " мертвые не потеют".
 
 Даже спустя три месяца, он просил не подзывать его к телефону.