Кузнечик. Социальная драма

               
                200* год

     Пара серых колючих глаз уставилась в пол. «Кузнечик» боялся моргнуть: ему не хотелось, чтобы крупные солёные капли начали падать из глаз, выдав состояние маленького раздавленного человека. Было тяжело и обидно, от чего  слёзы и навернулись на его глаза, полные сиротской боли и отчаяния от несправедливого унижения.

     Бритая налысо голова мальчугана вжалась в хрупкие цыплячьи плечи, когда воспитатель занёс над ним руку.

— Смотри в глаза, ушлёпок! Спрашиваю ещё раз: где фотоаппарат, который был оставлен после утренника на столе? Куда ты его дел?
— Я не брал его, — ловко увернувшись в очередной раз от руки с мокрым полотенцем, настойчиво твердил воспитанник школы-интерната, направив полный ненависти взгляд на педагога.
— Не смей врать, иначе места мокрого не оставлю! Кроме тебя некому взять! Римма Эдуардовна видела, что именно ты крутился возле стола.  Напомнить, чей ты у нас сынок? Медвежатников разных я за версту чую, так что считаю до трёх, и фотик лежит на том месте, откуда ты, поганая кровь, его стянул!
— Я ничего не брал! Вы не имеете права меня бить! Я сбегу, и вас за это в тюрьму посадят. А отец у меня не медвежатник, а просто ему не повезло. Он скоро освободится и заберёт меня.
— Не успеешь, гадёныш, сбежать! Скоро тебя отправят туда, где из рукастика сделают человека! — резко  схватил за нос сироту воспитатель, и по подбородку из детского носа потекли алые струйки.
— Я вас всех ненавижу!  — закричал от боли и обиды мальчик и забрался под стол, оставляя за собой красный след на полу.

                ***

     Этот эпизод из своего интернатовского детства позже курсант Суворовского военного училища Кузнецов вспомнит не раз, ворочаясь в кровати и пытаясь уснуть.

               
               
                НАШИ ДНИ


     Девушка подошла к двери, на которой была указана фамилия и инициалы нужного ей сотрудника следственных органов.
 
     Старший следователь городской прокуратуры Игорь Николаевич Солёный был единственным сыном хозяйки квартиры, у которой молодой специалист Алёна Титова сняла комнату, прибыв в Старотележинск на отработку по распределению.

— Проходите, Алёна, не стесняйтесь! — открыто улыбаясь, обратился к посетительнице Игорь Николавич. — Чай? Кофе?
— Чай, если можно. С одной ложкой сахара, — ответила девушка, упорно размышляя над тем, как бы покорректнее выстроить беседу.
— Лёха, вскипяти воду! — обратился Солёный к помощнику, после чего сам выключил кондиционер, издававший дополнительный шум. — Лёшу, Алёна, не стесняйтесь: это наш стажёр. Как и вы, Алексей выпускник этого года. Правда, только Академии МВД. Так что, мы слушаем вас…
               
                ***

     Распределения в Старотележинск Алёна Титова могла бы с лёгкостью избежать.
     Но не в её правилах было идти по пути наименьшего сопротивления. Даже руководителя для своего дипломного проекта она выбрала такого, что все только диву давались:

— Вот скажи, Титова, тебе что ли больше всех нужно? Как ты вообще могла додуматься до того, чтобы писать диплом у Папахина? Он же сначала травит «васины сказки», сидя рядом с тобой за столом, а потом на защите шкуру сдирает заживо у своих же подопечных! К нему поэтому никто и не идёт.

— Не выдумывайте, нормальный Василий Леонидович. Да, он сложный, не тянет за уши, как некоторые руководители проектов, но зато он честный и принципиальный, — бросалась Алёна на защиту доктора педагогических наук. — Да и бутылками в пакете греметь на весь универ не нужно за «оказанную помощь».

     Почти вся группа будущих социальных педагогов осталась в столице для обязательной двухгодичной отработки, где и располагался их педагогический университет.  Большая часть выпускников была разбросана по общеобразовательным школам. Горстка бывших студентов разъехалась по своим родным городам и весям. В списке запросов на специалистов значились и «глухие углы». Требовались социальные педагоги и педагоги-психологи в колонию для малолетних и в школу-интернат имени Антона Макаренко.

     В колонию отправился троечник Максим Половников, так как там в администрации учреждения трудился некий его родственник. А в школу-интернат для детей сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, желающих, кроме Алёны Титовой, не оказалось. Само учреждение находилось в шестидесяти километрах от столицы. Добираться в Старотележинск было непросто, если не имелось в наличии собственного транспорта. В основном люди ехали к месту распределения на поезде.

     До железнодорожной станции «Веснянка»  от самого интерната было не менее пяти километров. Большинство сотрудников добирались до станции на автобусе, который отвозил воспитанников интерната на занятия в школу, расположенную в самом посёлке Веснянка. Некоторые работники сбивали ноги, двигаясь  пешком, или же хватали попутку.

                ***
 
— А мы вас заждались уже, уважаемая Алёна Юрьевна, — начала своё знакомство с молодым специалистом директор  интерната Тамара Леонидовна Кривель. — Как обустроились на новом месте?
— Спасибо, всё хорошо. Пока что меня всё устраивает, — откровенно рассматривая роскошно обустроенный кабинет директора, ответила новая сотрудница.
— Хозяйка вам, кстати, досталась самая лучшая. Ещё ни разу никто из распределенцев не жаловался на Ирину Степановну. Рабочее место вам покажет и всё расскажет мой заместитель по воспитательной работе. На Ляну Владимировну смело можете во всём положиться. Она профи своего дела. А в нашей работе без опыта и должного уровня профессионализма никак нельзя. Сами понимаете, какой контингент у нас: дети-сироты, причём социальные, а не биологические. Все они трудные подростки, которые с этого дня лягут на ваши хрупкие плечи. Будьте бдительны и осторожны. Да и с жалостью к ним не переусердствуйте, а то как бы потом сожалеть об излишней эмоциональности не пришлось.
— Не поняла… Почему жалеть их не желательно? — удивилась странной рекомендации Алёна.
— Потому что вам потом отвечать придётся за тех, кого приручите. Эти дети очень быстро очаровываются добротой и лаской, к которой не привыкли. А потом, когда вы поймёте, что этому контингенту нужен кнут и сюсюкать перестанете, зверёныши могут жестоко отомстить за отобранный пряник.
               
                ***

     Уже на следующий день в маленький кабинет социального педагога, скорее напоминающий узкий пенал, заместитель директора по административно-хозяйственной части Яков Петрович Белый втолкнув девочку лет двенадцати.
— Вовремя вы к нам прибыли, Алёна Юрьевна. Вот полюбуйтесь: опять Маша Скромина отличилась. Раньше только сигареты таскала у сотрудников, а сейчас кошелёк нельзя оставить в своём кабинете. Тянет всё, что криво лежит. Не девка, а чистая сорока.
— Вы всё врёте! Вы видели, что это я брала? Вы старый уже: может, забыли, куда положили свой кошелёк. Или мстите мне за то, что я видела, с какими огромными пакетами вы шли к своей машине, когда гуманитарку нам привезли, — плача и размазывая по щекам синюю тушь для ресниц, изо всех сил защищала себя девочка.
— Поговори  там ещё у меня! У нас рукастых немного: ты, Мамонтов да Федоскины. Остальные только бычки подбирают да клянчат у прохожих копейки. Так что на сей раз не отвертишься: в колонии тебе уже алюминиевую миску с ложкой приготовили.
— Яков Петрович, можно я с Машей побеседую тет-а-тет? — встряла Алёна Юрьевна.
— Не можно, а нужно! И давайте-ка, Алёна, без чайных церемоний с этой травой подзаборной. А то распустите их нам, замуж выйдете и тю-тю отсель! А нам потом разгребать плоды вашего гуманного подхода и человеколюбия.

     Когда Белый покинул кабинет, Алёна Юрьевна сразу предложила сесть девочке на кушетку.
— Маша, скажи честно: ты брала эти деньги? — спокойно спросила молодой педагог.
— Нет, не брала. Но мне не верят. Да, я иногда со столовой хлеб таскаю в комнату. Но это только потому, что не наедаюсь. А как можно быть сытым, если две ложки картошки размажут по тарелке и маленькую котлетку положат. Зато, если что-то невкусное в меню, то ешь, сколько влезет. Перловка с луком вареным и омлетом, например. Раньше лучше кормили.
  — Маша, мне можешь сказать правду, и тогда я придумаю, как тебе помочь. И потом: мы же должны найти настоящего виновника, — продолжила воспитательную беседу соцпед.
— Вы такая, как и все они! Ну как мне вам доказать, что я ничего не брала, а? Из наших детей никто не осмелился бы взять даже одну копейку у них. Мы их боимся: никому не хочется получить мокрым полотенцем по шее.
— А почему мокрым? — удивилась молодой специалист.
— Так они сами шутят: мол, уму-разуму научили, заодно и примочку сразу сделали. Им весело, а нам больно и обидно.
— Маша, я верю тебе.
— Не бойтесь, я не обманываю вас, — угрюмо буркнула девочка и скрылась за дверью.
Алёна Юрьевна задумалась и тут же набрала номер Белого.
— Яков Петрович, если Маша Скромина взяла ваши деньги, то на кошельке должны остаться отпечатки пальцев. Можно пригласить специалистов, которые рассеяли бы наши сомнения.
— Только этого нам  не хватало! Не додумайтесь до вызова оперов. Мы свой сор привыкли сами разгребать. Да и не в кошельке деньги-то лежали. А просто в одном из ящиков моего рабочего стола.
— Тогда это точно не Машиных рук дело: она упомянула кошелёк. Нас учили, что даже те дети, которые врут, на таких мелочах горят. Она бы не упоминала кошелёк, будь это её рук дело, — почему-то обрадовалась новая сотрудница.
— Алёна Юрьевна, почитайте вашу должностную инструкцию и занимайтесь тем, что там прописано.

                ***

     Через неделю пропажу у себя обнаружила заместитель директора по учебно-методической работе. И опять в пенале молодого социального педагога тёр красные заплаканные глаза очередной обвинённый в мелком хищении подросток.

     Алёна Юрьевна практически поселилась в своей рабочей «кладовке». Горы исписанной бумаги, нормативные документы, стопки характеристик и инструктивно-методических разработок — всё это и многое другое заставляло молодого специалиста подолгу задерживаться на рабочем месте. Чем больше Алёна вникала в свою работу, тем интенсивнее ехала её «крыша».

     «Боже, как только Макаренко когда-то работал с беспризорниками?! Ещё и людей из них сумел сделать!» — нередко думала вымотанная за день Алёна.

     Ляна Владимировна Крюкова действительно оказалась хорошим специалистом и методистом в своём деле. Женщина позволила Алёне при необходимости брать ключ от её кабинета, чтобы воспользоваться любой необходимой литературой и другими средствами, имеющимися в распоряжении зама по воспитательной работе.

     Алёна уже не помнила, зачем отправилась  в кабинет Крюковой. Дверь, как ни странно, была не заперта. Девушка робко заглянула и опешила: в сумке Крюковой копошилась кастелянша Римма Эдуардовна Сердюк. Испуганная соцпед рысью унеслась к себе. А на следующий день в её маленький кабинет опять привели Машу. Только сопровождающим был уже не Белый, а завхоз Татьяна Григорьевна Колосова.
 
— Вот, полюбуйтесь, Алёна Юрьевна! У Ляны Владимировны Маша стащила огромную сумму денег. Часть успела потратить, а часть мы обнаружили у неё под подушкой. Да что там часть: сущие копейки остались!
— Сами вы воры и вруны! Все дети подтвердят мои слова! Просто на воспитанников интерната легко всё сваливать, так как у них нет защиты в виде нормальных родителей. Мы всегда и во всём у вас виноваты!  — яростно отстаивала свою честь Маша.
— Алёна Юрьевна, постарайтесь охарактеризовать эту Марию-Магдалену так, чтобы её забрали в спецучреждение для малолетних уголовников, — процедила сквозь зубы Колосова.
— Я вас услышала. Оставьте нас с Машей одних, пожалуйста, — жёстко произнесла Титова.
— Вы мне не верите тоже? — сразу с обидой в голосе спросила Маша, как только закрылась дверь за завхозом.
— Маша, я же тебе ещё в прошлый раз сказала, что верю. И я действительно верю. А теперь, Машенька, поведай мне всё, что ты знаешь и о чём открыто заявляешь, — мягко попросила Алёна Юрьевна подопечную.
 
     Маша выложила всё как на духу: и про постоянные мелкие и крупные кражи, и про хищение гуманитарной помощи, и про испаряющиеся продукты питания, и про пьянство воспитателей на рабочем месте, и про строжайший запрет снимать на телефон… Также не упустила Маша случаи рукоприкладства за непослушание…

— Маш, послушай, всё гораздо серьёзнее, чем тебе кажется. Я сейчас отправлюсь к директору, поговорю с ней. Авось сдвинем дело с мёртвой точки. А потом мы что-нибудь решим, как быть с этим всем.
— Вы что! Она же заодно с ними! — со слезами на глазах зарыдала девочка.
— Господи, с кем — с ними? — не поняла загадочных намёков Алёна Юрьевна.
— Да с этой шайкой-лейкой. Не зря их уборщица тётя Тоня «хеврой» называет. Они только её и боятся, потому что у неё есть медаль матери-героини. Вроде как в самом Кремле вручили.

     На конструктивный разговор с директором Титова особо и не рассчитывала.

— Алёночка Юрьевна, что вы такое говорите?! И Яков Петрович, и Татьяна Григорьевна с Риммой Эдуардовной у нас трудятся более двадцати лет. Вы же сами их видели на доске почёта! Что за контингент наши воспитанники, вы уже в курсе. Сами, небось, поняли: какие гены, такие и чебурашки. Они и врать мастера, и воровать, и клея нюхнуть… Я уже молчу про ранний интерес к противоположному полу! Социальное сиротство тем и тяжело, что воспитание бессильно что-либо исправить. Мы же здесь, попросту говоря, чисто пастухами над ними стоим. Не украли чего, и на том — спасибо. Не обматерили по чём зря, и за то — респект. А эту сказочницу Машу надо загрузить чем-то существенным, чтобы сил на болтовню не оставалось. Так что не слушайте вы их. Это же дети, тем более с такой непростой судьбой. Кстати, забыла показать вам наши грамоты и дипломы. Мы уже который год занимаем лидирующие позиции в рейтингах образовательных учреждений с круглосуточным пребыванием обучающихся.

                ***

     Вечером Алёна не выдержала и поделилась проблемой с хозяйкой квартиры Ириной Степановной.

— Вряд ли, Алёна, я сумею тебе что-то дельное подсказать. Сама я когда-то работала реставратором, поэтому в твоих вопросах я полный профан. А вот с сыном могу договориться, чтобы принял тебя. Он старшим следователем в городской прокуратуре трудится. Одно знаю точно, что доказать всё рассказанное тобой будет сложно. В свидетели никто не отважиться идти, тем более запуганные дети и некоторые зависящие от места работы сотрудники. Все твои слова должен кто-то подтвердить. Нужен свидетель и желательно со здоровой головой. Я уверена, Игорь поможет разрешить ситуацию. Ты не представляешь, какой он у меня умный: весь в отца!

                ***

— Ну что, лейтенант Кузнецов, он же «Кузнечик», танцуй! Кажется, мы твою «хевру» скоро сумеем накрыть. Сам Господь посылает нам свидетеля, — после разговора с матерью по телефону, Игорь Солёный внезапно обратился к молодому напарнику. — И кстати, не забудь побриться: свидетель тебе достался в виде молодой, симпатичной и довольно сообразительной девушки.