Начало http://proza.ru/2020/11/16/1024
Любовь - это катализатор нерационального мышления
К своему четвертому рабочему дню на гильотине Алиган подошел в образе бывалого рубщика и «первого номера» в изготовлении опор. Об отправленных два дня назад в металлолом «косячных» деталях - всего-то пол ведра испорченного железа - забыл начисто.
Задвинул в дальний уголок воспоминание, как на карачках бегал и прятался под станком от непонятной опасности. Было и прошло. Снисходительно объяснял сварным: «Пока не нарублю косынки, что на опоры приваривать будете?» Сварщики, торопливо затариваясь «косынками», угодливо кивали.
Отвернулся, прикуривая, поднял глаза и растеряно затоптался, суетливо переставляя в бессмысленном движении враз ослабевшие толстые ноги: волнуя пространство вздрагиванием полной груди и качанием бедер, во все стороны круглых, царственно проплыла центральным проходом Оксана Викторовна, сегодня в легкой серой блузке и джинсах.
Следом неторопливо двигался кар-погрузчик. Водитель Рустам не спешил посигналить и обогнать красивую женщину. Приедут деталюхи к работягам минутой -другой позже - это ерунда, а вот легкая походка и тугая подвижная попа с утра заряжают настроением.
Небрежно отвечая на приветствия кивком головы, Оксана Сергеевна свернула к сварочным постам. Рустам, разочарованно выдохнул и придавил педаль газа.
Самое бестолковое время в цеху с восьми до девяти. Натужно гудела, по обыкновению, только дальняя гильотина. «Правильный» Петрович включался в работу секунда в секунду, хоть часы сверяй. Последовательно задвигал в рубящую пасть лист «шестерки» и нажимал педаль «лягухи»: нарубал полоски-лапшу для дальнейшей перерубки в квадратики «сухарей-косынок» - деталей для опор газопровода.
Остальные работяги вроде бы на рабочих местах, но одни, попинывая-пошвыривая железяки, прикидывали, как побыстрее и полегче разделаться с недоделанным вчера, другие планировали-приглядывали работу на сегодня, третьи болтались от поста к посту, отвлекая первых и вторых разговорами в духе: «Всякая работа должна начинаться с длительного перекура».
Мастера до цеха пока не дошли: в кабинете начальника производства получали дежурные разносы-взъ…ки за прошлые грехи и настраивались на "безкосячную" работу в будущем.
Около половины девятого начинали подпевать Петровичевой гильотине отдельные станки, пробно ухнул быстроходный пресс, сверкнула продолжительной вспышкой дуги полуавтоматическая сварка.
Цех постепенно обретал рабочий ритм, равномерный шум-гул и производственную слаженность. Вдохновленные утренней взбучкой с хозяйского плеча метались от поста к посту мастера.
Сварочный участок «курировал и направлял» Палыч – матерый хозяйственник советской закалки. Все умел, везде успевал, ответственности не боялся и сам разруливал нештатное и чрезвычайное.
За гильотинами и прессами заготовительного участка следил и пытался наладить работу суетливый Михалыч. По жизни перекантовался от комсомольского активиста к профсоюзному лидеру и активному общественнику, но в производственных вопросах «плавал». Перед начальством пытался работать по принципу «чего изволите», то есть совершенно беспринципно, а потому нервничал, повышал голос и направленно двигался к инфаркту.
На покраске и сборке время от времени проявлялись, но никак не оставались в памяти понедельно сменяемые приятели хозяина по хоккейной команде, которых последний пытался пристроить к постоянной работе и научить основам бизнеса. После пяти-семи дней пребывания среди запахов краски и клея брутальные парни затыкали пальцами ноздри, уши, глаза и тихо испарялись.
Алиган жадно проследил взглядом Оксану Викторовну, облизнулся на плотно обтянутую попу, но здороваться – начальница - постеснялся. Вытер рукавом губы и повернулся к станку, вставил заготовку в направляющие упоры.
Легко позвякивая, через равные промежутки времени падали в приемный лоток готовые детали. Подвинул полосу, нажал педаль, упала деталь - все просто. "Я выполняю простые движенья," - подпел себе Алиган и закраснел-заволновался от воспоминания.
Вчера также сидел, рубил, напевал и едва не свалился со стула, когда увидел присевшую рядом на корточки и наклонившуюся к приемному лотку Оксану Викторовну.
Рука в белой вязаной перчатке прихватила горсть сухарей-косынок, другая поднесла, приложила блестящий маленький штангель-"колумбик". Алиган мгновенно вспотел, подвинулся, кое-как обрел равновесие и снова потерял, приподняв глаза повыше и увидев всего в полуметре обтянутые розовой кофточкой большие шары груди.
Ворот приоткрывал только самый верх ложбинки, но взгляду, сердцу и душе Алигана хватило места там уместиться.
- Нормально. Плюс-минус миллиметр, - смягчился, будто сквозь вату, обычно резкий голос. - Следи и помни: минус лучше плюса.
Оксана Викторовна легко поднялась, небрежно окинула круглого казаха строгим взглядом и неторопливо двинулась в сторону быстроходных прессов.
"Вай! Похвалила, - провожая взглядом женщину, обрадовался Алиган. Повернулся к станку. Рьяно взялся за работу. - Научился. Батыр. Мужчина!"
Градус самолюбования и значимости неожиданно приопустил подошедший за деталями Вовка Романов:
- Нос не задирай, а следи за размером. Вчера два десятка косынок подтачивать пришлось. Ты же в Америку плавал?
- Ходил, - машинально поправил Алиган. Побаивался он этого парня: вроде бы смешливый и приколист, а скажет, взглянет строго, и сразу виноватым себя чувствуешь. – В Канаду ходил.
- Один черт, америкосы, - отмел Ромка. – Любой из них тебе скажет, что время-деньги, а я это время из-за тебя потерял.
- В минус рубить? – заробел Алиган.
- В размер, - Ромка усмехнулся и объяснил. – Длинные приходится подтачивать, а на короткие больше наплавлять. Это понятно?
- Сделаю, - пообещал торопливо.
Отрубил пару деталей, проверил – большеваты – молотком постучал-подбил «сползший» упор до отметки, ключом на двадцать семь подтянул контрящий болт. Нажал кнопку запуска, вставил полосу и уже привычно придавил педаль. Заранее радовался, представляя, сколько «нарубит бабла» к вечеру.
В голове круглого казаха теперь постоянно возникали и пытались складываться в сумму цифры заработанного. Подсчитывал: «Полторы штуки за первый день, за второй тысяча восемьсот и две тысячи триста за третий». Чувствовал, что вроде бы приличная сумма; шевелил губами, подсчитывая, - увы, сложить без записи никак не получалось.
До десяти – время общего чаепития – время пролетело незаметно. Алиган выпрямился, потянулся, разминая затекшие в неподвижности мышцы, оглянулся и отвесил до второго подбородка мягкую нижнюю челюсть. С губы отклеилась и упала неприкуренная сигарета.
Около большой гильотины стояли и разговаривали Петрович, по-обыкновению опустивший очки до кончика носа, и Оксана Викторовна. За шумом станков слов не было слышно, а вот жесты и лица собеседников мгновенно окатили душу и сердце Алигана жаркой волной ревности.
Петрович в своей поре: иронично улыбался и коротко что-то произносил, наклоняясь с высоты роста. Ксения Викторовна в ответ цвела, светилась удовольствием, подвигалась к мужчине и, как показалось Алигану, едва не выпрыгивала из одежды; с радостной улыбкой быстро-быстро что-то говорила.
Петрович снял и уронил перчатки на стол станка, не спеша двинулся в сторону бытовки, Ксения Викторовна, продолжая говорить и улыбаться, заторопилась, пошла рядом.
Алиган, свесив руки и плечи, долго смотрел вслед уходящим. Замедленно повернулся и включил станок, вставил заготовку, вновь принялся рубить косынки.