Эту историю мне рассказала моя бабушка, Людмила Александровна.
В тяжелейший для нашей страны момент, осенью 41 года, она с семьёй была отправлена в эвакуацию в город Куйбышев. Много чего там произошло. Людмила устроилась на работу в метрострой. Поговаривали тогда, что, на самом деле, строят бункер для Сталина. Известно, что Сталин так и не покинул Москву. «Метро» в Куйбышеве, а ныне Самаре, достроили уже через много лет.
Работая, Людмила Александровна ещё и сдавала кровь для раненых бойцов, стала почётным донором. Там же, в Куйбышеве, она потеряла свою младшую дочь Зорочку – она умерла после болезни.
Моя мама (старшая из дочерей - Рита) рассказывала мне, как они с сестрой Тамусей, в ожидании мамы с работы, жарили на машинном масле картофельные очистки. А было-то им: одной 6 лет, а другой 4 года...
Наверное, их жизнь в эвакуации была бы достойна отдельной повести. Да и о моей бабушке можно было бы написать книгу. Характером кремень, она, много пережившая за свою долгую жизнь, ни на что не жаловалась. Да и в сентиментальности её было не заподозрить. Бодрая, трудолюбивая, оптимистичная. А, рассказывая мне о приезде в Куйбышев, бабушка заплакала. Такой я увидела её тогда впервые. Это событие оставило незабываемый след в её памяти…
* * *
Троллейбус ехал медленно, переваливаясь на неровностях дороги. Казалось, ему было тяжело тащить людскую массу, забившуюся в него. Люди, в большинстве, молчали, некоторые изредка негромко переговаривались. В основном, ехали с работы: усталые, серые и неприветливые лица… Людмиле посчастливилось устроить своё семейство на сиденьях: они вошли на конечной остановке «Вокзал».
Когда поднялись по ступенькам в троллейбус, в душе Людмилы мелькнуло чувство успокоенности: ну вот и всё, позади больше месяца тяжелейшей дороги в теплушках, в отсутствие каких бы то ни было человеческих удобств, болезнь старшей дочки, от которой она ещё не оправилась, голод, холод, неизвестность… Но тут же закралась и тревога: а как нас тут встретят, как разместимся, как вообще мы здесь будем жить? Она посмотрела на своих детей: девочки шести и четырёх лет сидели по бокам от неё с закрытыми глазами и, привалившись к матери, дремали. Годовалая малышка была на руках у Людмилы и периодически крутилась, словно хотела вылезти из неудобного кокона одёжек, которыми обернула её от холода мать.
Как они выдержали эту дорогу в Куйбышев, - одному Богу известно. Может, не надо было уезжать? Но в Москве поздней осенью 41-го было не просто тревожно, - страшно. Немцы настолько близко, что кажется ещё рывок!... и всё… И всё закончится. Чем?! О зверствах фашистов знали. Знали, что не щадят семьи комиссаров, политруков. А она, как раз, жена политрука. В голове роились самые разные страшные мысли. А вдруг... (даже не хочется думать!) Москва не выстоит?! Что тогда?! Но командование позаботилось о семьях офицеров: был отдан приказ на эвакуацию семей комсостава. И тут уже не приходилось рассуждать. Собрали самое необходимое, и – в дорогу. На вокзале было людно, шумно, но паники не наблюдалось. Конечно, никаких «мягких», купейных вагонов, - общие, и тут уж кому как повезёт.
Раньше, до войны, поезда дальнего следования манили своей особой, железнодорожной, романтикой. Даже резкие «вагонные» запахи вписывались в общую картину, дополняя её, как обязательный элемент. Было здорово, выглянув из окна, видеть, как изогнувшийся на повороте состав демонстрирует всем зрителям дымящий паровоз. Мерное уютное постукивание колёс, дребезжащие стаканы с чаем в красивых металлических подстаканниках, неторопливая беседа соседей по купе, – всё это осталось в прошлой и, кажется, в совсем другой жизни. А может это было не с нами?.. А может то, что сейчас, происходит не с нами? Сон? Но это – страшный сон и очень хочется проснуться…
Дорога в Куйбышев оказалась очень долгой. Но дело даже не во времени. Маленькие дочери, самой старшей из которых было только шесть лет, а младшей – год, требовали кормёжки, ухода, что очень трудно осуществлять в дорожных условиях. А тут ещё старшая, Рита, подхватила малярию. Болезнь сама по себе тяжёлая и для взрослых, а тут ребёнок… То жар, то озноб, несколько раз казалось, что Людмила вот-вот потеряет дочурку. А на руках ещё четырёхлетняя Тамуся и годовалая Зорочка. Как не впасть в отчаяние? Но как-то сдюжила и довезла детей до города, где на ту пору уже жила сестра.
И вот они уже едут к сестре Тамаре. Там, правда, не хоромы. Маленькая квартирка, в которой уже три человека – Тамарина семья. Ну да не беда, как-нибудь устроимся. Это ведь не навсегда…
За последние сутки им как-то не удалось поесть. Девчонки, Рита и Тамуся, просто заснули голодные, не капризничали, а вот Зорочка… Она маленькая, а молока у Людмилы уже нет, и с её кормлением проблемы. Малышка начала плакать, сначала тихонько, а потом всё громче. Людмила пыталась её успокоить: и качала, и на ушко что-то шептала ей, но детский крик нарастал. Пассажиры троллейбуса начали роптать, а потом дама в пуховом платке громко и раздражённо сказала: «Ну что это за мать?! Своего орущего ребёнка не может успокоить!»
Людмила подняла голову и встретилась взглядом с возмущённой женщиной. К горлу подкатило всё отчаяние, копившееся за время тяжелейшей дороги.
– Да она голодная! - криком вырвалось у неё, и глаза налились слезами.
На несколько секунд в троллейбусе стало тихо. Потом кто-то негромко произнёс:
– Это эвакуированные, из Москвы.
Какая-то волна пошла по троллейбусу: люди передавали кто что мог: краюшку хлеба, кусочек сахара, у кого-то оказалась даже небольшая бутылочка с молоком! Людмила только успевала шёпотом, от захлестнувших её слёз, произносить: «Спасибо! Спасибо, родные!...»
Таких историй, наверное, десятки, сотни тысяч. Но, сколько бы их не было, все они – яркие свидетельства особенностей души нашего народа. Единство, взаимопомощь, терпение и стойкость позволили выдержать нашей стране все тяготы страшных испытаний, выпавших на долю наших соотечественников. А нам, их потомкам, нельзя забывать об этом…